длинными, что они перекатывались через край ущелья. Нилит прижимала коня к каждому холмику и выступу, стараясь как можно тщательнее его спрятать. «Упыри», несомненно, уже заскучали. Те, кого она видела, выглядели уставшими. Кроме того, от человека, с которым она сражалась, воняло конским потом, и он был значительно слабее, чем следовало ожидать.
Должно быть, Крона гнала их по пескам, срезая путь между извилинами реки. То, что Нилит удалось не отстать от разбойников, – хороший знак. День тянулся бесконечно. Когда она ехала на юг, она была свежей и полной сил, а теперь она ранена и истощена. Ей казалось, что ее кости сделаны из фарфора, кожа натянута, словно на барабане, а кровь стучала в голове громче, чем копыта Аноиша.
С востока подкралась ночь. «Упыри» Кроны направились на запад, вдоль реки. Нилит они до сих пор не обнаружили, и она пошла по их следу, радуясь тому, что ночь безлунная. Ее усталость начала превращаться в бред, и Нилит вдруг поняла, что негромко смеется, глядя на то, как «упыри» ползут по песку.
Охотник стал жертвой. Хотя Нилит слаба и безоружна, хотя она сбилась с пути и ее время на исходе, ей все равно было смешно. Так часто бывает, когда преимущество на твоей стороне.
Она еще долго ухмылялась в темноте.
Глава 11. Вселение
Все, что построено, можно сломать. Такова суть бытия. Всему наступает конец – или от времени, или от смуты.
Старая поговорка сколов
– Ну давай, Острый. Уже час прошел.
– Келтро, я же сказал – у меня нет конечностей!
Голос меча дрожал от напряжения. Что там вообще он у себя напрягает, я понятия не имел. Это был один из самых тупых планов за все мои тридцать четыре года. Я даже не был уверен, можно ли назвать планом такую задумку, как «заманить олуха в комнату, напасть на него, затем сбежать». Дыр в плане было больше, чем в штанах нищего. Мы даже не придумали, как выбраться из комнаты, не говоря уже о башне Баска.
В данный момент я сосредоточился только на том, чтобы помочь мечу упасть с каминной полки. Громкий лязг наверняка заставит кого-то прибежать сюда. На призрака в гардеробе никто внимания не обращал; это мы уже выяснили. Но, как верно заметил Острый, он не обладал ловкостью живого существа и мог полагаться только на свою силу воли.
– Ну же! Я в тебя верю!
– Мммм!
Я вспомнил, что издавал похожие звуки на корабле, когда присел над сейфом той старой ведьмы. Мне вдруг показалось, что это было так давно.
Раздался лязг, и что-то затряслось. Я прижался к щели в двери.
– Вот так!
Через несколько секунд что-то блеснуло, падая, и с грохотом приземлилось в очаг. Острый издал такой звук, словно он ушибся, но я-то знал, что он просто притворяется.
Свою работу он сделал: звякнули ключи, и в комнату вошел крепкий лысый мужчина с бородой цвета осени – Что происходит? – воскликнул он, делая вид, будто внимательно осматривает комнату. Я захрипел, привлекая его внимание. – Кто здесь?
Рыба-здоровяк попробовала наживку и остановилась рядом с моим гардеробом, прижав руку к уху.
– Ты что-то задумал, призрак?
От очага донесся шепот, и охранник развернулся. Любой разумный человек, возможно, позвал бы напарника. Но здоровяк оказался восхитительно недалеким, и мы с мечом заставили его бродить от камина к гардеробу и обратно в течение нескольких минут, прежде чем он схватился за замки моей тюрьмы.
– Надеюсь, ты там, иначе Баск тебя в порошок сотрет!
Ухмыльнувшись, я снял с себя шарф и сорочку, прижал ногу к задней стенке гардероба и приготовился к прыжку.
Свет устремился внутрь шкафа, огибая темную фигуру охранника. Гнев на лице здоровяка сменился ужасом, когда я бросился на него, вытянув руки.
Я, дикий и голый, похоже, пробудил в нем какие-то древние страхи, и он, завизжав, отшатнулся.
Мое призрачное тело врезалось в охранника, но поскольку я не обладал весом, то просто сполз по нему, словно мешок у стены сарая. Пока он бил меня дубинкой, стараясь высвободиться, я отчаянно пытался приковать его взгляд к себе, но его глаза слишком сильно вращались.
Я понятия не имел, что я делаю неправильно, поэтому снова бросился на него, стараясь сделать мои пары как можно более твердыми. На этот раз я подтолкнул его настолько сильно, что он зацепился за ножку какого-то уродливого табурета в виде фламинго и потерял равновесие. Падая, охранник каким-то образом поместил дубинку между полом и своей головой. Я услышал треск.
– Хрень какая-то, – сказал я, быстро захлопнув дверь.
– Возможно, нам повезло. Он не будет сопротивляться.
Я осторожно подобрал меч и выставил его вперед – чтобы на него упал свет ламп. Обсидиановый клинок выглядел так, словно состоял из жидкости, из чего-то похожего на расплавленное черное стекло. Прожилки и пятна меди на его поверхности казались тусклыми. Серебряные ветви на гарде и рукояти Острого обхватывали лицо, вырезанное из полированного черного камня, – молодое, худое лицо мужчины. Оно улыбалось мне.
– Как ты можешь видеть меня и говорить? Ну, то есть…
Я не знал, что сказать. Мне было сложно понять даже то, как души попадают в животных, не говоря уже о предметах. Если я ожидал, что камень будет двигаться с такой же легкостью, с которой он говорил, то меня ждало разочарование. Лицо застыло в этой клоунской ухмылке, но я действительно почувствовал легкое гудение в клинке. Вибрации распространились по моей руке.
– Пожалуйста, будь осторожен. Меня уже давно не двигали, и у меня давно не было хозяина. Полагаю, это наше первое рукопожатие.
– Ну, если это только оно, но и не более того. – Я поставил его на диван и разжал кулак, чтобы избавиться от покалывания. – И я не твой хозяин.
– Завладев мной, ты стал им, ведь моя половина монеты – это я сам. Это также означает, что, когда мы рядом, я могу говорить с тобой, и только с тобой.
Я пожал плечами, гоня прочь эту чушь. Меня совсем не интересовало, какие чары вплели в него никситы или кузнецы.
Встав над потерявшим сознание охранником, я бесшумно потер руки, а затем внимательно осмотрел его – так же, как и любой еще не взломанный замок. На его загривке торчали рыжие курчавые волосы, словно сорняки на солончаке. Лужа крови пропитывала ковер, растекаясь со скоростью пролитого варенья.
– Я понятия не имею, что нужно делать.
– Сядь на него. Или, еще лучше, ляг.
Поморщившись, я осторожно опустился на раскинувшегося на полу человека. Если не считать того, что его дыхание теперь превращалось в туман, смешиваясь с моим холодом, ничего не произошло. Мне было неприятно смотреть на его потную шею, и поэтому я закрыл глаза, чтобы сосредоточиться и представить себе, будто я смотрю на мир чужими
