Вот девчонка его и разгадала. Хотя как? Ведь ветроплав блокировал мыслечтение.
– Ты охотник.
А, нет, можно спать спокойно.
– Как догадалась? – улыбнулся Николас.
– Легко, – Герда указала на лежавший среди его вещей короткий охотничий лук. – И потом, так глубоко в Дикую Пущу никто, кроме самых отчаянных охотников не захаживает. Но ничего они здесь не находят, только блуждают зря. Так отец говорит.
– И я заблудился. Бывает.
Заскучав, он полез в мешок за альбомом. Проворная девчонка подскочила к нему и заглянула через плечо.
– О! Это же из сказок, да? Обожаю сказки. Они тут совсем как живые! – восхищённо отозвалась она.
Николас отыскал глазами её потёртую книжку «Сказания севера». В детстве у него была такая же, с жуткими историями, от которых Лизи приходила в ужас.
– Ты на них охотишься, да? Ты же Сумеречник!
Николас легонько щёлкнул её по лбу:
– Сумеречников нет. Это просто картинки из сказок.
– Ну да, – Герда сверкнула на него глазами с укоризной. Видно, не впервой приходилось это слышать.
Он передал ей альбом, раз уж та тянула к нему руки. Чернилами и углём там изображались демоны с изогнутыми когтистыми лапами, чешуйчатыми хвостами, перепончатыми крыльями и косматыми клыкастыми мордами.
– Так много! Я не узнаю почти никого!
– И замечательно. Не хватало ещё, чтобы они на тебя напали.
– А я бы хотела! Хотела увидеть чудо, поверить в сказку, в волшебство, как раньше. Почему Сумеречников больше нет?
– Их время прошло. Да и что бы ты стала делать, встреться тебе демон из сказки? Знаешь, как они любят лакомиться болтливыми девчонками?
Николас зарычал, притянул Герду к себе и принялся щекотать. Она громко смеялась и брыкалась, пока не соскользнула с бревна. Раскрасневшиеся, они растянулись на сырой от росы подушке мха. Николас настолько расслабился, что не заметил, как из его рубахи выпал амулет Кишно. Герда провела пальцем по рунам.
– Кеназ – огонь, альгиз – защита, исаз – лёд, – проговаривала она их значения. – Отец научил. Он всё-всё знает.
Даже письмо Сумеречников? Нужно обязательно перекинуться с этим лесником парой слов.
– Никому не говори. Ни обо мне, ни об отце, – Охотник приложил палец к губам.
Луна была уже высоко. Николас укрыл их одним одеялом, и вскоре они уснули.
========== Глава 13. Волынцовский лесник ==========
1563 г. от заселения Мунгарда, Веломовия, Белоземье
Под утро показалось, что вилия с распущенными седыми волосами склонилась над самым его лицом и снова запела. В груди поднимался жар. Вилия тянула к Николасу руки, он – к ней. Они сплетались в одно. Внутренний резерв разрастался, кожа впитывала воздух. Тот превращался в чистую силу и растекался по жилам раскалённой лавой. Даже вздох грозил перерасти в бурю.
Все ветра повиновались Николасу, словно не он был проводником их воли, а сам повелевал, глядя на мир с огромной высоты. Какая невообразимая мощь! Сдвинуть горы, повернуть вспять реки – маленькая вилия хотела подарить ему эту силу. Но выдержит ли её слабое человеческое тело? Не разорвёт ли его на ошмётки? Да и кто он такой, чтобы тягаться со стихией?
Николас открыл глаза и обнаружил, что Герда крепко спала, положив голову ему на грудь. Он почти не ощущал её веса. Охотник провёл рукой по пушистым волосам. Кожу стало чуть заметно покалывать, словно он втягивал в себя силу ветра.
Герда открыла глаза и хитро ухмыльнулась:
– Я не сплю.
Наваждение пропало.
– Я знаю, – шутливо ответил он.
Девочка села и, оглядевшись по сторонам, радостно заключила:
– Туман совсем ушёл. Наверное, Ужиный король больше не сердится.
Солнце загнало рассветные сумерки на дно оврагов. Над верхушками сосен раскинулось ясное небо. Пора было выдвигаться. Позавтракав остатками ужина и напившись воды из ручья, они затушили костёр. Николас седлал коня, пока Герда собирала вьюки. Приторочив их к седлу, Охотник усадил её на лошадь впереди себя и поехал шагом.
