несколько десятков лет, а потом “ки
” растворяется. В Древней Индии некоторые верили, что человеческая жизнь – всего лишь окошко, на краткое время открытое для вечного космического света. А в Древней Греции мифологические силены[8]
озадачивали людей высказываниями типа того, что человеку лучше бы совсем не рождаться, а если уж родился, то лучше как можно скорее умереть. Все эти традиции прямо и непосредственно были связаны с нашей смертностью. Нам дается всего несколько десятков лет, и как бы сильно мы ни старались растянуть этот промежуток, срок жизни – всего лишь краткая вспышка в глазах божеств и вечного космоса. Но именно здесь и пребывает красота и сила жизни. Вся наша живучесть, наши верования, наша борьба и сопротивление, наше отчаяние – всё это наполнено великолепием именно из-за нашего быстрого увядания. Подумай об этом: человеческое существо вспыхивает, как разряд молнии, и не оставляет следа во мраке. Но во время этого краткого промежутка люди могут что-то кристаллизовать из своей простой души, нечто такое, что продлится еще долго после нашей смерти и достигнет вечности. Какая фантастическая судьба! Даже возможность принять всего несколько поз за время этой краткой вспышки – одно из самых восхитительных явлений во вселенной.
Вот почему мы должны творить. Философия каждого народа создается из нашего ощущения неизбежности смерти. Это наш ответ на вечный вопрос: “Почему?” Творя, мы высекаем следы души.
Поэтому, – говорил Ронен, обнимая худенькие плечи Люинь и устремляя взгляд во вселенную, – не горюй слишком сильно о гибели родителей. Они жили так ярко и оставили после себя так много прекрасных работ, пропитанных их душой. А еще они оставили здесь тебя. Они прожили самую лучшую жизнь из возможных, и ты должна этому радоваться».
Слезы текли по лицу Люинь. Ей было одиннадцать лет, когда Ронен говорил ей всё это, и все его слова упали в ее сердце, как зерна. Она была благодарна ему. Мужчина шестидесяти с лишним лет говорил с одиннадцатилетней девочкой с подлинным уважением и верил, что она его понимает. И она его поняла, хотя для этого ей понадобилось целых семь лет.
Он говорил с ней о жизни и смерти, а теперь умер. Его жизнь стала яркой вспышкой, озарившей сердце ребенка.
* * *
Три дня спустя Люинь явилась в обновленный Большой Театр для репетиции в сценическом костюме. Еще никогда она так не выкладывалась в танце, а теперь акт творения предстал перед ней в новом свете. Она боялась танца, она уставала от танца, она пыталась что-то понять через танец, но еще никогда она не относилась к танцу настолько серьезно. Это был ее танец, это была кристаллизация всех ее прогулок по широким проспектам и узким переулкам Земли, это было собирание цветов на двух планетах. Танец состоял из несложных позиций и непритязательных прыжков. В нем не было ничего архисложного или мастерского, но он отражал пять лет жизни Люинь.
Она падала и вставала, это происходило много раз. Она решила вынуть свою душу, словно воздушный шарик, взять в руки и бросить со сцены зрителям – так, чтобы ее душа заполнила всё пространство.
Она никогда никому не говорила, что именно из-за этого танца ушла из танцевального ансамбля на Земле. Там они вели беспечную жизнь почти без всяких ограничений. Помимо требуемых обязательных танцевальных занятий, наставники им не докучали. Группе тринадцати-четырнадцатилетних девушек была предоставлена возможность встречаться с кем угодно, продавать голографические видео с записью своих танцев, покупать новую одежду на вырученные деньги. По выходным они куда-то ходили или танцевали на изысканных банкетах, где получали аплодисменты и, опять же, деньги. Порой им поступали предложения сняться в массовке на съемках фильмов. Словом, это была жизнь, полная комфорта и радости, и Люинь могла провести в таком духе все пять лет своего пребывания на Земле.
Но у нее всё время было такое чувство, словно она что-то упускает. Поначалу она приписывала свое волнение и непокой привыканию к новому миру. Но однажды, летней ночью, на второй год жизни на Земле, Люинь поняла, что ее смятение вызвано теми словами, которые ей говорил дедушка Ронен. Они дали всходы в ее сердце, проникли в плоть и кровь. Поэтому она попрощалась с другими девушками, ушла из высотки в форме пирамиды и начала странствовать.
Она обнаружила, что способна сомневаться во всём, чему ее научил Марс, но не могла забыть о чувстве святости акта творения, посеянном глубоко в ее сердце ее родиной.
Сегодняшнюю репетицию должна была посетить делегация с Земли.
Большой Театр был одним из самых грандиозных зданий на Марсе. Внешне постройка напоминала цветок лотоса, вознесенный над поверхностью океанских волн. Волны образовывали просторный вестибюль, а цветок лотоса представлял собой главный концертный зал. Этот зал имел овальный купол, изогнутые стены, и был ярко освещен. В центре зала располагалась круглая сцена, а над ней висели прожектора в форме снежков. Места для зрителей окружали сцену концентрическими кольцами.
Когда Люинь пришла в театр, Руди проводил там экскурсию с делегатами с Земли. Он готовился к этому на протяжении нескольких последних дней. Сейчас он был в темном костюме с иголочки – такого покроя, что были хорошо заметны его широкие плечи и стройная талия. На лацкане были золотой строчкой вышиты имя и фамилия Руди.
Люинь и другие артисты остановились в стороне от делегатов. Джиэль вздернула подбородок и внимательно смотрела на Руди и землян.
Люинь улыбнулась. Она поняла, почему Джиэль выбрала этот день для репетиции в костюмах.
Руди объяснял землянам особенности конструкции Большого Театра.
– Главная проблема всех театров с круговым устройством зрительного зала – то, что артист может размещаться лицом только в одну сторону. Чаще всего применяют вращающуюся сцену, но мы пошли другим путем. У нас аудитория движется вокруг артистов.
Руди дал знак человеку в кабине управления, и места для зрителей начали движение. Концентрические кольца кресел сместились в одну сторону зала. Часть кресел поднялась вдоль изогнутых стен и в итоге заняла позицию сидений на трибуне стадиона. Самые дальние ряды повисли так высоко, что стали выглядеть как надувные барельефы. Некоторые земляне в изумлении вскрикнули. Люинь улыбнулась.
– С помощью мощных магнитных полей мы можем передвинуть сиденья в любую часть зала – даже на потолок. О безопасности беспокоиться не стоит. Во-первых, здесь, на Марсе, в качестве главного элемента городского строительства, в стены всех домов встроены мощные магнитные поля, и за десятки лет эта технология доказала свою безопасность. Во-вторых, даже если что-то выйдет из строя, и сиденья упадут, у нас имеется
