Рядом разговаривали две барышни… Оказывается, каждая посетительница должна принести с собой салфетку и два презерватива. «Неужели за 50 гривен они не могут купить необходимые материалы?» – возмущалась одна из девушек.
Не дождавшись заведующего, Олег, злой как черт, поехал в новый тещин приют. А когда зашел в отделение, стал как вкопанный. В просторном холле на мягких кожаных диванах сидели больные и тихо разговаривали с посетителями. На стенах были развешены разноцветные пейзажи и разрисованные тарелки. В одном углу притаился современный телевизор, а в другом – большой аквариум с рыбками. На полу и на подоконнике выстроились шикарные, развесистые ухоженные цветы в горшках. Симпатичная медсестра любезно вызвала больную Кулакову…
Теща не знала, как и благодарить зятя за то, что перевел ее сюда. Олег хотел возразить, что и кончиком пальца для этого не пошевелил, но старушка его не слушала… Она рассказывала, какие здесь замечательные врачи, как тут уютно и даже не верится, что это обычная городская больница. Ее положили в двухместную палату, персонал – такой вежливый, такой заботливый… Пыталась дать сестричкам и санитаркам деньги в благодарность за их нелегкий труд, так те, кто берет – благодарят, а большинство и отказывается. За операцию деньги не требуют, но она просит обязательно заплатить хирургу Карпенко 1000 гривен. Потому что здесь с каждого и не возьмут… Вчера бабка из соседней палаты норовила сунуть сто гривен, так хирург и не взяла. Засмеялась и сказала: «Идите себе, бабушка, и не выдумывайте. У нас лечат бесплатно». В глаза говорят, что все здесь сделано за счет больных. Так не жалко и заплатить, если видишь, что это все – в дело. А еды много не приноси… Кормят три раза в день и довольно пристойно: супчик гаряченький с морковкой и укропчиком, каши-размазни, чай с хлебцем дают. А еще нужно 1000 гривен на лекарство по списку, утвержденному заведующей отделением. Лекарство приносят в полиэтиленовом пакете вместе с чеком.
Олег дал на аптеку 1000 гривен, а хирургу решил заплатить после операции. «Еще неизвестно, как оно будет…».
Когда теща немного оклыгала, снова встал вопрос о “подяке” хирургу. Платить тысячу гривен казалось сверх меры, а 500 – в самый раз. Спустя некоторое время подумал, что может вообще ничего не платить, потому как операция уже прошла и довольно успешно. Но теща замучила своему хныканьем: «Ты уже заплатил?». Поэтому накануне выписки он громко и нетерпеливо постучал к хирургу Карпенко.
…В небольшой полутемной комнатушке, захламленной каким-то плакатами и приборами сидел, упершись локтями в стол, светловолосый худой мужчина лет сорока. В руках он держал зажженную папиросу…. Спокойными и утомленными глазами врач посмотрел на посетителя и молча кивнул головой в сторону дивана. В один миг Олег почувствовал себя ничтожеством… Присев одной точкой на диван, он шепотом спросил, какие перспективы у прооперированной Кулаковой. Карпенко глубоко затянулся и сдержанно ответил, что все будет хорошо, надо только немного подлечиться. Тогда он вытянул из кармана 500 гривен и осторожно положил их на край стола: «За операцию…». Однако хирург даже не взглянул на купюры… Он снова глубоко затянулся и бросил: «Благодарю». К выходу Олег пятился задом и на цыпочках… Уже в дверях увидел боковым зрением, что Карпенко продолжает сидеть с сигаретой в руке… К деньгам он так и не притронулся…
Теще сказал, что все в порядке, а на вопрос «сколько дал» соврал, что 1000 гривен. При этом чувствовал себя отвратительно… В лифте из разговоров медицинского персонала он узнал, что заведующая отделением уехала на конференцию, поэтому у Карпенко сегодня три операции. Олег представил, как этот хирург будет резать живое тело, будет ковыряться в чьих-то кишках, крови и грязи, спасать чужие жизни и так каждый день… каждый день… И все это – за мизерную зарплату в ожидании подачек от нищего населения. А вот он сам… Ничьи жизни не спасает, ходит в чистом, а когда однажды читал три лекции подряд, так больше ни на что не был способен…
Уже на улице опомнился, что анестезиологу он вообще ничего не заплатил… Так тот и не требовал!
4
Андрей глядел на вскрытое тело такими глазами, как будто впервые бы его видел. Но теперь он на все смотрел иначе. Организм человека знал почти наизусть… Знал каждую жилу и каждую прожилку… В то же время не понимал в нем решительно ничего. Нужно посмотреть на все под другим углом зрения. Но под каким? Клиническое мышление заключается в том, чтобы предусмотреть, как поведет себя именно этот организм. Именно этот и никакой другой… Организм сопротивляется болезням… Ему нужно лишь помочь. И, не дай Бог, не препятствовать, если тому и самому хватает сил на борьбу. Хотя и здесь его одолевали сомнения… Технический прогресс и развитие медицины снизили сопротивляемость человеческих тел. Зачем клеткам бороться, если в генах сидит тупая уверенность, что на большинство болезней есть таблетка, а на крайняк придет на помощь хирург? От всех этих мыслей голова шла кругом… А может отморозиться? Как говорил великий хирург Амбруаз Пари? «Я их оперировал, а Бог пусть их вылечит». Хорошую отмазку придумал средневековый оператор, но в наше время – не актуальную.
