…Как-то в пятницу завернул к Смидовичу. Тот сидел в своем любимом зеленом кресле и, подремывая, слушал радио.
– Оказывается все так просто? – растормошил его Андрей. – А почему сегодня никого не вылечишь мазью Вишневского? Или этой чертовой земляной мазью?
– Какие там мази? Много фармацевтические фирмы заработают на мазях? Сейчас – эпоха антибиотиков, но и она на стадии заката. Заметь другое: наизнаменитейшие доктора были наполовину святыми и имели свою собственную методику. Доверие больных к таким врачам была настолько сильной, что успех лечения основывался только на имени целителя. И квартирная хозяйка Войно-Ясенецкого – из этой категории. А умирает врач – и вместе с ним умирает его метода. Помнишь «Обедню безбожника» Бальзака? И Смидович достал из ящика стола маленькую книжку – «В свои студенческие годы он работал под руководством прославленного Деплена, одного из величайших французских хирургов, блеснувшего в науке, как метеор. Даже враги Деплена признавали, что он унес с собой в могилу свой метод, который невозможно было передать кому-либо другому. Как у всех гениальных людей, у него не оказалось наследников: он все принес и все унес с собой. Слава хирургов напоминает славу актеров: они существуют, лишь пока живут, а после смерти талант их трудно оценить. Актеры и хирурги, а также, впрочем, великие певцы и музыканты-виртуозы, удесятеряющие своим исполнением силу музыки, все они герои одного мгновения». Вот так, друг мой… Когда тебе поверят, ты будешь исцелять своим именем, даже если твоя метода будет заключаться в посыпании живота речным песком. И тогда без любой операции у больных что надо затянется, а что надо – рассосется… А после тебя твои ученики и последователи будут тщетно сыпать живот таким самым песком. И тогда тебя окрестят шарлатаном. Очень распространенная практика… – От ваших мыслей молоко киснет. Вы рассуждаете, как в каменном веке! Посмотрите на западные страны! Там спасают людей при помощи современного оборудования, и никто там не смотрит на врачей как на сверхъестественных спасателей! Западная медицина находится на высоком технологическом уровне, а у нас врач должен быть святым… Не чушь ли вы порете, пан Виктор, при всем моем к вам уважении? – Как там на западе – не знаю. Я там не был… Но я знаю, как тут… А здесь у тебя один путь – выработка своего собственного метода, основанного на наблюдениях, опыте и интуиции. Думай, анализируй и придумай лекарство Шевчука или метод Шевчука от всех болезней. А мазь это будет, или болтушка, или песок, или еще какая хрень – не имеет значения. Главное, чтобы оно лечило все болезни. Включая фурункулез… Та квартирная хозяйка Войно-Ясенецого своей земляной мазью вылечила бы фурункулез за две секунды! А наши высокомудрые доктора спотыкаются об него. Одни кричат – только вскрывать, другие – надо нервы лечить, третьи – это от сладкого, а четвертые – давай аутогемотерапию. Кстати, что ты на выходных делаешь? Мне тут надо дерево выкорчевать.
– Завтра утром еду в город. Однокурсница пригласила на день рождения… Отказать неудобно, да и по друзьям соскучился… А то я здесь совсем в пустынника превратился. На следующей неделе выкорчуем ваше дерево. Хотя….
И он посмотрел на свои руки.
– Извини, забыл… Хорошо… Езжай, оттянись немного. А я кого-то другого позову
… Наталья жила в кирпичной многоэтажке исторического центра города. Так и высилось это здание «як двері серед степу» посреди домиков XIX столетия с их неуместными ажурными балкончиками. Насилу удерживая охапку красных роз, Андрей нажал на кнопку звонка. Двери ему открыла собака. Одному аллаху было известно, откуда она взялась. Огромный рыжий сенбернар некоторое время с любопытством смотрел прямо в глаза и флегматично помахивал хвостом. А потом спокойно поставил лапы ему на плечи, и так они вдвоем и зашли в прихожую. Андрей боялся пошевелиться… Ощущая тяжелое дыхание своего поводыря, он краем глаза рассматривал влажный обложенный собачачий язык, висевший рядом с его ухом. Наконец, появилась Наталья, сняла лапы с его плеч и успокоила, что собацюра – аккуратист, а таким образом он просто здоровается с гостями.
На случай дня рождения Наталья кое-что изменила в своем гардеробе и к своим кислотным джинсам прибавила белый хлопчатобумажный свитер.
– Откуда он взялся?
– Соседи поехали в отпуск и попросили, чтобы у нас пожил, – ответила Наталья и втолкнула его в гостиную.
