Унитаз имел интересную конструкцию, отправлявшую без помощи воды куда-то в невидимые трубы то, что обычно попадает в унитаз. В. невольно поразился изобретательности мастера, создавшего этакую невидаль, но все же вид этой сантехники решительно не понравился ему. Видимо, Джадж из лености не удосужился приложить здесь хоть немного старания для того чтобы создать что-то достойное.
Еще обнаружилась пустая комната с голыми стенами, посреди которой стояла допотопная чугунная печка. При виде чугунного монстра В. аж перекосило. Он не знал, смеяться ему или плакать: то ли это шутка Джаджа, то ли неприкрытое издевательство. Для чего здесь эта чудовищная печка? Неужто для того, чтобы готовить пищу? Вряд ли. Тем более что топить печку пришлось бы дровами, которых нигде не замечалось. Впрочем, чего-то подобного и следовало ожидать от Джаджа. Было бы странно, если бы такая личность, как Джадж, не оставила бы здесь ничего чудного и ужасного на вид. Наверное, по замыслу Джаджа, эта комната являлась кухней, хотя называть ее так язык не поворачивался.
Во всей квартире В. не нашел и следа хоть какой-нибудь пищи или воды. Отсутствие столь необходимых для выживания субстанций вызывало у В. тревогу, но пока он не давал воли своему беспокойству, хотя воспоминание о вчерашнем шикарном ужине в Ресторации заставило его сглотнуть слюну.
Еще в квартире был чулан, обыкновенный тесный и темный чулан; в нем отыскались все те вещи, что заказала Леяна в Раздаче, а также и те, что заказал В., а именно: торшер, полотенце, салфетки, зубная щетка и прочая ерунда. Там же был и Парадный Татачи. Развернув бумагу, В. увидел, что внутри упаковки находится длинный и острый меч. «Занятная штуковина!» - подумал В. и помахал немного мечом. Вжик, вжик! Меч разрезал воздух с громким свистом.
На этом владения В. заканчивались. Если не считать чугунной печки, здесь не было ничего особенного или фантастического, и слава богу! Хотя… как будто чего-то не хватает... Чего-то очень важного… Ну конечно! Какой же он олух! Дверь! Где дверь?
В. выбежал в коридор, туда, где он в прошлые дни видел дверь лифта. Его встретила только глухая, шероховатая, покрашенная краской стена. У В. перехватило дыхание. Нет, нет, только не это! Здесь должна быть дверь! Его охватила паника, но В. ее тут же подавил.
«Так, спокойно, - сказал себе В., - это мы уже проходили, истерики нам не помогут». Он вдохнул и выдохнул пару раз как можно медленнее. Когда он успокоился, то даже нашел в себе силы рассмеяться. Надо же! Он опять потерял дверь! Ей-богу, его уже начинает тошнить от всяких дверей! Но так уж, видно, все устроено в этом чудном доме, что все упирается в двери и в их поиски.
Чего там лепетал Верьяд Верьядович? Двери не имеют конкретного местоположения? Может статься, в данном случае В. опять имеет дело с такой «не-знаю-где» дверью? Тогда ему придется туго. Он почти ничего уже не помнил из путанных объяснений Верьяда Верьядовича. Что бормотал тогда старикашка? Что-то про усиление связи, второй компонент, первый компонент… белиберда какая-то!
В. зажмурился и попытался повторить то, чему его учил Верьяд Верьядович. Попытался представить дверь. Определенную дверь, конкретную дверь, нужную дверь… Вроде бы получилось. В. открыл глаза в полной уверенности, что увидит перед собой дверь. Но тут была только все та же монолитная стена. И никаких дверей!
Неудача расстроила В. Когда же подоспеют помощники Мистера? Почему они задерживаются? В. успел уже изрядно проголодаться! Время шло, но никто не приходил. А голод между тем становился все сильнее. В. бесцельно слонялся по квартире, вспоминая свои вчерашние приключения и особенно вчерашний роскошный ужин. Жаль, что он не умеет наедаться и напиваться впрок, как верблюд. Еще лучше, если бы он был безъедом, как Рахаз, или всеедом, как Аум. Тогда бы он мог сейчас перекусить ножкой стула.
Но тут В. осенило. Модификция! Вот его спасение! Почему бы ему не сотворить себе обед или хотя бы легкий полдник? Да запросто! Но что же ему смодифитить? Пожалуй, не стоит сразу браться за жареных перепелов. Для начала сгодится что-нибудь незамысловатое. Скажем, бутерброд с колбасой. Да, это подойдет. Без изысков, но питательно.
С чего начать? В. припомнил инструкции Джаджа. Первым делом нужно «увидеть» бутерброд. Некоторое время В. колебался, выбирая между вареной и копченой колбасой, между белым и черным хлебом, но в конце концов он представил кусок ветчинной колбасы на хрустящем ломте пышного белого хлеба. Прекрасно! Потрогать его не составит никакого труда. А то В. никогда не держал в руках бутербродов с колбасой! Колбаса мягкая и влажная, а хлеб суховатый и губчатый. В. сжал своими воображаемыми пальцами воображаемый бутерброд. Свеженький! Хлеб только что из печки, еще теплый.
