Улыбка и восторг исчезли из глаз Кайри, как цвет исчезает от слишком многих стирок.
- Я не...
- Да. Ты следуешь за мной повсюду, ты задаешь мне миллион личных вопросов, ты одержима желанием узнать, почему я здесь, хотя я уже говорила тебе дюжину раз, что не хочу об этом говорить. Ты не первая девушка, которая влюбилась в меня. Я знаю, как это выглядит. И меня это не интересует, ясно? Иди и будь монахиней. Возвращайся в лазарет и помоги им с сестрой Марией Анжеликой. Перестань думать обо мне.
Кайри сложила руки перед собой. Они исчезли под ее расклешенными рукавами.
- Элли, я не могу, - ответила Кайри. - Я пытаюсь перестать думать о тебе, но вот ты снова, в моей голове. Я спрашиваю тебя о твоей жизни, потому что сказала себе, что думаю о тебе потому, что ты для меня загадка. И если я разгадаю тайну, то ты перестанешь быть мне так интересна, и я больше не буду думать о тебе. Но это не работает. Ты ничего не рассказываешь мне о себе, а я все думаю о тебе утром, днем и ночью. - Кайри замолчала, а когда заговорила снова, ее голос превратился в шепот. - Особенно ночью.
- Это не моя проблема, - сказала Элли, хватая бумажное полотенце, чтобы вытереть руки.
- Знаю. Но, может быть, если бы ты попыталась помочь мне... может быть, если бы ты рассказала мне что-нибудь о себе... откуда ты знаешь, как вскрывать замки, или почему ты здесь, или почему твои сложности такие сложные. Я имею в виду, я знаю, что это сложно. Я монахиня, влюбленная в другую женщину, которая стоит в двух футах от меня. Это сложно.
- Он священник.
- Что?
- Ты действительно хочешь знать, почему у меня такое сложное положение? Вот. Я сказала. Мой любовник, от которого я сбежала, - католический священник. Он увлекался жестким БДСМ, садизмом и бондажом, и я научилась вскрывать замки, чтобы при желании выбраться из всего, во что он меня втягивал. Вот и все. Я ответила на твои вопросы.
Кайри уставилась на нее. Ее глаза были широко распахнуты от шока. Она не произнесла ни слова, не издала ни звука. Это было самое долгое молчание Кайри в ее присутствии. Шок в ее голубых глазах сменился ужасом, а затем чем-то еще более страшным.
Отвращение.
Кайри развернулась и вышла из уборной, не сказав больше ни слова.
И, как она и хотела, Элли, наконец, осталась одна.
Глава 18
Элеонор перелистнула страницу в своей книге, подложила под голову вторую подушку и принялась читать. Она была так поглощена рассказом, что едва услышала, как открылась дверь в ее спальню. Но не была настолько поглощена рассказом, чтобы не почувствовать, как кровать шевельнулась, когда кто-то сел на нее.
И все же она продолжала читать, не отрывая взгляда от лежащих перед ней слов.
- Граф Монте-Кристо, - сказал Кингсли, протягивая руку и выхватывая книгу из ее рук. - Отличный выбор. История о горькой мести с идеальным концом.
- Я получаю удовольствие, - ответила она. - Получала удовольствие, пока кто-то грубо не прервал. - Она забрала у него книгу и устроилась на подушках. Была почти полночь, поэтому на ней была только одна из рубашек Кингсли - белая с жемчужными пуговицами спереди. Она закинула ногу на ногу и попыталась продолжить чтение. Затем она почувствовала руки Кингсли на своих ногах. Он раздвинул их.
- Кингсли...
- Тебе уже лучше, chérie?
Она посмотрела на него поверх книги.
- Намного.
- Bon. Très bon, - сказал Кингсли, наклоняясь и целуя ее бедро.
Она продолжила чтение.
Кингсли расстегнул третью пуговицу на его рубашке, которую она решила украсть для сна. Он отодвинул ткань в сторону и поцеловал ее левый сосок. Она ощутила восхитительное напряжение в животе.
- Кингсли, ты здесь чтобы соблазнить меня? - спросила она. - Пока я пытаюсь читать?
Он обвел языком вокруг ее соска и ответил, - Oui.
- Оу, - ответила она, закрывая книгу с громким хлопком.
- Тогда какого хрена я это читаю?
Она швырнула книгу через всю комнату. Кингсли рассмеялся и сел.
