— Все предельно просто, — говорю я, когда изображения отпечатков выстраиваются на экране.
— И прямо отсюда можно переслать их в автоматическую систему распознавания отпечатков пальцев? — интересуется Джейкоб.
— Хотелось бы.
Иметь под рукой цифровой сканер, соединенный с АСРОП — настоящая мечта. Я уже не юнец и помню, что раньше все было куда сложнее, чем теперь. Отпечатки посылали в центральное хранилище штата, где они снабжались документами и отсылались в ФБР. Я, после того как запру Джейкоба в камере, вернусь сюда и посмотрю, не привлекался ли он ранее. Я не надеюсь на успех, но это совершенно не значит, что Джейкоб впервые преступает закон. Это всего лишь означает, что его впервые поймали.
Принтер выплевывает карточку с отпечатками, которую я прикреплю к делу Джейкоба вместе с его фотографиями. Вверху значатся все личные данные Джейкоба. Ниже десять маленьких квадратиков, в каждом отпечаток. Под ними, словно армия солдатиков, выстроились десять цифр.
В это мгновение я обращаю внимание на лицо Джейкоба. Глаза у него блестят, на губах улыбка. Его арестовали за убийство, а он на седьмом небе от счастья, потому что удалось собственными глазами увидеть цифровой сканер.
Я нажимаю кнопку, выезжает вторая карточка.
— Держи, — протягиваю ее ему.
Он начинает раскачиваться на носочках.
— Вы имеете в виду… что мне можно это взять?
— А почему нет, черт побери?! — отвечаю я.
Пока он пребывает в эйфории от распечатки, я хватаю его за локоть и веду в камеру. На этот раз он не взрывается от моего прикосновения. Даже не замечает.
Однажды меня вызвали на самоубийство. Парень перебрал снотворного, когда его сестра попросила посидеть с ее десятилетними сыновьями-близнецами. Настоящие чудовища! Когда они не смогли разбудить своего дядю, то решили над ним поиздеваться. Намазали лицо взбитыми сливками, водрузили на нос вишенку — это первое, что бросилось мне в глаза, когда я взглянул на тело, распростертое на диване в гостиной.
Эти мальчики так и не поняли, что их дядя умер.
Когда-нибудь им, конечно же, скажут. И, несмотря на то что мне там делать было нечего, я много думал об этих близнецах. Просто понимаешь: когда они узнают, то уже никогда не будут прежними. Я, похоже, был последним, кто видел этих мальчишек, когда они были просто детьми, когда смерть меньше всего занимала их умы.
Сегодня вечером это не давало мне покоя. Не мертвые, чьи тела я повидал, а живые, которые преследуют наяву.
Когда я запер Джейкоба в камере, он даже не отреагировал — и это напугало меня больше его недавнего приступа.
— Я приду за тобой, — обещаю я, — нужно закончить с бумагами, а потом мы пойдем в суд. Договорились?
Он молчит. В правой руке сжимает карточку с отпечатками пальцев. Левой бьет по ноге.
— Может, присядешь? — предлагаю я.
Вместо того чтобы сесть на койку, Джейкоб тут же усаживается на бетонный пол.
У нас в камерах установлены видеокамеры, поэтому преступники находятся под постоянным наблюдением. Мне нужно было заканчивать с бумажной волокитой, которой нет конца и края, но вместо этого я иду в дежурку и вглядываюсь в монитор. Десять минут Джейкоб Хант не шевелится, если не считать размахивания рукой. Потом очень медленно отодвигается назад, пока не упирается спиной в стену, вжимается в угол камеры. Его губы шевелятся.
— Что, черт побери, он шепчет? — спрашиваю я дежурного.
— Не могу знать!
Я выхожу из дежурки и приоткрываю дверь, ведущую в камеру предварительного содержания. Голос Джейкоба едва различим:
— «Все вокруг в моем родном городе пытаются выследить меня. Говорят, что хотят признать меня виновным в убийстве помощника шерифа».
Я распахиваю дверь и вхожу в камеру. Джейкоб продолжает петь, его голос становится то громче, то тише. Мои шаги эхом отдаются на бетонном полу, но он не замолкает. Не замолкает даже тогда, когда я стою уже по его сторону прутьев, прямо перед ним, скрестив руки на груди.
Он поет еще два раза, потом замолкает. На меня он не смотрит, но по его расправленным плечам я понимаю: он знает о моем присутствии.
Со вздохом понимаю, что больше не оставлю этого парня одного. И не смогу закончить оформлять документы, пока не удастся убедить его, что это очередной урок полицейских процедур.
