— Сядь поближе, Сема.
Я осторожно присаживаюсь на ее кровать.
— Я хотела кое-что сказать тебе, — вздохнув, произносит тетя Оля. — Я знаю, как ты относишься к своему дядьке. Мне трудно судить тебя, может, ты и прав. Но ты, как и все дети, жесток. Ты забываешь, что он стар и болен. А об этом нельзя забывать. И нельзя забывать, что он носил тебя на руках, менял тебе пеленки. — Тетя Оля задумывается, и я понимаю, что она сейчас видит меня в пеленках.
— Да… Об этом тоже никогда нельзя забывать… Ему еще будет очень плохо. Сема. Очень плохо…
Скоро будет!.. Он останется совсем один. Ты даже не можешь представить себе, какая это пытка быть одиноким в его годы. Он будет приезжать к тебе. Не за помощью, а просто чтобы ты ему посочувствовал. Не гони его… Это все, о чем я тебя прошу…
Тетя Оля замолкает, берет мою руку и тихонько сжимает ее.
— Обещаешь?
— Обещаю.
Разве я могу сейчас чего-нибудь не обещать?
На террасе слышны шаги. Входит дядя Семен, садится в кресло и, сложив руки на коленях, снова начинает говорить о том, как всем будет хорошо, как все будут счастливы, когда дача, наконец, будет достроена и тетя Оля выздоровеет…
Через три дня я уезжаю в студенческие лагеря, а когда к осени появляюсь в Москве, тети Оли уже нет.
Она похоронена рядом с Кирой, там, где дядя Семен хотел похоронить себя.
Мама рассказывает мне, что дядя Семен живет сейчас один, совсем один. Аллочка поссорилась с ним и уехала на Урал, к своей тетке. Должно быть, в Малаховке произошло что-то очень нехорошее, потому что перед отъездом Аллочка была у Светки, плакала, называла дядю Семена мерзавцем и говорила, что я был прав, когда предупреждал ее. Уехала она почти без денег. Даже на дорогу ей пришлось занимать у Светкиной матери.
Все это меня уже не удивляет…
Через месяц я узнаю, что дядя Семен объезжает родственников и знакомит их со своей новой женой. Молодой.
Красивой. Жена очаровательно улыбается и приглашает всех летом в Малаховку. И дядя Семен приглашает.
К нам с мамой они не приезжают. Только к нам. Я очень рад этому.
А еще через месяц мама говорит, что дядя Семен звонил ей на работу и прощался. Он продал дом и уезжает во Фрунзе. Он сказал, что денег у него теперь очень много, хватит до самой смерти и что вообще он уже может жить только на свою пенсию и на проценты. Так и сказал: жить на проценты. Как рантье!
Несколько лет его не было видно. Изредка, раза два в год, к нам заезжал Майк и рассказывал, что дядя Семен живет неплохо, что у него свой домик, сад и никаких обязанностей. Процентов ему на жизнь хватает.
Я вспоминал цену этих процентов, и мне становилось тошно.
Радовало меня только то, что он далеко, что я его, наверно, никогда больше не увижу и мне не придется сдерживать обещание, данное тете Оле.
Но в последнее время он вдруг стал появляться в Москве.
Часто. И с женой. По-прежнему молодой, по-прежнему красивой. Но уже издерганной и злой.
Когда я вижу их вместе, мне кажется, что они ненавидят друг друга. Я догадываюсь, почему это. Она ждет и злится, что ждать приходится долго, что годы уходят.
А он понимает, чего она ждет.
Мне не жалко их. Я только не понимаю, зачем они так часто приезжают в Москву, зачем дядя Семен каждый раз ездит в Малаховку, смотрит на свой дом и ходит на кладбище.
Светка говорит, что это бывает, что преступника часто тянет на то место, где он совершил преступление.
Она тоже не любит их и тоже, как и я, старается уйти из дома, когда они приходят в гости. И, кажется, все наши родные стараются это делать.
Дядя Семен, конечно, видит это. Он, конечно, все понимает.
Но почему-то ходит и ходит в гости, как бы стараясь вымолить себе прощение. Кто же может простить его, если не мы?..
Совсем недавно я случайно попал в Молочный переулок.
Там сейчас все чистенько, заасфальтировано. Домик, в котором когда-то жил дядя Семен, все еще стоит.
Его обшили тесом, покрасили, и он кажется новеньким и веселым. В его заросшем густой зеленью дворе играют дети. Конечно, я наверняка ошибся, но почему-то мне показалось, что две девочки, которые играли в этом дворе, были удивительно похожи на школьницу Киру и крошечную пианистку из детского садика — Аллочку Жук…
