Ларчик в это время делал вид, что слушает рассказ Татьяны о сложности моей «будущей работы». Сам он не сводил напряженного взгляда с Варлаамова, который тусовался в гордом одиночестве с бокалом в руке, не сводя с меня глаз.
Подойти он, по-видимому, не решался из-за зверского взгляда моего «супруга».
В общем, все было обычно и скучно, и я даже начала сожалеть о том, что мы сюда пришли, – поскольку была вынуждена общаться с Никитичем, который, увы, не мог поведать мне ничего нового.
Наконец торжественная часть была закончена, и в руках у гостей появились бокалы с шампанским, а свет перестал быть ярким – в зале включили настенные бра.
Освещение придало комнате странный колорит. Повеяло средневековьем, и стало немного не по себе.
– А сейчас у нас по программе призраки, – услышала я за своей спиной зловещий шепоток, заставивший меня вздрогнуть.
Я обернулась.
Варлаамов стоял за моей спиной, насмешливо рассматривая всю компанию.
– Вам еще не скучно, Саша?
– А мне никогда не бывает скучно, – отпарировала я.
– Сашенька у меня умничка, – похвастался Андрей Никитич. – Она специалист по старофранцузскому языку.
– Бог мой, вот кошмар, – испуганно отпрянул от меня Варлаамов. – Это серьезно, Сашенька?
– Да, – кивнула я.
– Вы испортили мою жизнь, Саша, – вздохнул он. – Честное слово, умная женщина – это уже само по себе страшно. А если она к тому же красива?
– И что? – переспросила я. – Если она к тому же красива? Ну?
– Тогда это монстр, – сообщил он, разводя руками.
Я рассмеялась:
– Бог мой, кажется, мне встретился наконец-то нормальный человек, честно назвавший меня монстром.
– Я? Вы, между прочим, клевещете. Я не называл вас нехорошими словами!
– То есть я не красива и не умна? – продолжала забавляться я. – Еще лучше!
– Сашенька! Пожалейте меня, – взмолился он. – Я так долго выбирал момент, чтобы к вам приблизиться, а вы надо мной издеваетесь! Неужели здешние мегеры заразили вас своим сарказмом и желчью?
– И кого же вы имеете в виду? Татьяну Дмитриевну?
– Упаси бог! – вытаращился он. – Ни-ког-да я не посягну на местные святыни! Я не самоубийца!
Мы подошли поближе к бару. Тихая музыка создавала атмосферу расслабленности и неги. Я взяла протянутый мне бокал и пригубила вино.
– Так как у нас там со старофранцузским? – поинтересовался Варлаамов. – Доход-то приносит?
– Нет, – развела я руками. – Никакого дохода… Одни убытки.
– Честно говоря, я предполагал что-то в этом роде. Поэтому ваш братишка решил пристроить вас к своему бизнесу?
– Нет, – покачала я головой. – Не угадали.
– Но ведь я видел вас в салоне…
– А я там приводила себя в порядок к сегодняшнему вечеру, – сказала я. – Так что не обольщайтесь – я не всегда такая причесанная. Большую часть времени я не знаю, что мне делать с волосами.
– А может быть, с ними ничего не надо делать?
Он явно любовался мной, откровенно и ненахально в то же время.
– Может быть, ваши буйные кудри, привыкшие к свободе, составляют ваше истинное «я», а сейчас, заплетенные в эту косичку, они лишили вас шарма? Знаете, что является основой внешности наших топ-моделей?
– Красота…
– О нет!
Он рассмеялся:
– Никто из них, если хотите знать, не отличается красотой. В принципе они долговязые девочки, не сумевшие научиться баскетболу. А лица у них часто оставляют желать лучшего! Нет! Типажность – вот что является их силой! Вам типажность нужна? Вы хотите раствориться в толпе, стать такой же, как все, забыть про свое очень симпатичное и оригинальное, дерзкое личико, превратив его в скучное и правильное?
– Вы меня убедили, хотя я и так не собиралась к вам, – сказала я, улыбаясь. – Буду сохранять оригинальность.
Мы замолчали.
Впрочем, в комнате вообще было тихо. Только приглушенные голоса, будто свет бра, создающий в комнате полумрак, заставлял всех говорить тише.
Лишь обрывки разговоров долетали до меня, но я не могла различить лиц.
– Хотите кофе? – предложил Варлаамов. – Я принесу…
– Хочу, – кивнула я.
Он ушел.
Я осталась одна, прикрыв глаза, – полумрак начинал раздражать меня.
– …И вот ведь какая незадача – она падает! С этих своих огромных каблуков, представляете?
– …Не надо было ему этого делать. Как в «Уилте», помните?
Я резко обернулась, пытаясь определить, что это. Кто это? Откуда это?
Уилт. Шарп.
Может быть, я зацикливаюсь?
Голос, произнесший эту фразу, был бесполым – как любой шепот.
