- Если тебе от этого легче, то я тоже.
- Мне совсем не легче. Ни сколько.
Она кивнула на свечи, мерцающие в тишине, тишине, исходившей от Кингсли. Сегодня он был другим. Ничего похожего на Кингсли, к которому она привыкла, на Кингсли, который мог заставить ее замолчать взглядом, поставить на колени кивком. Бывали дни, когда она не могла приблизиться к нему и на пять футов, чтобы он не схватил ее, не бросил на колени и не шлепал, пока она не начинала кричать и хохотать. Ничего из этого сейчас. Кингсли нервничал? Смущен? Сейчас ей не следовало встречаться с ним взглядом. Она уже должна быть на коленях, у его ног, повинуясь, служа, подчиняясь.
Он быстро вдохнул и обхватил рукой ее шею. Его большой палец массировал нежную точку под ее ухом.
- Я знаю, что ты знаешь, кто я, - сказал он.
Элеонор сглотнула ком.
- Знаю, - ответила она.
- Можешь сказать. Я хочу услышать, как ты это произносишь.
- Ты свитч, - сказала она.
- И?
- И мазохист.
- Он говорил тебе, насколько мазохист?
- Он рассказал обо всем, что делал с тобой. И сказал, что тебе нравилось.
- Мне не нравилось, - ответил он. – Я очень это любил. И более того, Элеонор, мне это необходимо.
- Понимаю. Мне тоже иногда это нужно.
- Иногда? - спросил он. Она услышала нотку любопытства в его тоне. - Не всегда. Только иногда?
- Мне всегда нравится, - ответила она. - Всегда люблю. Но я говорю, что знаю, что значит нуждаться в этом иногда по ночам.
- Бывают ночи, когда тебе нужно что-то еще?
- О чем ты?
- Бывают ли ночи, когда ты предпочла бы дарить боль, а не принимать ее?
И тут она поняла, чего хочет от нее Кингсли. Ее сердце остановилось. Кровь застыла в жилах. Это была самая плохая идея, которая когда-либо приходила Кингсли на ум.
- Кинг… нет, - ответила она. Если бы на ней не было рук Кингсли, она бы в ту же секунду развернулась и убежала. - Этого совершенно точно не произойдет.
- Пожалуйста, - сказал Кингсли. - Он не узнает.
- Кингсли... - Неожиданно на ее глаза навернулись слезы. Она была напугана. Не напугана. В ужасе.
- Элеонор, я хочу, чтобы ты причинила мне боль. Мне нужно, чтобы ты причинила мне боль. Пожалуйста?
Обхватив обеими руками ее лицо, он заставил ее посмотреть на него, и смахнул слезы большими пальцами. Казалось, он не был удивлен их появлению на ее лице. На самом деле, он одобрил их.
- Я не могу... - Она прижалась лицом к его груди, и он обнял ее.
- Можешь. - Он прошептал эти слова ей в волосы. - Мы оба знаем, что внутри тебя есть это желание. Oui?
Она помедлила лишь мгновение, затем кивнула возле его груди.
- Oui, - ответила она. Элеонор отстранилась и посмотрела на него. - Ты уверен, что хочешь, чтобы я это сделала?
- Да.
- Хочешь, чтобы я сделала тебе больно?
- Причинила боль и использовала меня. Все, что хочешь, только попроси.
- Все? Без ограничений?
- Единственное ограничение - ошейники. Ненавижу их.
- Знаю, знаю. Ошейники для собак. Кстати, где собаки?
- Отвел их вниз.
- Почему?
- Собаки, они любят тебя, но обучены защищать меня, - ответил он. - Если бы они увидели, как кто-то причиняет мне боль, они бы не очень хорошо отреагировали.
- Ты был так уверен, что я соглашусь, что запер собак внизу?
Кингсли улыбнулся. Кингсли кивнул. Кингсли был высокомерным сукиным сыном, и она любила его за это.
- Да, - ответила она. - То есть, да, я попробую. Не знаю, получится ли у меня что-нибудь. Но я постараюсь. И делаю это только потому, что ты мне велел. Ты все еще верх. Ты приказал мне причинить тебе боль. Верно?
- Если это то, во что тебе нужно верить...
- Да.
- Ты, наверное, удивишься, насколько тебе понравится.
- Я никогда не делала этого раньше. - Она нервничала, как девственница. Нет, гораздо больше. Она совсем не нервничала в ту ночь, когда отдала девственность Сорену. Это же казалось гораздо пугающей чертой. И все же...
