— Мне очень жаль.
— Конечно. Тебе очень жаль. На черта мне твои извинения! Ты годами работаешь на эту проклятую службу разведки, а мне приходится туда посылать запрос на тебя, словно на какую-нибудь мелкую пешку! А теперь тебе очень жаль.
— Вы мне не говорили, что проверяете меня.
— Не надо со мной ловчить, Патрик.
Я прикрыл ладонью глаза. Да, я виноват, и в этом нет никаких сомнений. Он еще пару месяцев будет краснеть при мысли, что связался из-за меня с нашими кадровиками. Уж они-то дали волю своей мании величия.
— Мне очень жаль, — повторил я. — Ну что мне теперь сделать? Харакири тупой отверткой?
— Не мешало бы, — ответил Шлегель. Он действительно был взбешен.
Ферди пришел в комнату. Я знал, что полковник не будет кипеть при нем. Он действительно уже успокоился, но ему все равно понадобилось еще время, чтобы снова превратиться в нашего довольного и улыбающегося начальника.
— Всего две сумки? — спросил Ферди.
— О господи, не стоит суетиться, — сказал Шлегель, а Ферди сжался, как побитая собака, и бросил мне взгляд, говорящий, что от Шлегеля ничего другого и ожидать нечего.
— Пошли-пошли, — сказал Шлегель. Он подхватил свой багаж, включая снаряжение для гольфа и тенниса, и унес в столовую.
— А туда-то зачем, полковник? — спросил Макгрегор. Шлегель оглядел его с ног до головы.
— Все-то тебе надо знать, приятель. Как вот этим двум пронырливым англичанам. Туда — потому что вещи мне пока не нужны. Понятно?
— Ладно, пойду принесу что-нибудь выпить, — сказал Макгрегор.
— Можешь сделать мартини по-американски? — спросил Шлегель.
— Это можно, — ответил Макгрегор. Но Шлегель не собирался его так легко отпускать.
— Я имею ввиду фужер, охлажденный в холодильнике, с охлажденным джином и не более чем с семью процентами вермута.
— Это можно, — повторил Макгрегор и повернулся, чтобы идти.
— И все должно быть охлажденным, — добавил вдогонку Шлегель.
— Вы даже можете сами сесть в холодильник и пить там, если вам так нравится, — бросил Макгрегор.
— Послушай, — остановил его Шлегель, — налей, пожалуй, даже двойную порцию джина. Будет меньше шансов, что ты все испортишь вермутом.
Мы уже выпили по второму бокалу, когда Макгрегор вошел в комнату и рассмеялся:
— Я только что видел занятную картину. — Мы повернулись и уставились на него: Макгрегор не был человеком, который часто удивлял сюрпризами. От него уже никто этого и не ожидал.
— Катафалк! Причем он гнал, как сумасшедший.
— Катафалк? И куда же он поехал? — спросил Ферди.
— Куда он поехал? — повторил Макгрегор. — Ха! Я бы и сам не прочь узнать. Он ехал по дороге. А в том направлении ничего нет.
— Кроме базы подводных лодок, — сказал я.
— Ах да! Кроме базы подлодок. Ему еще ехать около двадцати километров, чтобы добраться до Глена или какой-нибудь деревеньки.
— Наверное, какие-нибудь ребята угнали, чтобы добраться домой, — предположил Шлегель, даже не отрывая взгляда от своего бокала.
— В это время суток? — усмехнулся Макгрегор. — Если только они возвращались из какого-нибудь местного ночного клуба?
— Что-то вроде этого, — сказал Шлегель, не обращая внимания на сарказм Макгрегора. — А что еще может быть?
— Погребение в море, — предположил я. Макгрегор взорвался таким смехом, будто я отпустил удачную шутку.
— А внутри было тело? — спросил педантичный Ферди.
— Да, внутри был гроб, — ответил Макгрегор.
Этим вечером мы ели в столовой. Мы сидели на стульях и смотрели на Макгрегора, стоящего около лакированного буфета. Мясо было отличным — настоящая мужская стряпня: большие куски говядины, окруженные бобами и целыми картофелинами. Макгрегор выставил свое самое лучшее пиво. Когда мы закончили ужин, с неба посыпались хлопья снега, а ветер стал задувать их в окно.
Глава 18
«История не доказывает неправильности военных игр, скорее игры таким образом подтверждают историю».
Примечания для участников военных игр. Центр стратегических исследований. Лондон.
Пожалуй, в военно-морских силах всего мира обычные подводные лодки называются лодками, а атомные подлодки — кораблями. И если понаблюдать за этими монстрами длиной более ста метров, снимающихся с якоря и уходящих в море, то можно понять почему. Метр за метром мы двигались через якорную стоянку, проходили мимо бледно-серых плавучих баз, окруженных узкими обычными подводными лодками. Мы проследовали мимо боновых противолодочных заграждений, сетей и барьеров против аквалангистов, радуясь скупым лучам яркого солнца, пробивавшегося сквозь густые тучи и напоминающего всем на борту: скоро наступит долгая полярная ночь.