- Тебе следовало быть повежливее с Дюма, - сказал он. - Величайший французский писатель.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
- Я предпочту быть вежливой с тобой, monsieur. Величайший французский любовник.
Кингсли оседлал ее колени и поцеловал в губы. Это был медленный, мягкий, чувственный поцелуй, всего лишь прелюдия к каким-то декадентским планам, которые он строил для нее этой ночью. Как бы она ни скучала по Сорену, когда тот уезжал, по крайней мере, он всегда оставлял ее с лучшей в мире нянькой.
Кингсли просунул руку ей под рубашку и положил на живот. Как хорошо обученный сабмиссив, она раздвинула для него ноги и предоставила доступ к каждой частичке себя, которые он только мог пожелать.
Он раздвинул складочки ее киски кончиками пальцев и нежно помассировал вход во влагалище. Когда она стала влажной от его прикосновения, он вошел в нее одним пальцем.
- Ты единственная женщина, в которую я кончал, - сказал он, нажимая на ее любимую точку, прямо под лобковой костью. - Ты знала об этом?
Она слегка покраснела от его слов. Кингсли был непреклонен в использовании презервативов. В доме не было ни одной комнаты, в которой не стояло бы хрустальной чаши с ними. Но с ней он никогда ими не пользовался. С ней и только с ней.
- Знаю, monsieur.
- А знаешь почему? - спросил он, проталкивая второй палец.
- Нет.
- Он кончает в тебя, - сказал Кингсли. - И это делает эту дырочку очень особенной для меня.
Она рассмеялась и приподняла бедра.
- Кончай в меня, сколько хочешь. Он отдал меня тебе. До его возвращения, я вся твоя.
Они снова поцеловались, целовались долго, пока он трахал ее пальцами. Он раздвинул их внутри нее, раскрывая ее для себя. Она текла и тяжело дышала.
- Я думал попробовать что-то особенное с тобой, - сказал Кингсли. - Потому что ты так много значишь для него и для меня.
- Все, что захочешь, - ответила она. - Ты же знаешь, я сделаю все, что ты скажешь.
Кингсли поцеловал ее в мочку уха, шею под ухом.
- Пойдем ко мне в спальню. Там я тебе все расскажу. Но...
Она изогнула бровь.
- Но что?
- То, чем мы займемся, должно остаться в тайне, - прошептал он.
- В тайне? От кого?
- От него.
На мгновение она замерла.
- Почему мы должны держать это в секрете от Сорена? - спросила она. - Ему все равно, чем мы занимаемся.
- Это ему будет не все равно, - ответил Кингсли с улыбкой, которая на долю секунды была нервной.
- Что это?
Кингсли вытащил из нее пальцы.
- Пойдем узнаем. Если осмелишься, - сказал он, и прежняя плутоватая улыбка вернулась.
Он оставил ее одну в спальне, а сам пошел к себе.
Элеонор хотела последовать за ним, но сомневалась. Что такого странного Кингсли планировал для них сегодня вечером, что не хотел, чтобы она рассказала об этом Сорену? Они с Кингсли занимались всеми практиками, которые только можно придумать, даже более жесткими вещами, такие как игра с изнасилованием, игра с дыханием, игра с кровью. Обычно Сорен был с ними, но не всегда. Все, что имело значение для Сорена, чтобы она была хорошей девочкой, подчинялась Кинсли, когда было велено, и рассказывала Сорену все эротические подробности того, что происходило после.
Что-то, о чем они не могли рассказать Сорену? Смесь желания и любопытства привела ее по коридору в спальню Кингсли. Открыв дверь, она обнаружила, что он зажег полдюжины свечей. Они горели по обе стороны от его большой красной кровати. И собак, которые всегда спали в его комнате у подножья кровати, нигде не было видно.
- Запри дверь, - произнес он редкую команду. Никто не посмеет прервать хозяина дома в его спальне, предварительно не постучав.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Она заперла за собой дверь.
- Кинг, я немного напугана, - призналась она, подходя к нему. Он стоял возле кровати и уже начал раздеваться. Он был босиком и снял жакет. Он мог бы сойти за графа Монте-Кристо в облегающих черных брюках, белой рубашке и черно-красном жилете с вышивкой. Его волосы сегодня выглядели по-Байроновски. Его бывшая подружка, Чарли, коротко их подстригла, но он начал отращивать их снова, и теперь они вились до самых ушей.
