Сан Саныч взял пачку и стал внимательно разглядывать снимки, раздумчиво шевеля белесыми бровями. Турецкий и Виктория Андреевна наблюдали за ним молча.
— Вот этот, — сказал он наконец и показал пальцем на фотографию Альхарова. — Его я пару раз видел.
— Вы уверены? — спросил Турецкий.
— Абсолютно, — заверил важняка Сан Саныч. — На зрительную память я никогда не жаловался. Да что там, я даже имя его запомнил. Э-э… Владимир Владимирович, кажется? Нет, не так. Постойте-постойте, сейчас вспомню… Владислав Владиславович? Да, что-то в этом роде.
— Владлен Владленович, — поправил Турецкий.
Толстяк кивнул:
— Точно! Владлен Владленович! Я еще подумал: имя-то какое дурацкое. Это ведь, кажется, сокращение от Владимира Ленина, да?
— Да, — кивнул Турецкий. — Где вы видели Владлена Владленовича?
— В кабинете у Олега. Помню, они что-то бурно обсуждали. Я зашел, и они тут же оборвали разговор. Меня это даже немного обидело. Олег представил нас друг другу, но, по-моему, сделал это чисто машинально.
— Вы с ним о чем-нибудь говорили?
— С этим-то? Нет, что вы. Я отдал Олегу графики работ и вышел из кабинета. Потом я встретил его еще раз, в баре. Знаете, мы с друзьями иногда собираемся в спортбаре, поболеть за любимую команду, попить пивка. Дома-то у всех жены, а они футбол не слишком жалуют. Зашел я в спортбар и вижу — сидят. И опять что-то обсуждают. Вид у обоих озабоченно-деловой. Я кружечку пива у барной стойки выпил, да и ушел.
— Больше вы его не встречали?
— Нет.
— И никаких странностей за Фоминым не замечали?
— Да нет. Хотя… — Сан Саныч задумчиво дернул себя за нижнюю губу. — Знаете, вот я сейчас подумал… Не знаю, важно это или нет…
— Вы скажите, а я решу.
Сан Саныч кивнул:
— Хорошо. Дело в том, что в последнее время Олег стал жить… как бы это сказать… не совсем обычной для него жизнью.
— Что вы имеете в виду?
— Например, недели за три до смерти Олега я увидел у него на руке новые часы. «Ролекс», кажется. Помню, я тогда посмеялся — дескать, наверняка китайская подделка, а как настоящие! Олег как-то странно усмехнулся и говорит: «А что, так бросаются в глаза?» Я говорю: «Еще бы!» На следующий день он пришел на работу в своих обычных «Командирских».
— Так может, это и правда была подделка? — спросил Турецкий.
Сан Саныч мотнул головой:
— Не думаю. Потому что через два дня у него на пальце появилась золотая печатка с бриллиантом. У меня жена ювелир, я понимаю толк в таких вещах. Камушек был дай боже. Тысячи на две тянул, не меньше.
— Рублей?
— Рублей! — усмехнулся Сан Саныч. — Долларов!
— Да-да! — вмешалась в разговор Виктория Андреевна. — Печатку и я помню! Олег показывал мне ее в машине, когда… — Она не договорила и стыдливо покраснела.
— А раньше за ним ничего подобного не наблюдалось? — поинтересовался Александр Борисович.
Сан Саныч и Виктория Андреевна переглянулись, затем посмотрели на Турецкого и хором ответили:
— Нет!
В тот день у Турецкого состоялся еще один важный разговор — с одним из помощников Лескова, покойного коменданта Кремлевского дворца.
— Сергея Игнатьевича я всегда уважал, — солидно сказал помощник. — Некоторые злые языки поговаривали, что ему пора на пенсию, а я всегда говорил: такого коменданта, как Лесков, днем с огнем не сыщешь.
— Что же в нем было особенного? — поинтересовался Александр Борисович.
— Как вам сказать… Вы когда-нибудь видели схемы и планы Кремлевского дворца? Нет? Это настоящий муравейник! Помните, фильм такой был — «Чародеи»? И там один командировочный по коридорам НИИ несколько дней бродил, всё выход не мог найти. Так вот, тот НИИ в сравнении с Кремлевским дворцом — детская песочница. А Лесков, царство ему небесное, знал Дворец как свои пять пальцев.
Турецкий покивал головой, а потом спросил:
— Скажите, а в последнее время он не был взволнован или напряжен? Может, спорил с кем-нибудь? Ссорился?
Помощник наморщил лоб.
— Да был один случай, — задумчиво начал он. — Не знаю, правда, имеет это отношение к делу или нет. Было это, если мне не изменяет память, — дня за два до его гибели. Они стояли на крыльце Дворца и о чем-то спорили…
— Кто?
