– Дядя, дай закурить, – пропищали сбоку.
Я прищурился, солнце слепило глаза.
– Дядя, угости сигареткой!
Из яркого пятна света выступила щуплая фигурка то ли подростка, то ли взрослой девушки. Коротко стриженные волосы торчат дыбом, личико размалевано во все цвета радуги, в носу сережка, в ушах масса колечек.
– Курить вредно, – укоризненно покачал я головой.
– А сам-то чего делаешь? – ухмыльнулась девица.
– Мне можно, я уже взрослый.
– Сигаретку жаль?
– Нет, просто я забочусь о вашем здоровье.
– Оно мое, чего хочу, то с ним и делаю. Так дашь закурить или нудить будешь?
– В столь юном возрасте… – начал было я и осекся, потому что от группы маленьких детей, самозабвенно копавшихся в песочнице, отделился мальчик лет четырех, с криком: «Мама, Сашка меня опять бьет» – он подлетел к девушке и прижался к ее грязным джинсам.
– Пойди дай ему кулаком в нос, – посоветовала юная мамаша.
Я молча вынул пачку сигарет. Если эта Лолита имеет уже хорошо разговаривающего сына, мои нотации на тему о недопустимости курения звучат по-идиотски.
– Можно две? – спросила девушка.
– Берите.
От детей снова отделилась фигурка, на этот раз девочка.
– Ляля, – прохныкала она, – твой Мишка дерется.
– Врежь ему сама по шее.
– Не могу-у-у!
– Тогда он будет тебя лупить.
– Ну скажи ему-у-у!
– С какой стати? – меланхолично протянула Ляля. – Чего ты мне жалуешься? Разве я тебя бью?
– Нет, Мишка.
– Вот с ним и разбирайся.
– Ну, Ляля… он дерется…
– Отвали, а то хуже будет, – пригрозила Ляля.
Малышка, хныча, пошла назад к песочнице. Ляля навалилась на мою машину.
– Дети, блин, офигеешь с ними, – проговорила она, с наслаждением затягиваясь, – во, докука! Ни поспать, ни погулять, ни отдохнуть. А денег сколько уходит! Мишка прямо прет вверх! Только штаны купила – малы. Может, какие таблетки есть от роста?
– Зачем вы рожали? – не утерпел я. – Или не знали, что ребенка следует одевать и кормить?
– Так дура была, – осудила себя Ляля, – разве ж предполагала, что так получится? Целый год потом ревела. Все девчонки гулять, а я с Мишкой дома. Мать моя ни за что не захотела с ним сидеть. Бабушка, блин. Другим помогают, а мне хренашечки.
– Сколько лет вашей маме? – от скуки поинтересовался я.
– Тридцать восемь.
– Она еще очень молодая.
– Во, и вы туда же! Да я после тридцати застрелюсь, чтобы старухой не доживать!
– А ваш возраст каков?
– Двадцать мне.
– Малышу четыре?
– В мае исполнится.
Я вздохнул. Ну что тут сказать? В шестнадцать лет не стоит начинать процесс размножения.
– Вы не из наших, – констатировала Ляля, – ждете кого? Или квартиру снять хотите? Если Райка из тридцатой однушку сдать предложила, даже задаром не соглашайтесь, у нее там третий жилец помер, кто ни въедет – вмиг убираются, плохая квартирка.
– Спасибо за предупреждение, но я жду Вету.
Ляля оторвалась от крыла машины.
– Кого?
– Одну свою знакомую, Вету, она вон в том подъезде живет, на третьем этаже.
– Охренеть, – взвизгнула Ляля, – долго прождете.
– Она поздно возвращается?
– Ветка померла.
Несмотря на ужасающую жару, меня пробрал озноб.
– Вета скончалась?
– Точняк.
– Давно?
– Ну… не помню.
– А ребенок?
– Какой?
– Ветин.
– Не было у нее никаких детей, – покачала головой Ляля.
– Что же с ней случилось? – растерянно спросил я.
Ляля пожала плечами:
– Мне неинтересно. Видела, гроб сюда привезли, вроде как попрощаться с домом. Ветка в больнице померла.
– В какой?
– Да откуда мне знать! У Риммы спросите, она с Ветой дружила. Эй, Римка!
Сидевшая на скамейке в компании парней девица недовольно крикнула:
– Че надо?
– Поди сюда!
– За фигом?
– Тут про Ветку интересуются.
Лениво шаркая кроссовками, Римма доплелась до нас, окинула меня оценивающим взглядом и поморщилась.
– Ну че?
– Вы дружили с Ветой?
– Ну.
– Она умерла?
– Ну.
– Не знаете, по какой причине?
Римма не ответила, ее хитрые, сильно накрашенные глазки заморгали, частокол слипшихся ресниц задвигался, носик, покрытый темным тональным кремом, сморщился, ярко-красные губы надулись.
– Ляля, – завизжало сразу несколько голосов из песочницы, – а-а-а… Ляля!
– Блин, – молодая мамаша выплюнула окурок прямо на землю, – чтоб вас разорвало, приподняло и об стенку шмякнуло. Ща дождетесь…
Продолжая браниться, Ляля пошла к ревущим малышам.
