– Четыреста за пару? – пересчитал Малинин.
На пару роз у него хватало, но он точно знал, что живой девушке две розочки дарить нельзя. А одной вроде маловато будет…
Кроме роз, в продаже были дорогущие орхидеи и очень странные, здоровенные, нездорового сиреневого цвета ромашки.
Побродив в зеленях под присмотром недоверчивого кота, Андрей Петрович принял мужественное решение купить Ольге Павловне не срезанные цветы, а живое горшечное растение. Название его он запамятовал, едва услышал, а вот вид оценил как незабываемый. Могучий побег жизнеутверждающе торчал из горшка на полметра вверх и яркостью окраски мог посрамить любую тропическую птицу. Наверное, поэтому белый кот расстался с ним без сожаления.
– На морозе долго не держите! Он нежный! – предупредил продавец, заботливо упаковывая горшок с растением в бумажный термопакет.
Конусообразный сверток выглядел точь-вточь, как колпак сказочного гнома. Малинин почувствовал себя кем-то вроде Деда Мороза с подарками. Роль эта для него была не новая, долго вживаться в образ не требовалось.
– Спасибо тебе, отрок! – с вологодским оканьем поблагодарил он юношу-продавца.
– Сам окорок! – благоразумно дождавшись, когда здоровенный сумасшедший выйдет из лавки, огрызнулся глуховатый юноша.
На улице на Малинина, шествовавшего в обнимку с колпаком, никто не глазел. Уже стемнело, и прохожие встречались редко, а в тихом дворе у дома Ольги Павловны и вовсе никого не было.
Андрей остановился, чтобы поправить под мышкой конус, и в этот момент прямо под ноги ему гранатой упал небольшой предмет. Чуть левее – и защитный шлем на голове вполне оправдал бы свое присутствие!
Перелетный предмет имел перламутрово-розовый цвет дешевого лака для ногтей. Этот тошнотворный колер Малинину был знаком, и, хотя от удара об обледеневший асфальт предмет разлетелся на части, Андрей уверенно опознал в нем девчачий мобильник.
Разумеется, он поднял голову, скользнул настороженным взглядом по фасаду многоэтажки и, дотянувшись до чердачного окна, увидел вывешенный из него пиратский флаг.
Неприятно удивленному Малинину потре-бовалось несколько секунд, чтобы понять, что это трепещущее черное полотнище – пола распахнутого габардинового пальто.
Пальто он тоже узнал – и испугался до звона в ушах.
Формы у Любани Романчиковой были крепкие, но не спортивные. К финишу одиночного забега на чердак она пришла с одышкой, малиновым лицом, дрожащими коленками… И еще – с вешалкой в руке, которая в отличие от ног нисколько не тряслась. Поэтому банальная вешалка, с разбегу брошенная ее бестрепетной рукой, полетела, как боевой бумеранг, точно в цель!
Правда, с целью этой Любаня не успела определиться заранее, так что мишень для себя боевая вешалка выбрала сама. Умеют же это делать американские стингеры? А русская вешалка чем хуже?!
С пугающим звуком просвистев под низкими чердачными сводами, самонаводящаяся вешалка ударила в цинковую ванночку модели одна тысяча девятьсот тринадцатого года, сосланную на чердак еще в незапамятные послевоенные годы.
Одновременно с ванночкой, когда-то принимавшей в себя розовое гладкое тельце маленькой Анфисы Семиной, на чердак были отправлены: жестяная садовая лейка с разбрызгивателем, похожим на лишенный семечек подсолнух, противогаз с прогнившим хоботом и без одного стекла, скелет велосипеда «МВЗ» одна тысяча девятьсот сорок первого года выпуска и металлические, с никелированными шишечками, спинки старинной кровати. Все это добро было ярусами развешано на стене в лучших традициях дизайна советских коммунальных квартир.
Боевая вешалка врезалась в пятнистое чешуйчатое дно ванны с грохотом, потрясшим стену и воображение присутствующих. Оля вообще ничего не поняла, а Суворин понял, что его дело плохо, но не понял, почему и насколько.
Понимание ему крайне затруднила дореволюционная ванна, которая рухнула, как царский режим, в один миг! И при этом смела на своем пути к полу иные предметы, каковые и ухнули в едином порыве на спину и плечи Майкла.
– Мама! – пискнула освобожденная Оля, отскакивая от окна.
– Нет, это я, сестра твоя! – без особой теплоты в голосе ответила ей Любаня. – Что ж ты, Олька, творишь-то с чужим мужиком?!
В полумраке чердака слабо подкрашенное закатом окно было единственным источником света. Когда Ольга перестала загораживать его своим телом, стало видно, что с мужиком и впрямь сотворилось недоброе.
