она только задает контекст наблюдениям Абрахама об анальном эротизме матери и его разрушительных эффектах для психосексуального развития ее ребенка. Клиническое понимание Абрахамом анальной эротики навязывается теорией кастрационного комплекса. Но анальный эротизм
также является доминантой партеногенетической фантазии и ее проявления в сиблинговой инцестуозной игре и соперничестве. Кастрирующая женщина, с точки зрения Александера, – тип
характера. Я хочу обратить вспять это движение, которое способствовало смещению фокуса анализ с бессознательных последствий вытеснения вследствие запретов в сторону опасной моралистической характерологии. Как говорит Фрейд в статье «Ребенка бьют», невроз и характер не одно и то же. Такой переход к «характеру» закрепил понятие кастрирующей женщины.
Вместо того чтобы сводить аналитические инсайты к идеологическим предписаниям, обращение к сиблингам и их заместителям в качестве отдельных структур позволяет нам вернуться к бессознательным процессам. Бессознательные процессы дают возможность взглянуть на социальные вопросы без какой-либо необходимости в анализе характера или в адлерианских постулатах о стремлении к власти и комплексе неполноценности. Материнские фантазии и их отыгрывание в отношениях с детьми, когда они становятся любимыми ангелами и ненавистными монстрами, сексуальное насилие со стороны отца, повсеместное избиение жен и феминизация истерии, война и мир – все это коренится не только во взаимодействии поколений, но и в дилеммах, с которыми нам придется иметь тело, если мы сменим ракурс и обратимся к горизонтальному измерению.
Глава 5
Гендерные и половые различия: в чем разница?
В фильме Моники Тройт «Мой отец приезжает» (1990) есть эпизод, в котором герой сидит за рулем и размышляет о своем лице, рассматривая его в зеркале автомобиля. Он показывает молодой женщине фотографию. «Это твоя сестра?» – спрашивает она. «Некто более близкий», – отвечает он. Братья и сестры находятся на минимальном расстоянии, на котором могут быть люди при условии, что не нарушается запрет на инцест. На фотографии изображена не сестра героя, а он сам до того, как сделал операцию по коррекции пола. Я предполагаю, что термин «гендер» (по крайней мере, в англосаксонском мире) приобрел большую значимость даже в рамках психоаналитического дискурса, потому что он указывает не на максимальное различие между матерями и отцами, а на минимальное различие в сексуальном отношении между братьями и сестрами, которые сами по себе находятся в тени нарциссической экономики, где другой является «неким более близким». Трансгендерный герой Тройт является примером того, насколько тесной может быть психическая и физическая близость сиблингов.
Концепция «гендера» не может должным образом быть встроена в психоаналитическую теорию. У субъекта нет возможности занять позицию, которая исключала бы сексуальность, а «гендер» относится к более широкой области отношений, в которой сексуальность не может быть определяющим фактором. Более того, в психоаналитическом понимании сексуальность пронизывает все стороны психической жизни: человек или приходит к пониманию сексуальных различий и осознанию того, что женственность и мужественность определяются их отличием друг от друга («вымышленный идеал» нормальности), или отказывается от принятия этих различий (психоз), или не может их принять (невроз), или решает не принимать (характер). В какой-то момент эту границу можно пересечь (транссексуализм), но она существует. Понятие «гендер» же может использоваться для отношений, лежащих по одну сторону бинарной системы: братья, сестры, мужчины и мальчики, женщины и девочки.
Рис. 8. Гендер может характеризовать отношения, которые располагаются по одну сторону бинарной системы. Ян де Мейер. «Портрет дочерей сэра Мэтью Деккера» (1718). Права принадлежат музею Фицуильяма при Кембриджском университете
Я хочу привести аргумент в пользу понятия «гендер» и начну с двух заявлений, первое из которых – это несогласие с экстрапсихоаналитическим пониманием гендера (то есть политическим, социологическим и психологическим), а второе – несогласие с тем, что термин «гендерные различия» может быть более модным эквивалентом термина «половые различия» (напр.: Breen, 1993), как если бы с точки зрения психоанализа это было одно и то же. Во-первых, я считаю, что если мы рассматриваем гендерные отношения, то в них в любом случае присутствует некая остаточная сексуальность. Во-вторых, несоответствие сексуальности гендеру (напр.: Scott, 1996а) не позволяет взаимозаменять термины «половой» и «гендерный», когда речь идет о различиях. Поэтому нам прежде всего необходимо понять природу сексуальности внутри «гендера» и выяснить, как это отличается от концепции «половых различий». Все аспекты этих проблем имеют отношение к недостаточной представленности сиблинговой проблематики.
Начну с проблемы внутри пространства психоанализа, а затем перейду к более широкому контексту. Согласно самым ранним теориям, сексуальное влечение вступает в конфликт с влечением к «самосохранению»: сексуальное побуждение выражает внутренние импульсивные желания и наталкивается на табу, нарушение которого ставит выживание под угрозу. Впоследствии эти силы рассматривались не как конфликтующие, а как входящие в некую совокупность, вместе они образуют «влечение к жизни» с тенденцией к интеграции и изменениям, чему противодействует гипотетическое «влечение к смерти», которое толкает человека к распаду и остановке. В мои задачи не входит анализ клинического материала, послужившего основой для этого теоретического сдвига. Я хочу обратить внимание на перестановку акцентов в понимании сексуальности, поскольку сексуальность стала краеугольным аспектом «влечения к жизни», ослабив позиции «влечения к выживанию». Причины, по которым для меня это представляется важным, не просто академический интерес. Я считаю, что это способствовало тому, что психоаналитическая теория повернулась в сторону идеологии здравого смысла, которая, хотя и принесла определенные выгоды, является ровно тем, чем является.
Иными словами, отнесение сексуальности к «влечению к жизни» способствовало пониманию сексуальности как стремления к деторождению, как влечения к размножению. На более раннем этапе сексуальное влечение рассматривалось как глубоко разрушительная сила, и, хотя этот аспект предполагалось сохранить, на самом деле он был в значительной степени отщеплен: сексуальность, которая не является репродуктивной, как в случае инверсии (гомосексуализма) или перверсии, считается разрушительной. Репродуктивную сексуальность считают труднодостижимой, но она не является источником разрушения или «недовольства» в контексте цивилизации. Здесь все предельно понятно!
Клиническое наблюдение нарциссизма положило начало теоретическому сдвигу к объединению сексуальности и самосохранения в рамках «влечения к жизни». Без любви к себе не может быть никакого инстинкта выживания. Однако в формулировке влечения к жизни нарциссизм присоединил к себе инверсию и перверсию как необходимые для развития, но в конечном итоге разрушающие желательную репродуктивность, жизненные силы сексуальности – таким образом, мы приходим к «нарциссическим расстройствам». Проблема не в том, что эти сдвиги в понимании не могут быть описаны строго научно, а в том, что у нас больше нет теории, которая идет вразрез с идеологией, и поэтому развитие теории будет скорее аддитивным, чем творческим, а ее выводы корректирующими, а не радикальными, по крайней мере, в