Теперь черед обоняния. Тут уж все пошло как по маслу. В. даже сглотнул слюну, вдохнув сладковатый запах ветчины смешанный с ароматом свежевыпеченного хлеба. Само собой, тут же В. ощутил во рту вкус хорошей сочной колбасы и поджаристой корочки. В. сам удивлялся, как легко ему давалась модификция! Он уже не сомневался, что через пару минут его воображаемый бутерброд превратится в настоящий. Только вот «услышать» бутерброд не так-то просто. В. ограничился тем, что вспомнил хруст хлеба, нарезаемого не очень острым ножом.
Оставалось последнее, но как догадывался В., самое важное. Тут В. застрял надолго. Ему никак не удавалось «полюбить» бутерброд. Он помнил, что должен «присоединить к себе» бутерброд. Он представлял на своем теле некий экзотический нарост в виде хлеба с колбасой, но что-то подсказывало В., что здесь речь шла о более высоком единстве, чем подобная мутация тела. Он, конечно, всей душой желал слиться с бутербродом в единое целое (то есть попросту съесть его), но подозревал, что это не совсем то, что нужно. «Как же мне полюбить бутерброд? - спрашивал себя В., сам удивляясь, что всерьез задумывается над такой галиматьей. - Достаточно ли легкой привязанности или нужно воспылать к бутерброду нешуточной страстью?»
В. сосредоточился и на время абстрагировался от еды. Любовь… любовь… что В. знает о ней? В. перебирал в своей памяти вспышки чувств, которые он мог бы назвать этим высоким словом. Что такое любовь? Вот эта нежность – мягкая, тающая? Или вот эта страсть – тяжелая, гнетущая? Проблеск надежды, радость или восторг? Должен ли В. ощутить какое-то вполне определенное чувство или годилось бы любое, которое он сам может назвать любовью? На эти вопросы В. не знал ответов, и спросить было некого.
Он повторял: «Я люблю бутерброд, люблю! (Да уж, люблю, это точно, а уж как я люблю макароны с мясом!). Я люблю бутерброд, обожаю, жизни без него себе не представляю! (Точно, еще пару часов без еды, и представляться мне будут одни только бутерброды…)».
Но нет, любовь получалась какая-то не такая. В. и так и сяк примерялся к бутерброду, но все равно «любить» бутерброд В. мог только в одном смысле – который подразумевает человек, когда говорит: «Я люблю котлеты с луком». Что-то подсказывало В., что настоящая любовь основывается на чувстве уважения, а как он мог уважать бутерброд? И в конце концов В. довольствовался лишь легкой нежностью в отношении сего гастрономического изыска. Он открыл глаза.
Оглядев все пространство вокруг себя, В. не обнаружил ничего, хоть отдаленно напоминавшего бутерброд. Зато другой предмет вдруг обратил на себя внимание В.: у стены стоял торшер. В. присмотрелся внимательнее к торшеру и холодок пробежал у него по спине. Последний раз он видел этот торшер в чулане. Может быть, там был какой-то другой торшер, а этот уже давно стоит тут?
Нет, это именно тот торшер, из чулана, в этом В. не сомневался, как и в том, что он не приносил сюда эту большую несуразную штуковину. И словно бы у В. было мало поводов для волнения и страха, этот проклятый торшер вдруг включился, осветив всю комнату уютным оранжевым светом. Трясущимися руками В. схватил торшер, отчего тот мгновенно погас, и держа его подальше от себя, быстро отнес в чулан. Хлопнув посильнее дверью, он закрыл его там рядом с другими бесполезными вещами, такими как Парадный Татачи и прочая дребедень.
Опять ему понадобилось время, чтобы придти в себя. В. легко мог поддаться панике и чуть ли не выть от страха. Ему пришлось призвать на помощь всю силу своего разума, чтобы худо-бедно объяснить себе такую явную нелепость, как внезапное перемещение торшера. Было что-то очень жуткое в том, что предметы в этой «комнате» или как там еще ее называют, могли самостоятельно передвигаться. В. так испугался, что чуть не стучал зубами от страха, но вдруг его озарило: это шуточки Джаджа или Леяны, а, может быть, и самого Мистера. Ффухх! Эта мысль сразу успокоила В. Что ж, это вполне им по силам, и кроме того, это, конечно же, в их духе. Такое объяснение вполне удовлетворило В., и он выкинул мысли о торшере из головы.
Однако же, оставалась другая неприятность: модификция не покорилась В. Может быть, еду нельзя модифитить, сделал вывод В., и попробовал сотворить что-нибудь несъедобное. Он выбрал граненый стакан. Затратив немало усилий, он смог кое-как «увидеть, услышать, ощутить, унюхать» и даже «попробовать на вкус» стакан. С любовью опять вышла неувязка, но определенно, стакан В. уважал больше, чем кусок колбасы.
