10. «Три струны всего у балалайки…»
Три струны всего у балалайки,Но широк ее размах большой,Взмах руки, и пролетают чайкиС набежавшей песенной волной.
Парень укорачивает струны,Прижимает крепко их к ладам,И плывет напев простой и юныйПо окрестным паркам и садам.
Слушаю его — и молодею,Прохожу по саду налегке,Все-то, видно, знает и умеетПарень с балалайкою в руке.
Дай и мне к струне твоей певучейПрикоснуться медленно рукой,Может, прозвучит еще получшеПесенка, придуманная мной.
1949
11–12. ИЗ СТИХОВ О СТАРОЙ СИБИРИ
1. «Есть в лесу особый, пряный запах…»
Есть в лесу особый, пряный запах,А куда ни кинешь взгляд — снега.На сибирских, помнится, этапахТак же пахла зимняя тайга.
Одежонкой рваною согретый,На зимовье, где горит огонь,Гармонист кудрявый до рассветаТоропил задорную гармонь.
А в тайге унылый звон кандальныйСлышался вечернею поройНа тропе заброшенной и дальней,Уводящей в омут снеговой.
Там снега долины все устлали,Там раздолья бешеной пурги,Кедры придорожные рыдали,Издалека слышались шаги.
Голоса в тумане, и нагайкиНа ветру оледенелый свист, —Говорят жандармы без утайки,Как погиб от пули гармонист.
Лишь теперь, со временем, с годами,Понял я, как был тот путь тяжел…Каторжными долгими путямиТам буран кандальных в стужу вел…
<1957>
2. АГРАФЕНА ДОРМИДОНТОВНА
Огнями холмов называются звездыНа бегущей к морю сибирской реке.Там очень густой, удивительный воздухИ утки таятся в густом лозняке.
К вёдру комар толчется, вызванивая,Прямо на медведя летит, не таясь.Какого вы имени, какого звания,Чьи будете вы, комариный князь?
Проезжий лошадник на ярмарку мчится,Конь ступит в болото — и со страху храпит…Во дворах постоялых вовек не приснится,Чем славится город Ирбит.
А чем же он славен, скажи между нами?Так-то Ирбит не виден собой…Твоими глазами, твоими бровями,Аграфена Дормидонтовна, твоею красой…
Повадкой твоею, когда ты в пляскеПлывешь по земле — словно лебедь летит,—И люди завидуют, будто в сказке…Вот чем славен город Ирбит…
<1957>
13. НАДЕЖДА
Всё мне кажется, пишутся где-тоТе стихи, что мой внук затвердит,И в тетрадь молодого поэтаВеликанское утро глядит.
Начинает он дело большое,За которое браться — беда,Знать не будет он сердцем покоя,Не узнает вовек, никогда,
Что такое довольство собою.Днем и ночью мучительный труд.Он дорогой пройдет стиховою,Как по горным вершинам идут.
Альпинисту ведь все-таки легче:Взял вершину — садись, отдохни.А ему и укрыться-то нечем,Ведь на сердце не будет брони.
И придется седеть молодомуИ за жизнь кровью сердца платить,Потому что вовек по-другомуСтихотворцу не следует жить.
Тяжело? Мне еще тяжелее,Хоть я только прохожий, — не трусь,Приходи, приходи поскорее,Первым низко тебе поклонюсь.
Приходи, приходи поскорее,Приходи же в родительский дом,Что зовется отчизной… СтареютБез тебя мастера над стихом…
<1957>
14. ПЕСНЯ («Зима, и повсюду сугробы…»)
Зима, и повсюду сугробы,И всюду костры на пути,И надо помучиться, чтобыПо старому лесу пройти.
Всё кажется нынче легко мне,Хоть щеки мороз мне обжег, —Ведь снова я молодость вспомнил,Услышал ее говорок.
И вышел я в ночь снеговую,Надел нараспашку пальто,Я песню придумал такую,Какой не придумал никто.
Я всё ее нежу и холю,Держу под руками в тепле,Я дал ей и разум, и волю,И право бродить по земле.
Впервые она оглянулась,И нет, не печалит ееМоя бесприютная юность,Беспутное счастье мое.
Иду я в заветные дали,Где небо в вечерних кострах,И старость ее не печалитС лихой сединой на висках.
Ведь с песней заветной, покудаЖиву на земле снеговой,По свету скитаться я буду,Всегда она будет со мной.
<1957>
15. ЛЮБИМАЯ КНИГА
Как ржаную ковригу,В свои руки беруИ держу эту книгуНа холодном ветру.
Сладко бродит в ней солод,Теплый запах ржаной,Стих по-прежнему молод,Стих совсем молодой.
И звучит в нем дерзанье,Разговор озорной,В каждом слове — сказаньеО сторонке родной.
Жить тебе, жить не старясь,Каждой строчкой своей,Будешь вечно как парусНа просторах морей.
Подымать за собою,Как могучий прибой,Вечно звать к непокоюНа гряде огневой.
<1957>
16. БАГРИЦКИЙ
Тридцатилетье с той поры прошло,С тех дней тридцатилетье миновало,Взгляну назад — становится светло,И вижу всё — от земляного вала,
От нашей первой встречи до тогоПоследнего простуженного часа,Когда в снегах проезда твоегоСто конников тебе навстречу мчатся,
Чтоб выручить, чтоб вырвать, чтоб спасти,Чтоб гроба не было на колее знакомой…Но встретили нежданно на путиУсталого седого военкома,
И безнадежно он махнул рукой,И стало тихо в каменном проезде,Где слабый свет разорванных созвездийСтруился слабо теплою зимой.
Но не созвездья помню — тихий дом,Где пел ты, сидя на тахте широкой,И говорил мне иногда с трудомО зрелости, до боли одинокой…
А мальчики-поэты — те всегдаК тебе стучались с первыми стихами…И проходили дружные года,Перекликаясь на рассвете с нами.
Но бьют часы. Уходит человек.Другой глядит печальными глазамиИ маленьких двух рыбок прямо в снегРоняет вдруг дрожащими руками.
Они поэту не нужны теперь…Напоминает сердцу о печалиРаспахнутая настежь дверьВ ту комнату, где песни отзвучали.
1957
17. ПАМЯТИ ВЛАДИМИРА ЗАМЯТИНА
«Твой до земельки той», — мне написал, как брату.Промчалися года — и те сбылись слова,И тяжела недавняя утрата,И наша встреча в памяти жива.
Он был моложе, и по всем законамКазалось мне, что я скорей умру,И вот стою на кладбище зеленомВ ненастный вечер на сыром ветру.
И вспомнились все обещанья разом…Да, если друг не кончил песнь свою,Я за него допеть ее обязан…Что ж, если нужно — значит, допою.
И не моя, конечно, в том заслуга —Моих друзей, товарищей моих…Ведь если рядом теплый голос друга,Звучит душевней каждый новый стих.
<1955>
18. БЕЗЫМЯННАЯ СТРОКА
Примета времени живая —Та задушевная строка,Что и сейчас не остываетИ весь свой жар несет в века.
Каких страстей, каких предчувствий,Каких надежд она полна!Она с тобой в минуты грусти,Она и в бой вести должна.
Ее услышишь ты однаждыИ позабыть не сможешь ввек,Ее в пути повторит каждыйХороший сердцем человек.
Кто написал ее нежданно?Чья вывела ее рука?Не знаю… но и безымяннойТа задушевная строка
Живет в богатстве русской речи,В певучем слове, и всегдаТвой озаряет путь далече,Как путеводная звезда.
<1955>
19. «Я никогда не добивался славы…»