Там он понял, что попался. Никакой обещанной молодежной вечеринки и духу не было. Праздник отмечали в узком семейном кругу, а значит, его рассматривали в качестве будущего члена фамилии. Наталья заметила его смущение и успокоила тем, что они только немного здесь посидят, а потом пойдут в ресторан, где в пять вечера соберутся бывшие однокурсники.
Отец Натальи сидел на почетном месте, как и подобает главе семьи. Отсутствие какой-либо шляхетности в его лице объяснялось глубокими пролетарскими корнями. Андрей знал, что дедушка Натальи (отец профессора) слесарничал на заводе, расположенном в небольшом городке в 100 километрах от областного центра. Собственно, папа выглядел соответственно: худощавый, плешивый, с ничем не примечательными чертами лица. Глазу не на чем зацепиться… Все – правильное и мелкое. Мать Натальи работала библиотекарем в той же медицинской академии. Скромная, худенькая и тихая, она никогда не выпячивала себя на первые роли.
Мебель в профессорской квартире была, по-видимому, приобретена еще на новоселье. В гостиной стояли стол (сейчас заставленный разнообразной едой), стенка и зеленый диван, подобранный под цвет салатных кое-где замасленных обоев. На стене висел большой цветной ковер. Евроремонтом здесь и не пахло. Мнимая скромность интерьера демонстрировала, что здесь живет небогатый преподаватель вуза, едва на одну зарплату сводящий концы с концами. Впрочем, Андрей знал, что папа-профессор лично себе ни в чем не отказывает. Год назад он приобрел новую Мазду, а телефоны менял минимум два раза в год, отдавая преимущество самым последним моделям со всеми наворотами. В прошлом году профессорская пара провела отпуск в Черногории. Поговаривали, что деньги отец зарабатывает косвенно, какими-то закрученными путями – чуть ли не преподаватели отстегивали долю за экзамены. Но основной папин гешефт был, как будто, связан с диссертациями и научными степенями.
Наталья передала матери охапку роз и представила присутствующим гостя. Папу-маму, брата Стаса (того самого из частной клиники) с женой и подругу Светлану он знал лично.
Барчуковитый Стас презентовал собой второе поколение интеллигенции в этой семье. От отца он унаследовал только раннюю лысину и простоватые (но более крупные) черты лица. Выглядел этот тридцатилетний парень лет на сорок. Жена его, наоборот, была худосочной и ужасно костлявой. «Цвыгалка», – называл ее Андрей за глаза. Профессорская невестка постоянно совалась на стуле, на месте ей не сиделось. Ее пятилетний сын Егорка, на которого возлагалось замять пролетарские корни на нет, был таким же вертлявым озорником.
Рядом с отцом сидела женщина, которую представили, как сестру матери. Лицо ее мужа, Семена Львовича, показалось немного знакомым. Минут пять Андрей вглядывался в умные выпуклые глаза и седые виски и наконец, вспомнил, что видел его в онкологической больнице – Семен Львович был там ведущим хирургом. Подруга Светлана сидела возле своего мужа – стриженого парня в очках с тонкой золотистой оправой по имени Денис. Он был поглощен тем, что без конца засовывал колбасу в рот собаки. Иногда сенбернар и ему ставил лапы то на плечи, то на колени, но Денис спокойно их убирал и снова совал в слюнявый рот очередной шмат ветчины.
По правую сторону от отца сидел еще один незнакомец – толстый и кудрявый мужик. Того отрекомендовали как крестного, приехавшего из папиного родного города.
Постепенно Андрей пришел в себя от сенбернара с семейным обедом и настроился на естественное, но независимое поведение. По заинтересованным глазам присутствующих он понимал, что на него смотрели почти, как на жениха.
Пока он со всеми приветствовался, мать именинницы искала свободную вазу для цветов. Невестка хмыкнула и предложила взять вазу у соседей, на что свекровь резонно возразила, что тогда придется их приглашать, а места нет. Обессиленная поисками мать пошла в кладовку и через время возвратилась со старой склеенной вазой. Невестка снова фыркнула и осведомилась, зачем клеили надбитое. Но тихоня-мать ее не слушала… Она расправила примятые сенбернаром розы и напомнила, что в музеях почти все вазы склеенные. Потом протянула через стол цветы дочке, чтобы та поставила их на сервант.
Андрею налили штрафную… Он пожелал имениннице тривиальные счастье и здоровье, пригубил вина и начал жевать голубцы, которые ему подложила неугомонная невестка.