Американская подводная лодка «Пол Ривер» была огромным кораблем по любым меркам. Здесь места хватило и для прачечных, и для кинозала, и библиотеки, и комфортабельной каюты для отдыха. Даже поверхностный осмотр корабля занял более часа. Не успели мы переодеться в форму цвета хаки американских ВМС, как Шлегель уже умчался исследовать каждую щель и каждый закоулок. Мы только слышали, как он спешил по отсекам, шутил направо-налево, совал во все свой нос, пожимал руки и везде представлялся:
— Чак Шлегель, полковник морской пехоты. Так что, приятель, не забывай, что в вашей трубе вместе с вами плывет морпех. Ха-ха!
У этих подводных лодок разведки не было обычного боекомплекта из 16 ракет. Вместо этого средняя часть лодки была битком забита оборудованием радиоэлектронной борьбы — РЭБ, радиосредствами и записывающей аппаратурой. Перехваченная информация записывалась, направлялась в отдел обработки информации, а потом заносилась в память компьютера. Затем мы могли использовать эту информацию, производя на планшетном столе последнюю «оценку сил и средств», что является предварительным этапом любой военной игры по любому смоделированному конфликту.
В углу каюты отдыха сидел корабельный врач, раскладывая карты для сложной партии в бридж, в который, как он утверждал, мог играть в одиночку.
— Как там наверху? — спросил он. Доктор был изнуренным человечком с лысой головой и набрякшими веками.
— Пока яркое солнце, но мы входим в зону морского тумана.
— Как насчет партии в бридж?
Я отрицательно замотал головой.
— Я обещал своей мамочке, — ответил я.
Огромная подводная лодка прокладывала свой путь через Зунд. Маяк на Сил-Бич просигналил нам, и морской туман опустился на подлодку, скрывая от нас северную оконечность Ардверна и узкий остров Лум, высунувший из воды свою черную голову, словно любопытный тюлень, шею которого окутали гирлянды белых волн. Погода ухудшилась, и в таких метеорологических условиях можно было продвигаться только с помощью радиолокатора. Командир корабля спустился с ходового мостика. Шлегель был вместе с ним. Когда он вошел в кают-компанию, его лицо было синим от холода, несмотря на то, что был одет в толстый анорак американских ВМС.
Он сбросил анорак.
— Да, ребята! — воскликнул он. Доктор взглянул на него поверх своих карт. Шлегель вырядился в летную униформу морской пехоты: короткие рукава, знаки различия, летные крылышки. Он горделиво выпрямился, как доска.
Я стоял около кофеварки и налил ему немного кофе.
— Бог ты мой, жуткая вещь! — воскликнул Шлегель. — Мы прошли так близко от этого чертового рифа, что я чуть было не схватил чайку на камне. — Он повернулся и посмотрел на Ферди, который уже задремал над книжкой «Братья Карамазовы», положив ногу на столик.
— Вы, ребята, даже не представляете, что там наверху происходит. У этого капитана подводная лодка — словно рыба в воде. — Он глотнул кофе и весь скривился от ожога.
— Будьте осторожны, — сказал Ферди, — кофе очень горячий.
— Вам бы тоже не мешало время от времени подниматься наверх, — буркнул Шлегель, вытирая рот платком.
— Нет уж, — ответил Ферди, — достаточно посмотреть на вас, полковник, чтобы увидеть, чего стоит такая вылазка.
Шлегель засунул свой анорак в шкафчик и налил себе воды со льдом.
— Что это командир говорил об апельсинах, Патрик?
— Мы взяли на борт пару коробок, полковник. В походе это первая вещь, они долго не портятся. Мы просто не хотели, чтобы все считали, что трое гостей объедают экипаж.
— Тогда я вхожу в долю, — сказал Шлегель.
— Ради бога, — ответил я. Я заметил, как начальник электромеханической службы прошел по коридору в сторону центрального поста.
Дважды взревел клаксон погружения.
— Держите крепче свою воду со льдом, полковник, — посоветовал я. Пол внезапно накренился.
— Боже правый! — воскликнул Шлегель. Угол наклона пола увеличивался, и корабль ринулся вперед, разрезая носом морские глубины, которые струились за бортом и все больше наваливались на подводную лодку своей массой. Шлегель чуть было не упал и стал хвататься руками за окантовку над головой. При этом он старался улыбаться, показывая, как это его забавляет. Корабль выровнялся, как только мы погрузились на 30 метров. За письменным столом в углу кают-компании сидел доктор и, раскинув руки над картами, не давал им падать на пол.