Придавленный ванной, остовом велика и кроватными спинками, Суворин походил на недоделанное и нежизнеспособное чудовище Франкенштейна. Даже велосипедные колеса, в спицах которых запутались ноги и руки Майкла, не добавляли ему мобильности.
– Ой, Вася! – вскричала Любаня, подбегая к тяжко ворочавшейся и слабо дребезжавшей куче металлолома. – Ой, нет, не Вася!
Противогаз, поймавший закатный свет, пугающе сверкнул красным глазом, его гофрированный хобот затрясся.
– Ой! Кто это?! – попятилась Любаня.
– Это не Вася, – подтвердила Оля. – Это Миша!
– Ах, вот вы где! – загремел усиленный эхом трубный глас бабки Семиной. – Смотри, Юрий Саныч, как они тут резвятся! Ажно кровать мою поломали, ироды!
– Добрый вечер! – промокнув вспотевший лоб манжетом свитера, миролюбиво и даже почти просительно произнес участковый, которому ужасно не хотелось скандала.
– А это кто? – обернулась к ним Любаня.
Вопрос «Кто это?» определенно становился самой популярной репликой вечера.
– А ты-то, девка, кто? – прищурилась на нее бабка Семина.
– Это сестра моя, Люба, – сказала Оля.
– Вона как, а?! – Бабка хлопнула себя руками по бокам, как пингвин крыльями. – Так ты, шалава, с родной сестрой тут, значит?!
– С двоюродной, – поправила Оля.
– И двое баб на одного мужика! – продолжала возмущаться бабка Семина.
– Ольга!
Оттолкнув кроткого участкового, на чердак ворвался Малинин.
– А мужиков, я вижу, двое! – с удовольствием отметил Юрий Саныч.
– Подержите, – Малинин не глядя сунул свой сверток бабке Семиной.
Та уставилась на неопознанный предмет подозрительной формы и внушительного размера со смесью ужаса и восторга.
– С тобой все в порядке? Ты цела?!
Малинин сквозь пальто ощупывал Ольгу.
– Совсем обнаглели! Вы тут прилюдно тискаться будете, ироды?! – опомнившись, взвизгнула неугомонная ревнительница нравственности бабка Семина.
– Это кто? – не прекращая осмотра, покосился на нее Андрей.
– Да никто, – ответила улыбающаяся Оля, и оскорбленная старуха задохнулась от возмущения. – Ты вот сюда посмотри. Знаешь, кто это?
– Кто это? – послушно повторил Андрей.
Внутренний голос Ольги захлебнулся весельем.
– Это он! Наш маньяк-убийца!
– В каком смысле – наш? – заволновалась Любаня.
– В каком смысле – убийца? – насторожился участковый.
– В каком смысле – маньяк? – ожила бабка Семина.
И все трое дружно спросили:
– Кто это?!
– Ооо… – Оля всхлипнула, утерла слезы нервного веселья и попросила присутствующих: – Давайте домой пойдем, а? Я вам дома все-все расскажу! Только надо бы сначала преступника как следует обездвижить, а то, мне кажется, сейчас у него ненадежные оковы. Кто-нибудь видит тут веревку?
– Мулька, ко мне! – генеральским голосом скомандовала воспрявшая духом бабка Семина.
Собачка послушалась, и хозяйка проворно отстегнула с ее ошейника поводок:
– Вот! Кожаный, длинный, он-то получше будет, чем веревка! Вяжите его, вяжите! А то ишь, чего удумал, ирод, маньячить в приличном доме!
С учетом наплыва нежданных гостей этим вечером чай в фамильной резиденции Романчиковых пили в гостиной. К чаю были поданы остатки мамулиной выпечки, сырные и колбасные нарезки из свежезакупленной партии провианта, деревенское сало и антидепрессанты – самогон или валериановые капли, на выбор. Презрев условности, Ольга Павловна впервые в жизни выбрала самогон.
Майкл Суворин к чаю зван не был. Его уже привечали в отделении. Оля искренне надеялась, что после того, как настоящие сыщики досконально разберутся в криминальной истории с двумя убитыми девушками и одной едва не убитой, в баскетбол Майкл Суворин будет играть только на тюремном дворе.
За столом собрались все без исключения Романчиковы, Малинин, участковый и бабка Семина, избавиться от которой можно было бы лишь путем ее убийства, на что в данный момент никто пойти не смог.
Посреди стола экзотическим подобием новогоднего дерева высилось принесенное Малининым растение. Галина Викторовна смотрела на него с нескрываемой нежностью, периодически вытирая глаза, неудержимо слезившиеся не то от созерцания ослепительного цветка, не то от умиления. Интересный мужчина Андрей Петрович Малинин сидел на диване бок о бок с хорошей девушкой Ольгой Павловной, и ее любящая родительница сердцем чувствовала, что у ее дочки появился реальный шанс перейти из категории старых дев в гораздо более престижный разряд замужних дам!