Римма вдруг гадко усмехнулась:
– Значит, тебе интересно, что с Веткой стало? Явился, пидор, посмотреть? Че, совесть замучила или про ребенка подумал? Поздно спохватился, все убрались.
Глава 23
– Вы меня с кем-то перепутали, – твердо ответил я, – думаю, с Павлом, скорей всего.
Римма снова заморгала:
– Хочешь сказать, что ты не он?
– Нет, конечно, вот мое удостоверение, кстати, в нем вовсе неплохая фотография.
Девушка сосредоточенно изучила документ.
– Что вы от меня хотите? – совершенно другим тоном спросила она.
– Вы дружили с Ветой?
– Сильно сказано. Скорее мы просто общались, в соседних квартирах жили.
– Отчего она скончалась?
– Аборт решила сделать, ей отказали в больнице, срок уже большой был, – мрачно сказала Римма, – пришла ко мне, плакать стала, ну я ее к Насте и отправила. Настя многим помогает в такой ситуации, уколы какие-то делает, ну и выкидыш получается. Но у Ветки оказалась аллергия на препарат. Кто ж знал? Там вся клиника на уши встала, однако ее не спасли.
– Клиника? Вы же только что сказали, будто ее выгнали, не стали аборт делать.
– Это официально, – кивнула Римма, – только со мной в медучилище, в одной группе Настя Лаптева училась. Она теперь в центре «Восход» работает. Настька уколы ставит, и проблемы нет. Всем помогало, наши к ней по многу раз ходили, а Ветке не повезло. Настька испугалась, врачей кликнула, да все равно кирдык вышел.
– Настя до сих пор работает?
– Нет, – помотала головой Римма, – Настьку уволили. Я с ней не дружу, так только, здороваюсь.
– И не осудили? – недоумевал я.
Римма хмыкнула:
– Вроде нет.
– Скажите, Римма, а что вам Вета рассказывала о Павле? – поинтересовался я.
– Ну… говорила, что скоро выйдет замуж. Хвасталась очень, богатый мужик попался, кучу всего имеет: и машину, и квартиру, и дачу. Ветка-то нищая была, у нее мать вечно пьяная, отца нет, голодная ходила, оборванная…
– Зачем ты врешь, – раздался чей-то голос.
Я вышел из машины и обнаружил около багажника невысокого кряжистого парнишку в сильно потертых джинсах.
– Че вру? – вскинулась Римма.
– Все брешешь, – ринулся в атаку парень, – Ветка вовсе не такая была.
– Дурак ты, Юрка, – с жалостью проговорила Римма, – за нос тебя водили, фигу показывали…
– Вета никогда не ходила голодная, она в кафе работала, – гнул свою линию юноша, – их там кормили.
– Так не в смысле еды, – уточнила Римма, – а так, по жизни, скажешь, у нее мать не квасила?
– Вета тут ни при чем, – напрягся Юра, – дочь за родителей не ответчица.
– Ты по ней просто сох, – подвела черту Римма, – вечно следом таскался, сумочку носил. Только Ветке на тебя плевать было, она только потешалась да хихикала. Замуж за богатого хотела. За этого Павла, хоть он и старый козел. Ветка под себя лапой гребла. За фигом ты ей, с дырками в кармане, сдался?
Юра сжал кулаки и кинулся на Римму. Противная девица, только что специально доводившая парня до взрыва, взвизгнула и ринулась было прочь, но юноша оказался проворнее ее. Он ухватил Римму за футболку, заломил ей руки назад и начал тыкать лицом в капот моих «Жигулей», приговаривая:
– Ну и… ты…, ну и…!
Я попытался пресечь расправу:
– Немедленно остановитесь!
– Не мешай, – пропыхтел Юра, – сейчас урою падлу!
– С дамами нельзя так обращаться.
На секунду Юра замер, потом с еще большим остервенением начал колотить девушку головой о капот. Изо рта молодого человека полилась речь, в которой не было ни одного цензурного слова.
– Ты помнешь машину, и придется оплачивать ремонт, – выдвинул я более понятный этому джентльмену аргумент.
Юра замер, Римма ловко вывернулась из его рук и, отбежав подальше, завопила:
– Кретин! Идиот! И чего выслеживал! Она тебе даже палец не протянула, а со стариком трахалась, трахалась, трахалась, вся истаскалась! Э-э-э…
Высунув язык, Римма принялась подпрыгивать и кривляться. Юра, снова сжав кулаки, шагнул было вперед, но я быстро схватил его за плечи.
– Стой, не связывайся с Риммой, она специально тебя на драку вызывает.
Парень покорно кивнул:
– Да, верно, обидно ей.
– Почему?
– Римка глазки мне давно строит, в кино зовет, только не нравится она мне, грубая очень и со всем двором перепихнуться успела. А я брезгливый, мне сорок пятым быть совсем неохота. Остальные посмеиваются, говорят: чего не взять, если само в руки плывет, но меня от таких, как Римка, блевать тянет.
