Лестницы Уля не любила.
Всего лишь на третий этаж.
«Ну, он же, в принципе, неплохой, — размышляла она, перескакивая через ступеньку. Невнятное желание как можно скорее преодолеть несколько пролетов и оказаться в квартире подгоняло в спину. — Может, нужно поласковее с ним?..».
«Но ты ведь ничего не чувствуешь… Что изменится?»
«Тома спрошу… Не, не вариант, он сказал, что в отношениях не шарит…»
«Какого черта?!»
Дверь, отделяющая лифтовой холл от общего тамбура, впервые за несколько лет оказалась заперта. Мысленно желая хорошего вечера людям, въехавшим в квартиру напротив их собственной несколько дней назад и пока не знакомых с правилами, которые устанавливались на этой лестничной клетке десятилетиями, Ульяна начала судорожно перерывать сумку в поисках связки ключей, нашла, вставила ключ в замок и даже успела повернуть… Как вдруг шейных позвонков коснулся тёплый воздух, а в ноздри ударил тошнотворный запах – совсем чужой… Шлейф дешевого одеколона вперемешку с удушающим амбре перегара и обильного пота. Мутное, липкое осознание, что за спиной у неё сейчас вовсе не соседи, пришло стремительно. А в следующую секунду широкая влажная шершавая ладонь запечатала рот, сумка грохнулась на пол, вторая ладонь перехватила запястья, и сознание спуталось. Оглохшая, ошалевшая, перепуганная насмерть, Уля оцепенела: собственное тело перестало ощущаться в то же мгновение, внутренности сковал истый ужас, мозг парализовало. В черепушке билась единственная мысль: «Мама…». Голова не могла принять решение. Сопротивляться?.. А вдруг у него нож?.. Позволить ему делать, что хочет, и сохранить жизнь?.. Нет, не позволит… Попыталась заорать, но рот надёжно заклеили. Попыталась дёрнуться под весом чужого тяжелого тела, что, навалившись на её собственное, придавило к холодной металлической двери, и не могла шелохнуться.
«Господи, кто-нибудь…»
Свистящее дыхание опаляло шею, ухо, пахло кислым, пахло гниением… Грязью… Грязь прилипла к ней, повсюду, не отмыться. Происходящее походило на ночной кошмар, но почему тогда ей не удавалось из него вырваться?
Это не кошмар, это реальность, в которой… А там – мама!
И вдруг все прекратилось – так же внезапно, как началось. Хватка ослабла, давление тонны исчезло, чужака словно оторвало от неё, отбросило. Воздух поступил в лёгкие, и Уля, каждой клеточкой тела ощущая колотящую её дрожь, вместо того, чтобы орать, вместо того, чтобы со всей дури рвать на себя ручку двери и бежать, пока есть такая возможность, резко развернулась к стоящему сейчас за её спиной. Здравый смысл и ватный мозг победило непреодолимое желание врезать этому мудаку по яйцам. Каблуком, с хорошего замаха! Взгляд заметался по перекошенным яростью и испугом гримасам, по рукам, ногам, курткам, волосам и уперся в приставленную к кадыку рослого мужика сталь перочинного ножа. За неё врежут, вот-вот.
— Домой иди… — процедил сосед сквозь зубы. — Быстро.
Оцепенение и не думало уходить, а теперь еще и ноги, налившись свинцом, к полу приросли. Егор что, глотку ему сейчас перережет? Если верить выражению этого лица – может… Такой исход, если выражению этого лица верить, кажется очень вероятным.
— Егор, не надо… — прошептала Ульяна еле слышно. Язык заплетался.
«Не надо… Убери…»
— Домой! — не сводя глаз с прижатого к стене мужчины, рявкнул он. Рявкнул так, что несвежая штукатурка должна была бы посыпаться, так, что сердце ухнуло и провалилось в пятки – неизвестно, который раз и за какое время. Так, что сковавший её ступор спал. — Быстро, сказал!
Кое-как нащупав трясущейся рукой ручку, Уля схватила с пола сумку, юркнула в тамбур, долетела до собственной квартиры и замерла под дверью истуканом. Коленки подкосились.
«Стой…»
А дальше-то что? Что сейчас будет? Там мать. Если мать сейчас узнает, что её дочь только что чуть не стала жертвой насильника, придется вызывать скорую, причем не Ульяне. Если мать сейчас узнает, то… Уля вообще из дома больше никуда никогда не выйдет. Господи… А там – Егор! И надо звонить в полицию! Срочно звонить в полицию! Но не при маме же! Какой там номер? Как можно дожить до двадцати четырех лет и не знать номера полиции? 02? 03? 01? 112? В каком мире она живет?