— Лесков и этот… как его… фамилия еще такая смешная… — Лоб помощника стал еще морщинистей. Затем внезапно разгладился. — А, вспомнил. Тихий! Майор ФСБ Эдуард Тихий! Он сюда по делам службы приезжал, коммуникации проверять. Так вот, этот Тихий что-то выговаривал Лескову. И строго так, знаете, как воспитатель ученику. А ведь Сергей Игнатьевич был человеком властным, перед ним все трепетали. Вот я и удивился.
— А что же Лесков?
— Он тоже спорил. Но как-то устало. Как будто устал говорить одно и то же. Я далеко стоял и разговора не слышал. Расслышал только последнюю фразу Лескова. Он сказал: «Нет, нет и нет! И не смейте ко мне больше с этим подходить!» Громко так сказал, почти крикнул.
— А что Тихий?
— Тот нахохлился и так посмотрел на Сергея Игнатьича… Как будто хотел увидеть его мертвым.
— Понятно, — сказал Турецкий и сунул в рот сигарету.
Имя майора ФСБ Эдуарда Тихого было ему известно. Он работал в команде полковника Рыцарева.
Картина получалась просто замечательная!
Теперь у Турецкого не осталось никаких сомнений, что недавние четыре убийства были прочно связаны между собой. Если принять все допущения за истину, то расклад получался следующий.
Генерал Абрамов возглавлял Управление ГУВД по охране правительственных и высотных зданий, к числу которых относится и Кремлевский дворец съездов. По словам коллег, Абрамов имел репутацию честного и неподкупного служаки. В итоге — его убрали. Отравили, если верить капитану Савицкому. А кто отравил? Полковник Прохоренко, который после смерти Абрамова тут же занял его место! Первое убийство.
Идем дальше. Коменданта Дворца съездов Лескова убили в лифте. Он тоже был не слишком сговорчивым человеком. И у него был явный конфликт с майором ФСБ Эдуардом Тихим, который, в свою очередь, работал и работает на полковника Рыцарева. Наверняка Рыцарев и отдал приказ о ликвидации старого коменданта. Второе убийство.
Далее. Старший лейтенант ФСБ Валентин Смирнов. Ревность и жажда наживы толкнули его на отчаянные действия. Он наверняка что-то «раскопал» на своего начальника — полковника Рыцарева. И наверняка пытался его шантажировать. И его, так же, как и генерала Абрамова и коменданта Лескова, тоже отправили на тот свет. Третье убийство.
И, наконец, четвертое убийство — убийство сотрудника «Мосводоканала» Олега Фомина. Этот, вероятно, слишком много знал. Или слишком много запросил. Попробовал красивой жизни, вошел во вкус и…
— Я вам хоть немного помог? — прервал размышления Турецкого его собеседник.
— Думаю, да, — ответил Турецкий.
9
Дверь тихо скрипнула, и Галя открыла глаза. Темный силуэт приблизился к ней. Галя испуганно вжалась в диван. Темный силуэт остановился рядом.
— Все в порядке? — раздался негромкий, хрипловатый голос Хасана.
Галя слабо усмехнулась и ответила:
— В полном.
— Я ослабил скотч, — сказал Хасан. — Руки не должны болеть.
— Наверное. Только они об этом не знают.
— Что? — не понял иронии Хасан.
— Ничего, — сухо ответила Галя.
Он немного постоял над ней молча, затем повернулся, чтобы уйти, но вдруг остановился, снова повернулся к Гале и неуверенно спросил:
— Слушай, а что ты там про тюрьму говорила? Тело — это тюрьма. Ты сама это говорила.
— Я тебя… не понимаю, — испуганно прошептала Галя.
— Ты Айману сказала: в теле — как в тюрьме, в себе — как в трюме. Ты же говорила!
— А, ты об этом. — Галя облегченно вздохнула. — Это были стихи.
— Стихи… — повторил за ней Хасан. — А еще можешь?
— Что?
— Стихами разговаривать.
Галя выпрямилась, тряхнула головой, чтобы убрать с глаз непослушную челку, и проговорила негромко, с величавой торжественностью:
Высокой горести моейСмиренные следы.На синей варежке моей —Две восковых слезы.В продрогшей церковке — мороз,Пар от дыханья — густИ с синим ладаном слилосьДыханье наших уст…Галя замолчала.— Еще! — потребовал Хасан.Она продолжила:Отметили ли вы, дружок,Смиреннее всегоСреди других дымков — дымокДыханья моего?..
Тут в горле у Гали запершило, и она закашлялась. Хасан подождал, пока ее перестанет душить кашель, и спросил:
— Что, больно дышать?
— Да, — кивнула Галя. — Все болит.
Некоторое время Хасан молчал, стоя над Галей и разглядывая ее. Потом задумчиво сказал:
