– Испытание, ниспосланное нам…
– Все говорят об испытании!
Охранник, решивший, что мужчина вот-вот взорвется и его поведение станет непредсказуемым, сделал неуверенный шаг вперед. Однако священник тоже не остался равнодушным, не сдержал эмоции:
– А как вы называете свою «балалайку»? Может быть, табуреткой? Или фильмоскопом? Или деревом? Если предмет или процесс имеет название, полностью отвечающее его сути, то все мы будем называть его одинаково! Да, колдуны Вуду заманивают души сатанинскими фокусами. Да, они паразитируют на имени Господа нашего! Да, это испытание, ниспосланное нам! Испытание! И мы сумеем его превозмочь!!
На некоторое время в храме повисла пауза. Почти минуту священник и мужчина смотрели друг на друга, после чего посетитель медленно поднялся на ноги и хрипло произнес:
– Вы хороший водитель автобуса, отец.
– Спасибо, сын мой, – вздохнул священник. – Идите с Богом.
– И вы умрете раньше, чем разочаруетесь в своем маршруте, – пообещал мужчина. – Клянусь, я этого не допущу.
Святой отец не понял смысла последней фразы. Не успел понять. Точнее, он и представить себе не мог, что она может иметь именно такое значение.
Святой отец ответил просто:
– Я никогда не разочаруюсь.
И услышал:
– Я знаю.
Первым выстрелом мужчина убил охранника. Одно неуловимое движение руки, приглушенный хлопок, и человек в униформе навзничь падает на каменный пол собора. Его нога еще дергается, а ствол пистолета уже упирается в голову священника.
– Не хотите что-нибудь сказать, святой отец?
– Вы обязательно раскаетесь в содеянном, сын мой, – очень спокойно произнес священник и перекрестился. – И я знаю, что раскаяние ваше будет искренним…
Его слова оборвал выстрел.
* * *
анклав: Франкфурт
территория: Palmenviertel
собор Святого Мботы
утро, паршивое настроение
Когда-то давно, на самой заре образования Анклавов, некоторые ученые поспешили объявить их уникальными полигонами, моделирующими социум будущего. Не политическое устройство, но общество. К чему приведет грандиозное смешение различных этнических и религиозных групп? К чему приведет отсутствие языкового барьера? Который исчез, благодаря вшитым в «балалайки» программам-переводчикам. Переплетутся ли этносы, между которыми рухнули все возможные границы? Сольются ли в нечто передовое, устремленное в будущее? Явится ли миру новый человек, порождение общества, лишенного диктата политиков? Каким он будет?
Волей-неволей зарождающиеся Анклавы стали грандиозным экспериментом. Ученые прогнозировали, писатели фантазировали, а люди просто жили. И предпочитали не смешиваться. Жить рядом, но не вместе. Хранить свою самобытность, ибо только она объединяла «лишившихся диктата политиков» людей.
«Не доверяй чужакам – обманут!»
А не объединяться не получалось: одиночкам в Анклавах приходилось туго.
Возможно, если бы СБА изначально контролировала жизнь простых обитателей новых образований так же внимательно, как сейчас, развитие пошло бы совсем по другому пути. Но образовавшие Анклавы корпорации только учились жить отдельно от государств, совершали ошибки и заботиться о населении стали лишь после целого ряда бунтов.
Они опоздали.
И «уникальные полигоны, моделирующие социум будущего» превратились в конгломераты этнических территорий, с двумя, максимум – тремя, «зонами смешения». Китайцы отдельно от арабов, индусы от негров. Иногда границы территорий определялись весьма условно. Иногда посреди улиц возводили обтянутые колючей проволокой стены.
И никто не мог сказать, появится ли когда-нибудь новый человек?
Да и нужен ли он кому-нибудь?
Palmenviertel, район Анклава Франкфурт, контролируемый вудуистами, располагался весьма удачно. С трех сторон «Дикие пальмы» подпирали корпоративные территории, а с четвертой – тихий Мадрас, индуистский район, в котором достаточно спокойно относились к Католическому Вуду. Благодаря этому Palmenviertel ни разу не переживал прелести уличных боев, а если у вудуистов и возникали проблемы с какой-нибудь этнической группой, то решались они на «смешанных» территориях. СБА в Palmenviertel вудуисты не допускали, поддерживали порядок своими силами, а потому чувствовали себя на территории действительно как дома.
– Ему некуда бежать, кроме Анклавов, – в очередной раз повторил Папа Джезе. – А значит, мы его найдем.