Или не звонить? А вдруг он эту скотину и впрямь изувечит и из-за её звонка огребет проблем? Ведь как не крути, сама-то она физически не пострадала… Как они там якобы говорят? «Вот когда убьют, тогда и приходите»? А если наоборот: он сам сейчас пострадает из-за того, что у него соседка – такой тормоз?! А если…
Телефон в руках ходил ходуном, даже разблокировать его с первой попытки не выходило. Перед глазами плыли темные пятна, экран дергался, за набирающим силу шумом в ушах не удавалось различить ни того, что происходит у лифта, ни того, что происходит в собственной квартире, а там же мама, мама там… Ждет!
Стоило подумать о маме, как экран засветился входящим. Она звонила. Сколько времени прошло? Переведя взгляд на часы, Уля ошарашенно осознала: всего пять минут с момента предыдущего звонка, хотя казалось – целая вечность. Две минуты она шла до двери, не меньше чем полминуты провозилась с замком, наверное, минуты две сидит под дверью и страшно тупит… Еще какое-то время у Егора ушло на то, чтобы выпереть её из холла в безопасное место. Выходит, что… В голове не укладывалось, что… Что… Всё произошло за несколько секунд, так что ли?.. Палец автоматически нажал сброс, набрал сообщение: «5 сек». Как войти домой, делая вид, что просто долго ждала сломавшийся лифт, Ульяна не представляла. Мозг возвращался в рабочий режим, издавая ужасающий скрежет.
Егор и мама появились в тамбуре с разницей в минуту. Всклоченный сосед – с ссадиной на скуле – ввалился в общий коридор, зафиксировался на Ульяне, в несколько шагов преодолел расстояние, оглядел её сверху донизу и мрачно изрек:
— Пошли в ментовку.
Уля яростно замотала головой. В какую еще ментовку? Если они сейчас пойдут в ментовку, то наверняка застрянут там на час или два, а маму за это время ну точно инфаркт хватит! Это ж надо будет прежде объяснить ей причины, сказать, что… Что на неё только что напали…
«Боже, у тебя куртка порвана! И костяшки – сбитые, красные…»
— Он же ничего… не успел… — сдавленно пробормотала Ульяна, молясь, чтобы за дверью их разговора не услышали. Дверь у них добротная, шумы глушит, но мало ли. — Что ты собираешься им доказывать?
— У меня там приятель, по прошлым грехам знакомы, — тут же парировал Егор. — Пошли. Никому ничего доказывать не придется. Примут заявление, обязаны. Этому гондону удалось слиться, но рожу его я щелкнул на память. Нельзя так это оставлять.
«Нет!»
— Нет, я… Я сейчас не готова. Только маме, пожалуйста, не говори…
«Боги, это я в который раз уже тебя прошу? В пятисотый?»
Егор посмотрел на неё странно, очень странно. Как на умалишенную и в то же время сочувственно. Еще раз оглядел с головы до пят, с пят до головы. Во взгляде легко считывалось: «Какого хера ты одна по ночам шарахаешься? Где Стриж?!». Ульяна могла поклясться, что даже интонации расслышала. Однако вслух он произнес немного другое:
— Хочешь гулять в такое время, купи себе перцовый баллончик. Мудаков вокруг полно. Ты как в целом, в порядке?
— Да… Не успела толком испугаться… — пролепетала Уля. Вот это вранье! Высший пилотаж, даже глазом не моргнув. Впрочем, на лице его всё было написано: не верит. — Спасибо тебе.
Теперь ответный взгляд, без всяких сомнений, сообщал следующее: «Глаз да глаз за тобой нужен!». Он даже не пытался скрыть хода своих мыслей.
— У тебя там… ссадина, Егор…
«Какой ужас!» — последовал молчаливый язвительный ответ.
— У тебя всегда с собой нож?
«У тебя всегда с собой телефон?»
Впрочем, кажется, на этот вопрос он собирался все-таки ответить, рот уже открылся, но тут замок щелкнул, и мама – с перекошенным от волнения лицом и крепко зажатой в руке трубкой – возникла в дверях их квартиры. За те несколько секунд, что их обоих сверлили взглядом-рентгеном, подмечено, без всяких сомнений, было абсолютно всё. Уля видела: матери эта картина ох как не понравилась. Нет, не не понравилась – выглядела мама так, словно все её ночные кошмары сбывались в эту самую секунду.
