— Не надо об этом теперь, — глухо сказал Виктор. — Не стоит вспоминать об этой истории.
Виктор и в самом деле очень боялся воспоминаний. Где-то далеко-далеко в мыслях, глубоко в сердце еще был уголок, которым владела Женя. Часто с тоской думал о ней Виктор, любил эту царапину на своем сердце, не забыл поцелуя Жени, мечтал о ней, засыпая, и ненавидел ее днем, избегал встреч с нею, не кланялся, не разговаривал и знал, что она смотрит вслед ему своими печальными зелеными глазами.
Не раз, целуя Лену, он ловил себя на том, что думает о Жене, боролся с собой, старался изгнать ее образ из сердца, не мог, — и тосковал, мучился, презирал себя.
Лев был доволен. Ему везло. Ему везло во всем. Он удачно бежал. Он вовремя попал сюда. Лев вспомнил, как он отказывался от поездки в Верхнереченск.
Апостол был прав, посылая его в город, где еще целы старые связи, где притаилась эсеровщина и в деревнях многие еще колеблются, открывая таким образом тыл…
Ему везет и с этим парнем: та дурацкая бумажка не страшна, если можно держать Виктора в руках.
— Ничего, мы тебя помирим с Женей! — сказал Лев.
— Не надо, Лев, я уже сказал тебе. Я простил тебя, я все забыл.
— Дай руку, если простил! — в волненье проговорил Лев. — Помнишь, я говорил, что мы с тобой братья из-за отцов. Слышишь? Нам нельзя враждовать! У нас в конце концов одна цель, верно ведь? Ну, скажи, правда? Брат ты мне?.. Дай мне руку, Витя!..
Виктор подал ему тонкую, белую руку.
— Ну, вот и все! — вытирая глаза, облегченно сказал Лев. — Словно дышится легче. Ведь эти годы только ты и был на моей совести.
Виктор рассказал Льву о театре, о Лене, о своих успехах — он жил сейчас бурно, каждый день приносил ему новые радости. Виктор стал равным в семье, он отдавал ей свой заработок. Дядя Петр радовался, племянник стал на ноги…
Рассказал Виктор Льву и о мадам Кузнецовой. По его словам, она совсем опустилась, окружила себя кошками и целые дни сражается с какими-то старухами в дурачки, плачет, проигрывая, хохочет, когда ей везет.
— Она совсем отвратительная стала! — с брезгливой миной сказал Виктор. — Толстая, сальная.
Они расстались, как прежде, друзьями.
4
Было около шести часов вечера, когда Лев постучался в дом номер четырнадцать по Холодной улице.
Дверь ему открыл рослый, краснолицый мужчина, одетый в милицейскую форму.
— Вам кого? — спросил он.
— Я слышал, что здесь сдается комната.
Краснолицый испытующе посмотрел на Льва.
— А кто вам об этом сказал?
— Разве вам не все равно?
— Нет, не все равно.
— Вам прислал привет Маркевич.
— Ну, и что же?
— Он сказал, что Николай Николаевич меня устроит. — Лев улыбнулся. — Да вы не бойтесь!
— Что значит — не бойтесь! Вы понимаете, что вы говорите?
— Понимаю.
— Никакого Маркевича я не знаю.
— Тем лучше для вас. Большая сволочь.
Хозяин квартиры рассмеялся.
— Да вы, видно, парень свойский.
— Поживем — увидим.
— Ну, входите! — сказал хозяин.
Из кухни, вытирая руки о фартук, вышла полненькая, совсем еще молодая женщина.
— В чем дело?
— Вот новый постоялец.
— Вам комнату?
— Да, мне сказали, что у вас сдается.
— Есть, есть. Вам кто сказал, уж не Макеев ли?
— Правильно. Джонни и сказал.
— Ну и молодец. Значит, пятерку заработал. Я ему пятерку обещала за хорошего постояльца. Да вот Николаю все не нравились.
Юленька провела Льва в узкую, длинную комнату.
— Вот и жилье. За стеной мы с Николенькой помещаемся. Это мой муж. Николай Николаевич его зовут. Он здесь у нас жил, вот в этой комнате. А потом на мне женился.
— Это вы, пожалуй, и меня жените! — рассмеялся Лев. — Нет ли у вас сестренки? Вроде вас?
— Почему же вроде меня? — Хозяйка вильнула глазами.
— Да так, вы в моем вкусе.
Юленька рассмеялась.
Лев осмотрел комнату; в ней стояли чистая кровать, стол, диван.
— Ну, что же, возьму. Сколько за нее надо платить?
Хозяйка смутилась.
— Вот уж и не знаю. Пойду к Николеньке.
Она выбежала, оставив Льва одного. Лев открыл окно и высунулся наружу. Перед ним была тихая, поросшая травой улица, куры бродили по дороге, солнце сползало к горизонту.
«Тихо, уютно, удобно, — подумал он. — С хозяйкой поладим. — Лев усмехнулся. — И с хозяином тоже!»