Они покинули Мюнхен на личном самолете архиепископа, решив не дожидаться, пока какая-нибудь шестерка поведает Европолу об их участии в ночной перестрелке у Изольды. Даже в отель заезжать не стали, велев двойникам срочно прибыть в аэропорт. А оказавшись в Анклаве, отправились в резиденцию Папы Джезе – в небольшой, с любовью выстроенный собор Святого Мботы.
– А если Дорадо в Рио? – парировала Каори. – Или в Кейптауне? Или сменил лицо? Или договорился с китайцами?
Настроение мамбо испортилось еще в Мюнхене, на заднем дворе Изольды. С тех пор потерявшая след Каори срывалась на всех подряд и никак не могла успокоиться, сосредоточиться и неспешно обдумать дальнейшие шаги. Даже информация от осведомителя, сообщившего, что Европол подозревает в причастности к ограблению дома Банума некоего Вима Дорадо, не заставила девушку прийти в себя. Слишком уж хорошую награду пообещал мамбо Ахо, и боязнь оступиться заставляла обычно хладнокровную Каори нервничать.
– Через час физиономия Дорадо будет в «балалайке» каждого нашего человека, – пообещал архиепископ. – Мы его отыщем.
– Он ведь тоже не дурак и все прекрасно понимает. Наверняка загримировался так, что родная мать не узнает! Он же dd! Привык прятаться! – Мамбо нервно хрустнула пальцами. – Я его убью!
Джезе вздохнул и про себя отпустил в адрес Ахо крепкое ругательство.
– Почему ты не хочешь позвонить Дорадо?
– Позже.
– Что изменится через час? Или через два?
– Я успокоюсь.
«Ну, наконец-то!»
Это был первый осмысленный шаг мамбо за последние несколько часов, и архиепископ не смог скрыть улыбку.
– Похоже, ты возвращаешься. – И увернулся от брошенной туфли. Рассмеялся. – Каори, любимая, мы добудем эту чертову книгу…
Но девушка не слушала, она размышляла вслух:
– Дорадо дал номер коммуникатора… Хочет получить наилучшее предложение?
– Устроит аукцион, – согласно кивнул Джезе. – Мы и арабы. Возможно, китайцы.
– Плохо.
– Почему? Нам ведь нужна книга, черт бы ее побрал!
– Если придется платить, Ахо не сможет ввести меня в Совет мамбо, – буркнула Каори. – Я должна совершить подвиг.
Архиепископ крякнул и еще раз обругал настоятеля храма Иисуса Лоа. В душе, разумеется, обругал, но очень и очень грязно.
– Я должна была проникнуть в дом Банума.
– Мы скажем, что ты это и сделала, – предложил Джезе. – Просто потом на нас напали и похитили книгу. Скажем, что я допустил оплошность.
– При чем здесь ты?
– Тебе подвиги, мне ошибки. Я могу себе это позволить.
А для чего еще нужны друзья? Архиепископ был готов на все, лишь бы его женщина с неземными сапфировыми глазами получила то, что хотела. Ни одна «куколка» не могла рассчитывать на подобное к себе отношение со стороны Джезе.
– А на аукционе я заплачу из неизвестных церкви источников: у меня полно скрытых фондов.
Но Каори не услышала архиепископа. Или не захотела услышать.
– Если нам придется платить, на мой якобы подвиг не обратят внимания. Всех интересует результат. А результата нет.
– Хорошо, – процедил Джезе. – Мы найдем Дорадо. Обещаю.
– Мне нужно что-нибудь из его личных вещей!
– Осведомитель сообщил, что их стерегут как зеницу ока.
– Никого нельзя купить?
– Мы пытаемся.
Каори вздохнула, нервно прошагала по комнате в одну сторону, затем в другую, вернулась к дивану, на котором полулежал архиепископ, и хмуро бросила:
– Я все равно его убью. Даже если мне придется гоняться за ним всю жизнь.
– Будут другие победы, – отозвался Папа Джезе. – Через год или два ты войдешь в Совет мамбо.
– Нет, – качнула головой девушка, – сейчас. Я уже привыкла к этой мысли.
* * *
анклав: Франкфурт
транспортный узел им. Конрада Аденауэра
если ты ищешь, значит, ты живешь
«Рыба ищет, где глубже, а человек – где лучше».
Подавляющее большинство людей предпочитают понимать эту поговорку по-своему, стараются избегать ненужных тягот и лишних хлопот. Они не ищут новое место, не порхают в поисках лучшей доли из Анклава в Анклав, из города в город, а обустраивают свой дом здесь и сейчас. Учатся, работают, ставят перед собой цели и добиваются их. Или не добиваются. Но стараются сформировать свой мирок так, чтобы даже в этом случае не терять привычного комфорта.
«Пусть я не стану верхолазом, зато на столе у меня будет еда, а дети смогут получить образование».