- Ты делала это. Я наблюдал за тобой с другими сабмиссивами, и они делали все, что ты им говорила. Ты каждый день пугаешь их до чертиков.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
- Мне бы не пришлось, не будь они такими плаксивыми.
- Видишь? - Он обхватил ее лицо обеими ладонями. - Вот оно. Чистое доминирование. Оно в тебе. Я увидел его в тебе в вечер нашего знакомства. Ты не боишься принимать решения. Ты не боишься отдавать приказы. Ты не боишься, что тебя возненавидят.
- Как и Сорен.
- Oui. И нет никого более сильного доминанта, чем он. Но, может быть, ты...
- Может быть, я, что?
- Может, ты могла бы стать достойным соперником?
Элеонор сделала долгий дрожащий вдох.
- Ну, в любом случае стоит попробовать, - ответила она
Кингсли рассмеялся низким чувственным смехом, от которого у нее подогнулись пальчики на ногах и задрожала кожа. Она действительно хотела его. Она испытывала к нему желание, острое, как боль. Прошло уже больше двух недель с тех пор, как она занималась сексом. Еще одну ночь без него она не протянет. Без него.
- Другие ограничения? - спросила она.
Он покачал головой.
- Сделай мне больно, - сказал он. - Ты знаешь, где все находится в комнате. Все что он делает с тобой, можешь делать со мной.
- Если Сорен узнает, что я доминировала над тобой... - сказала Элеонор. - Без него? Без его разрешения?
- Его незнание не вредит нам. - Он прижал палец к губам.
Она была бы менее напугана, если бы согласилась убить кого-нибудь ради Кингсли. И все же, она тоже прижала палец к губам.
И вот теперь они были одни в спальне Кингсли. И она собирается причинить ему боль. И она никогда в жизни не делала ничего подобного. С чего начать?
Она сделала шаг назад и оглядела Кингсли с головы до ног. Он определенно в чем-то нуждался. Не ошейник, а что-то такое, что станет границей между ними.
- Как ты относишься к повязкам? - спросила она.
- Не возражаю, но я предпочел бы видеть тебя.
- Ты все время меня видишь, - напомнила она ему.
Он бросил на нее долгий взгляд, горячий и многозначительный.
- Но не так, как сейчас.
Она вдохнула.
- Нет. - Тут она не могла с ним спорить. - Не так.
Встав перед ним, она начала расстегивать его жилет. Она и раньше раздевала его по его приказу, но никогда по собственной воле. Он стоял, неподвижно и покорно, позволяя ей стянуть жилет по рукам. Она подумала, не сложить ли его, или повесить. В конце концов, это был один из самых сексуальных костюмов Кингсли в стиле эпохи Регентства. И, вероятно, один из самых дорогих. Вместо этого она остановилась, посмотрела на него и бросила на пол.
- Ты на него похожа больше, чем можешь себе представить, - сказал Кингсли.
На что Элеонор ответила: - Не разговаривай, пока не разрешу.
Кингсли склонил голову в извиняющемся жесте. Она почувствовала, как что-то новое разливается по ее венам, что-то сладкое, острое и совершенно пьянящее.
Власть.
Кингсли не шевелился, пока она расстегивала его рубашку и вытаскивала ее из брюк. У него было восхитительное тело, сплошные мускулы и старые шрамы, она не удержалась и поцеловала обнаженное плечо, пока стягивала рубашку с его рук. Первый поцелуй в обнаженное плечо, затем обнаженный бицепс, далее обнаженное предплечье и обнаженное запястье.
Обнаженное запястье.
Она оставила его стоять, а сама опустилась на четвереньки у кровати. Она вытащила чемодан и открыла его. Внутри было оборудование для бондажа - веревки, регулируемые распорки, манжеты и ошейники.
И наручи.
Она достала два черных кожаных наруча и положила их на кровать. Она видела мужчин сабмиссивов в «Восьмом круге» в различных кожаных изделиях. Манжеты на бицепсах, нагрудные портупеи, но ее любимыми были наручи. Они выглядели такими средневековыми, словно какой-то рыцарь мог носить их под доспехами. А после битвы он раздевался до грязи, пота, и кожаных наручей на предплечьях.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Элеонора подняла руку Кингсли и прижала ее к своей груди. Она обернула наруч вокруг его предплечья и зашнуровала. Ее руки дрожали, когда она делала это, и она знала, что Кингсли видел это. Но на этот раз он не стал ее дразнить.