Вошла хозяйка и, мило покраснев, назначила очень низкую цену, — видимо, Николай Николаевич решил, что постояльца обижать не стоит.
Лев пообещал переехать сегодня же и попросил оставить ему постель.
— Я одинокий, — улыбнулся он, — соломенный вдовец, ни детей, ни жены. И обстановки никакой. Вот, весь перед вами. А как вас зовут?
— Юленька, то есть Юлия Антоновна!
— Так вот, Юленька, меня зовут Лев. А занятие мое — сапожник. На днях я открываю мастерскую и первое, что сделаю, сниму с вас эту гадость. — Он показал на стоптанные туфли Юленьки. — Я сошью вам новые. Ладно?
Юленька кокетливо улыбнулась.
«А дело-то верное! — подумал Лев. — Ах, Николенька, Николенька!»
— Вы давно замужем? — спросил он Юленьку.
— Три месяца.
— Ах, как жаль! Жаль, что раньше я вас не знал. — Лев пожал ей руку выше локтя. — Я бы уж за вами поухаживал.
— Да, уж теперь поздно! У меня муж, у-у, сердитый!
— Ничего! Мы с ним сойдемся. И с вами, да?
Юленька двусмысленно улыбнулась. Они распрощались.
Лев ушел.
— Ничуть не похож на сапожника! — прошептала Юля. — Бойкий какой!
5
Лев категорически отказался поселиться у Камневых.
— Сейчас рано, — сказал он. — У меня ни гроша, а на деньги твоего отца жить я не желаю. Подождем.
— Опять ждать, — обиделась Женя. — Ждала, ждала!..
— Ну и еще немного подождешь. Вот примусь за работу, тогда…
— За какую же это?
— Резиновую мастерскую открою. Буду чинить галоши.
— Фу, какая гадость! Неужели ты не мог придумать ничего получше? Тоже — работа. Сапожник!
— Ничего ты не понимаешь, — примиряюще сказал Лев. — Прекрасная работа, а для меня — самая подходящая. — Лев улыбнулся. — Я тебя прошу, если кто будет спрашивать, чем я занимаюсь, так и говори — сапожник.
«Странно, — подумала Женя. — Почему сапожник?» — но тотчас забыла об этом.
Вечером Лев перебрался на Холодную улицу. Женя выпросила у матери для него одеяло, белье, разную мелочь из посуды и помогла перетащить все это имущество на новую квартиру. По дороге Льва и Женю встретил Джонни и увязался с ними на Холодную.
Юленька, увидев Женю, стала серьезной.
— Это кто? — спросила она у Джонни.
— Это? Женька Камнева. Она всегда с ним.
Юленька прикусила нижнюю губу.
«Скажите, пожалуйста, — подумала она, — не познакомилась, не посмотрела…»
Жене Юленька тоже не понравилась. Ей стало неприятно, что рядом со Львом будет жить эта хорошенькая, вертлявая дамочка.
— А тобой интересовались! — шепотом доложил Джонни. И, кивнув головой в сторону комнаты, где жили Богдановы, добавил: — Она работает в редакции счетоводом. За ней там все бегают. Потеха! Даже Сергей Сергеевич.
Разложив кое-как все принесенное, Лев отправился проводить Женю до театра.
6
С легкой руки Зеленецкого слава театра росла. Первые спектакли проходили при полном зале. Правда, находились и скептики. К ним принадлежал Сергей Петрович Компанеец, которого Лена затащила как-то на спектакль. Он выскочил из театра после первого же акта, злой, красный, страшно выругал режиссера и заявил, что, будь его воля, он бы высек Турбаева.
— Белиберда! — кричал он, когда после спектакля все сели пить чай. — Как они с классиками обращаются! Господи, накажи этого байстрюка! Сейчас вас смотрят разные ожиревшие от скуки пошляки. Им эта щекотка приятна. Но их немного, да, да, их удовлетворите и кончите свой век. И режиссеришка ваш от вас сбежит. Нехай он сдохнет!
— Папа! — укоризненно говорила Лена. — Ну что ты говоришь!
— И говорю, и буду говорить! — закричал Сергей Петрович. — Все, все сломали! Этот дурень грозится все разрушить. — Он показал на Андрея. — Ну, так он только болтает, а тот, подлец, ломает уже! До театра добрался, мерзавец! А? Каково? Все сломать! Голая сцена! У-ух ты!
Меж тем Максим Турбаев затевал все новые и новые постановки. Фантазия его не имела, казалось, предела.
Встретив как-то Льва, Виктор рассказал ему о предстоящем спектакле.
— Хотим ставить «Онегина». Понимаешь, Лева, это будет чудесно. Максим трактует «Онегина» совершенно по-новому. Там, например, будет изумительная сцена: муж Татьяны — председатель следственной комиссии — допрашивает Онегина…
— Позволь, позволь, — изумился Лев. — Но ведь у Пушкина этого нет. Откуда же вы возьмете стихи?
