окна. Он дышит спокойно, и в его носу встречаются волны запахов: трав против моли, дешевеньких духов, пыли, крахмала и очень трудный для точного определения запах живого человека, который остается после людей, даже когда те умрут.
Так он сидит где-то с четверть часа, и он уже уверен, то воркование полностью прекращается, когда он сюда приходит.
9. ТУНЧИ
Вилли Опитц с Раймундом стояли на дворике за домом, на них были резиновые сапоги, шляпы и непромокаемые пелерины. В руках у них были легкие ивовые корзинки. Войнич наткнулся на них случайно, сам он выбирался на одинокую прогулку. Из салона он взял палку, обильно покрытую значками окружающих убежищ; палка была закончена металлическим острием. Ему казалось, что если выйти через дворик, то никого не встретит, так что сейчас пытался скрыть разочарование и то, что ситуация застала его врасплох.
- Выглядит так, будто бы вы за грибами собрались, - сказал он и засмеялся, возможно несколько натянуто, что и сам понимал.
Те двое поглядели друг на друга, и их взгляд создал между ними некую тонкую договоренность, словно бы в один миг у них родилась замечательная идея..
- Потому что мы и идем за грибами, - одновременно произнесли они.
И как будто бы это предложение, произнесенное от всего сердца и спонтанно, должно было получить конкретные последствия в материальном мире, Вилли Опитц прибавил:
- А вы не хотите пойти с нами?
У Войнича не нашлось какой-либо причины отказаться. Свою прогулку во всех подробностях он не запланировал, принимая во внимание, что "всякое может случиться" – и как раз последнее и действовало. Так что он кивнул и присоединился к паре.
Прежде, чем зайти в лес, подкрепились несколькими глотками Schwärmerei, бутылку с которой Опитц неожиданно вытащил из-за пазухи, и тут же всех их охватило возбуждение, поскольку оказалось, что они стоят в самой средине пятна чудесных золотистых лисичек, расположившегося на окраине лесной глуши. Когда глаза Войнича привыкли к тонким различиям между листьями и грибами, его охватил такой экстаз, что он упал на колени и начал вытаскивать грибы из мягкого ковра мхов один за другим. Он был глубоко тронут их обилием, у него и вправду слезы стояли в глазах. Краем глаза он видел, что и оба его товарища ползают на коленях, походило на то, что обе корзинки вскоре заполнятся до краев. И всех грибов невозможно было собрать до конца. В конце концов, Опитц уселся на землю, потянул наливки из горла и подал бутылку товарищам.
- Будет прекрасный ужин, - сказал он. – Ни прибавить, ни убавить. Только сметаны нужно.
Опитц с Раймундом начали разговаривать на местном диалекте, а Войнич даже не пытался их понять. Он просто протягивал руки к наиболее замечательным экземплярам лисичек. Вскоре, чем выше они поднимались, и чем более густым становился лес, из лесной подстилки начали появляться чудные бархатные подберезовики, а когда они вошли дальше, в буковые заросли – белые грибы. Прекрасные экземпляры последних будили лишь умеренный восторг Опитца и Раймунда. Это Войнич ежеминутно подпрыгивал от возбуждения, издавал из себя высокий окрик, а потом вообще отошел в сторону, чтобы снять с себя майку и сделать из нее дополнительную сетку для добычи. Концом трости он поднимал листья, и до него дошло, что ищет здесь сморчки, грибы своего детства – тогда с отцом они целый день бродили по рощам в поисках тех прекрасных и таинственных плодов леса, вкус которых невозможно было ни с какими другими на свете. После того он всегда хотел идти чистить их с Глицерией, открывать их загрязненные сухими листьями, иголками и землей тела, заглядывать под их помятые шляпки, только отец был против этого. Они оставляли корзинку в кухне, и отец заставлял Мечислава переписывать целые страницы из "Трилогии", чтобы тренировать письмо. А грибами должна была заниматься Глицерия.
Войнич остался позади и уже издалека увидел склонившиеся фигуры обоих мужчин, которые собирали что-то на поляне, а не в лесу. От возбуждения они даже утихли.
- А это что за чудо? – спросил Мечислав, подойдя поближе.
Те не ответили. Мужчины осторожно хватали двумя пальцами маленькие грибочки на тоненьких ножках: совершенно невзрачные, неинтересные на вид. Войнич присел и присмотрелся к ним поближе – бедные маленькие существа с серенькой шляпкой.
- На наливку, - даже не глядя на Мечислава, сказал Опитц. –Schwärmerei.
Так вот как это выглядит, подумал Войнич и наклонился, чтобы присоединиться к этим двоим.
- И как это называется?
- По разному говорят, - ответил Опитц. –Spitzkegelige Kahlköpfe16, наши местные называют их сладкими колпачками.
Он улыбнулся и Войнич впервые увидел его зубы, крупные, отделенные один от другого.
Мечислав с удовольствием присоединился к этому сбору, и через минуту у каждого в корзинках было свободное место, заполненное этими хрупкими созданьицами на длинной и тонкой ножке: грибной бижутерии филигранной и чрезвычайно ценной, раз она служила для производства столь знаменитого напитка. Войнич уселся на мягком мху, не думая о штанах, о том, что замочит их или запачкает, и вновь присматривался с близкого расстояния к этим неприметным обитателям леса. По сравнению с толстыми, статными белыми или благородно вырезанными подберезовиками, их шляпка выглядела весьма бедненько, даже как-то трусливо. Хрупкий и бессильный грибок, казалось, что он трясется от самих людских шагов, неосторожный захват легко мог уничтожить нежную шапочку, да нет, скорее уж капюшончик или чепчик, которые надевают на головки новорожденным; даже свежайший грибок уже был поврежденным, шапочка чернела снизу, словно бы старость была приписана этому виду, словно специфическая черта.И все же, когда брал его двумя пальцами за ножку, в нем была неожиданная упругость, сопротивление материи, которая лишь на первый взгляд представляется в форме этого гриба деликатной и податливой на уничтожение – да, была в нем та сила слабого, столь распространенная в природе, закамуфлированная и обманывающая чувства. Если бы не она, мир состоял бы только лишь из сильных, красивых и совершенных экземпляров, из одних только благородных белых грибов.
Опитц своими не слишком ловкими пальцами хватал грибок ниже шляпки и осторожно вытаскивал его из земли, а потом укладывал в корзинку, будто нечто ценное. Войнич старался делать точно так же. Он допытывался, а на какое количество наливки хватит столько грибов, и как Schwärmerei, собственно, готовят, но Опитц был настолько поглощен тем, что делал, что отвечал ему крайне отрывочно, так что Мечислав ничего конкретного и не узнал.
Когда они уже выбрали все на той чудесной поляне, то вернулись в лес и направились домой – по крайней мере, так Войничу казалось, потому что он полностью утратил ориентацию. Они шли