В больнице он теперь просто жил… На выходные в город почти не ездил, мама сама его посещала, каждый ахая раз, как похудел ее сыночек. Но Андрею было не до усиленного питания…
Его отношения с пациентами изменились кардинально… Теперь ему было безразлично, ругают его или хвалят. Он все перечитал о знаменитых хирургах мира. Вот взять Вишневского… Думал только о том, как помочь человеку и облегчить его страдания. Отсюда имеет три достижения – местную анестезию, мазь и новокаиновую блокаду. А как он переживал свои неудачи? Как-то после операции умерло три пациента. Вишневский потерял душевный покой, а тут как на беду привезли знакомую с непроходимостью желчного протока. Выдающийся хирург сделал сложную операцию, но женщину убило посленаркозное осложнение. И тогда Вишневский разработал местную анестезию методом тугого ползучего инфильтрата.
А что сегодня с обезболиванием? Общую анестезию применяют при простейших операциях… Аргумент – теперь другие времена, и современные препараты позволяют не травмировать психику. А сколько его друзей и приятельниц нахваливались тем, что вырывали зуб или делали аборт в бессознательном состоянии! А потом – тяжелый выход после калипсола, который еще называют «опытом смерти». Деперсонализация, вопрос типа «кто я?», потеря памяти, истерики, утверждение, что разговаривал с Всевышним… Можно, конечно, пошутить, как их анестезиолог: „Надо же когда-то и с Богом поразговаривать”… Но разве можно этим злоупотреблять? Вишневского ругали за то, что он насаждает местную анестезию даже при операциях на сердце, а теперь одно медицинское светило выразилось следующим образом: «Мне легче делать простейшую операцию под общей анестезией. Тогда пациент не мешает и не слышит то, что ему не следует слышать».
Андрей вспомнил, как в интернатуре в дверях гинекологического отделения он столкнулся с девушкой, которой два часа назад сделали аборт под калипсолом. Девушка нетвердо стояла на ногах, пошатываясь… Неловкими движениями она ковырялась в своей сумочке, а над ней нависал анестезиолог: «Еще восемьдесят гривен». Наконец девушка вытянула фиолетовую бумажку. «Я сказал – восемьдесят!» – крикнул анестезиолог и выхватил из ее рук кошелек. В шоке от увиденного Андрей выскочил в коридор… А когда шел мимо операционной услышал претензии медсестры: «Я уколы делала! Так хоть бы десятку дал!».
А мазь Вишневского? Когда-то была панацеей, а в наши дни не применяется совсем. Почему? Одни обвиняют Вишневского в насаждении своей мази, которая не всегда исцеляет; вторые утверждают, что сейчас есть новые препараты (так и хочется добавить – более дорогостоящие). Третьи твердят, что сегодняшняя мазь не содержит важного компонента – персикового масла…
А квартирная хозяйка Войно-Ясенецкого? Землей раны лечила! Войно-Ясенецкий был свидетелем, как к ней пришла больная с большой флегмоной голени. Хирург выявил на болезненном участке флюктуацию – движение жидкости в глубине ткани. Вот описание этого случая: «Гной заполнил уже изрядное пространство. Такую больную следовало бы немедленно оперировать. Широко вскрыть гнойный очаг, промыть рану дезинфицирующим раствором, плотно забинтовать. Сколько раз Войно делал такие операции? Пятьсот? Тысячу? Он и сейчас, не размышляя долго, положил бы больную на операционный стол. Но где же она, эта операционная? Оставалось одно: смотреть, как Вера Михайловна своими маленькими ловкими ручками смешивает стерильную землю со свежей сметаной, добавляет мед, посыпает всю эту болтушку какими-то травками. Перевязав пациентку, Вальнева оставляет ее на полчаса посидеть, не надевая валенок. Через полчаса – первое чудо: нога не болит. Женщина без труда надевает валенок и уходит, почти не хромая. Повязка Вальневой снимает боль там, где ее не могли бы снять никакие ухищрения терапевта. Через несколько дней – новое чудо: больная чувствует себя значительно лучше. Воспаление ослабело, болей почти нет, флюктуации в глубине ткани нет: гной исчез. Еще две-три перевязки – и пациентка здорова. Без операции!». И ключевые слова здесь – «без операции»! Вишневского тоже обвиняли в том, что в конце жизни он почти не оперировал, а только мази свои прикладывал да новокаин колол…