Кто дал двум геям клички Подл и Грязнер? Тот, кто читал Шарпа. Тот, кто отличался совсем не низким интеллектом и в то же время сочетал это с самой низкой подлостью…
Тот, кто не останавливался перед вырыванием страниц из книг для того, чтобы досадить Татьяне.
Я чувствовала, как напряглись мои руки, и в то же время голос внутри пытался остановить меня:
«Саша, почему ты все это связываешь воедино? А если это – простые совпадения?»
А если – нет?
– Сашенька, вы меня заждались? Ради бога, извините! Я мчался так быстро, как только мог, но здесь же повсюду агенты вражеской разведки!
Я подняла глаза. Прямо передо мной стоял с двумя изящными турецкими чашечками Варлаамов. И его глаза смеялись самым наглым образом.
На какое-то мгновение мне показалось, что он мне заговорщицки подмигнул – мол, я знаю, кто ты такая, девочка, можешь не делать свое личико глупеньким!
«Интересно, – подумала я. – А ведь, судя по его шуткам и склонности к иронии, он вполне может оказаться тем самым человеком, который любит Тома Шарпа».
И тем самым человеком, который из всего криминального чтива выберет умного, тонкого и ироничного Блейка…
* * *
Его глаза были прозрачными, как у ребенка.
– Кстати, там Пенс скоро сдастся под мощным напором наших «сексуальных меньшинств», – сообщил он, протягивая мне кофе. – Последнее, что я слышал, проходя мимо, это сакраментальное: «Уйди, противный!» Может быть, попытаемся спасти его, а? Жаль парня – не ровен час, склонят его к скользкой дорожке…
– Не склонят, – уверенно отозвалась я и поперхнулась.
– А вы хорошо его знаете, Сашенька? – деланно удивился Варлаамов.
– В общем-то, неплохо, – пришлось признаться мне.
– И откуда же?
– Серегу я знаю благодаря Тане, – соврала я, отводя взгляд в сторону. – А что?
– Так, ничего… Я его тоже хорошо знаю. Говорят, у него есть подружка, и эта подружка работает в сыскном бюро…
Он не отводил от моего лица глаз. Смотрел себе этак спокойненько, с легкой насмешкой.
«Ладно, милый. Не так-то просто тебе заставить меня расколоться, как тебе кажется. Умру – но не признаюсь…»
– Вы ее знаете, Сашенька?
– И откуда же у вас такие сведения о личной жизни Сережи? – поинтересовалась я. – Вы с ним так близки?
– А если не с ним?
Он наклонился к моему лицу и теперь смотрел прямо в мои глаза, та-аким взглядом, что у меня по коже поползли мурашки.
– И с кем же тогда? – выдохнула я, стараясь отодвинуться.
– А вот с этой самой подружкой, – почти прошептал гад Варлаамов.
– Но ведь она – Пенсова подружка, – слабо запротестовала я. – Как это у нее могут быть близкие отношения с вами?
– А я, предположим, пытаюсь ее увести, – сказал он.
Я отодвинулась еще дальше. Мне эти разговоры не нравились. На что он, черт бы его побрал, намекает?
– Вы думаете, это так просто?
– Нет, что вы, Сашенька! Я не сомневаюсь, что это совсем непросто. Но мне так хочется, а если мне чего-то хочется…
Его губы были уже в миллиметре от моих, и я испытывала почти невыносимое желание стукнуть его изо всех сил прямо по губам.
Но он вдруг сам резко отодвинулся и теперь сидел, явно забавляясь моим замешательством.
– Знаете, Сашенька, чего я никогда не мог принять?
Он сказал это грустно, смотря в тот угол, где виднелась стройная фигурка Татьяны, объясняющей что-то Ларчику, оживленно жестикулируя.
– Откуда я могу это знать? – проворчала я. – Я с вами только сегодня имела счастье познакомиться…
– Может быть, вы мне объясните, почему девушки, от которых я без ума, предпочитают совсем иных мужчин?
Сказав это, он встал и шутливо поклонился.
– Если вы немедленно не подойдете к вашему другу Сереже, он может поколотить несчастного Подла, поэтому я вас оставлю. Ненадолго, если позволите…
И после этих слов он быстро исчез, так быстро, что я даже не успела поинтересоваться, кто же был так остроумен, что дал этой «сладкой парочке» такие подходящие имена.
* * *
И после его ухода я почувствовала себя совсем плохо.
Как рыбка, выброшенная на пляжный берег. Вокруг ходят какие-то огромные люди в купальниках и трусах, а маленькая рыбка-Сашура валяется на песке, недоуменно разевая ротик, – и куда ж это меня занесло-то?
Вот так примерно я себя и чувствовала.
Кофе я допила, поставила чашечку на изящный столик и поднялась, чтобы пойти освобождать из объятий гея несчастного Пенса, как вдруг мое внимание привлекла фигура в самом углу, такая же одинокая, как и я. Человек стоял, явно стараясь остаться незаметным, сознательно уходя в тень, растворяясь в этой тени, пытаясь сохранить инкогнито.