— Что ж, — говорю я, отпирая дверь камеры, — ты когда-нибудь заполнял первичный бланк задержания в полиции?
ОЛИВЕР
Услышав, что детектив грозит арестовать Эмму Хант, если она не прекратит вопить, я выхожу из ступора, в который меня повергла его предыдущая фраза: «Потом мы доставим его в здание суда, где ему будет предъявлено обвинение».
Что, черт побери, я знаю о «предъявлении обвинения»?
Я выиграл парочку гражданских исков. Но предъявление обвинения по уголовному делу — совершенно иной коленкор.
Мы в машине Эммы, едем в суд, но я с трудом ее уломал. Она отказывалась покидать полицейский участок без Джейкоба. Мне удалось убедить ее покинуть участок единственным способом — пообещав показать, куда переведут ее сына.
— Я должна быть с ним, — заявляет она, проскакивая на красный сигнал светофора. — Я, черт побери, его мать! — Как будто внезапно вспомнив о чем-то, она ужасается. — Тео, боже мой, Тео… Он даже не знает, где мы.
Понятия не имею, кто такой Тео, но, честно признаться, у меня нет времени интересоваться. Все мои мысли заняты тем, где я должен стоять в зале судебного заседания.
Что я должен говорить?
Кому первому дают слово? Мне или обвинителю?
— Это совершеннейшее недоразумение, — настойчиво повторяет Эмма. — Джейкоб и мухи не обидит. Он не может быть виновен.
Откровенно признаться, я даже не знаю, в какой зал судебных заседаний надо идти.
— Вы вообще меня слушаете? — спрашивает Эмма, и в этот момент я понимаю, что она, по-видимому, задала мне вопрос.
— Да, — отвечаю я, полагая, что хотя бы на пятьдесят процентов не ошибся.
Она прищуривается.
— Налево или направо? — повторяет она.
Мы стоим у знака «стоп».
— Налево, — бормочу я.
— Что происходит, когда предъявляют обвинение? — спрашивает она. — Джейкоб не должен говорить, верно?
— Не должен. Говорить будет адвокат. То есть я. Суть предъявления обвинения заключается в том, чтобы зачитать обвиняемому, в чем его, собственно, обвиняют, и назначить сумму залога.
Это все, что я вспомнил из университетского курса.
Но сказал я об этом Эмме зря.
— Залог? — повторяет она. — Джейкоба посадят в тюрьму?
— Я не знаю, — честно отвечаю я. — Поживем увидим.
Эмма паркуется на стоянке перед зданием суда.
— Когда его привезут?
На этот вопрос у меня нет ответа. Единственное, что я знаю: рабочий день подходит к концу, и если детектив Метсон не поторопится, то Джейкобу придется провести ночь в окружной тюрьме. Но об этом я Эмме сообщать не буду.
Внутри здания суда царит тишина: большинство дел, назначенных на сегодня, уже рассмотрены. Однако наше дело еще только предстоит рассмотреть, поэтому мне просто необходим ускоренный курс обучения уголовному праву и процессу, пока мой клиент не понял, что я обычный самозванец.
— Подождите здесь, — предлагаю я, указывая на кресло в коридоре.
— А вы куда?
— Заполнить… кое-какие необходимые бумаги, пока не привезли Джейкоба, — отвечаю я, изо всех сил стараясь выглядеть уверенно, и стремглав бросаюсь в кабинет секретаря.
Как медсестры в больницах осведомлены лучше докторов, так и секретари в судах знают порой больше, чем сами судьи. Поэтому если действительно хотите что-то толком узнать о судебном процессе, то лучше потратить больше времени, умасливая секретарей, чем самих судей.
— Здравствуйте! — приветствую я невысокую темноволосую женщину, которая всматривается в экран компьютера. — Я здесь, чтобы выслушать предъявляемые обвинения.
Она отрывает глаза от экрана и равнодушно отвечает:
— Рада за вас.
Мой взгляд падает на табличку с именем на ее письменном столе.
— Интересно… Дороти, а вы не скажете, в каком зале это будет происходить?
— Держу пари, что в зале судебных заседаний по уголовным делам…
— Точно, — улыбаюсь я, как будто давно это знал. — А судья?
— Поскольку сегодня понедельник, председательствует судья Каттингс, — говорит она.
— Спасибо. Спасибо огромное, — благодарю я. — Приятно иметь с вами дело.
— А я как рада нашей встрече! — нараспев отвечает она.
Я уже собираюсь выйти, но в последнее мгновение оборачиваюсь.
— Последний вопрос…
— Да?
— Я… должен что-нибудь говорить?
Дороти отрывается от компьютера.