Часа два они брели по едва заметной тропе, огибающей Ужиные топи по самому краю. Несколько раз они чуть не завязли в трясине, но Герда вовремя предупреждала о топких местах. Мошкара нещадно жалила открытые руки, хотя основной удар принимал на себя серый конь. Герда стряхивала с его шеи слепней, до которых могла дотянуться, отчего на руках оставались кровавые следы.
Солнце было уже высоко, когда между деревьями показался широкий тракт. Почувствовав под ногами удобный грунт, конь побежал рысью. Николас набрал повод в одну руку, а другой придерживал Герду, чтобы она не упала.
Сокольничий тракт оказался на удивление людным. На разбитых телегах по нему катили дровосеки. Чаще попадались грибники и охотники, которые осмеливались ходить лишь вдоль большой дороги.
У опушки Николас почувствовал неладное. Кавалькада в голубых плащах ехала навстречу. Лучезарные! Столько трудов, чтобы проскочить мимо незамеченным, а всё равно попался. Интересно, почему они задержались в Волынцах так надолго?
Николас спрятал Герду под плащом и надвинул капюшон на лицо. Амулет за пазухой раскалился. Лучезарные поравнялись с ними и натянули поводья. Осматривали тщательно, тянулись к мыслям голубоватыми нитями. Николас опустил взгляд к конской холке. По хребту катились холодные капли пота, голову будто тисками сжимало, на губах ощущался привкус крови. Сейчас увидят – и всё, конец.
Но Лучезарные оборвали связь и поехали дальше вдоль опушки. Повезло, неопытные попались. Не знали, что надо не только даром прощупывать, но ещё глазами и ушами искать.
Николас отпустил Герду и полез в карман за платком, чтобы вытереть кровь.
– Тебе плохо? – встревожилась девочка.
– Пустяки, пройдёт, – отмахнулся он.
– Это всё Голубые Капюшоны. Они тоже демоны? Говорят, они дышат огнём и обращают в пепел прикосновением.
– Нет, они такие же, как ты и я. У меня дома их очень много.
– То есть мы могли бы стать такими же? Хватать людей, допрашивать, казнить…
– Ты – вполне, а мне прямой путь на костёр, – Николас горько усмехнулся.
– Нет! Если бы я стала одной из них, я бы не позволила причинить тебе вред, – она замялась, густо покраснев. – То есть вообще всем людям.
– Надо быть очень смелой и сильной, чтобы идти против общественных устоев.
– А ты? Ты бы пошёл против них, чтобы защитить меня? – спросила она и снова засмущалась. Такая кроха, а сердцевину ощутимо бьёт.
– Я сам по себе, не умею ни подчинять себе, ни подчиняться сам, – Герда поникла. Видно, образ героя, который она для него выдумала, начал развеиваться. – Но я мог бы умыкнуть тебя потихоньку и спрятать.
Она улыбнулась по-детски доверчиво и прильнула ближе. Стало немного неловко.
***
Показались первые дома. Городок был крохотным: около сотни дворов на холмах по обе стороны от узкой, вытекавшей из леса речки. Разросшаяся деревня, скорее. Ни стен, ни даже ратуши не видно. На рыночной площади ютилось несколько захудалых лавчонок, харчевня и постоялый двор с выцветшей вывеской. Только большой Единоверческий храм из белого камня помпезным видом корил город за серость и убогость. Обычная для дремучего захолустья картина. Но всё же что-то в ней настораживало.
По улице ковылял измождённый мужчина.
– Отец! – вскрикнула Герда.
Он испуганно замер и повернул голову. Сухощавый, со сбившимися пепельно-серыми волосами, под стылыми стальными глазами красовались тёмные круги, тонкие губы растрескались, выпирали острые скулы. Штаны из грубого сукна и льняная рубаха выглядели помятыми. Да и аура, хоть и обычная, прохудилась в нескольких местах. Видно, мыслечтецы допрашивали его долго и с пристрастием. Но отпустили. Неужто амулета Кишно не нашли или он, и вправду, неодарённый? Тогда странно…
Николас остановил коня, слез и помог спуститься Герде. Как только её ноги оказались на земле, она подбежала к отцу.
– Тебе плохо?
– Почему ты не дождалась меня в лесу? – осадил её отец.
