– Никак нет! – сильно побледнев, прошипел Волков.
– Что – никак нет?
– Не держу, государь, тебя за последнего дурака…
– Ой, спасибо, родной, уважил! Ну, а ещё чего скажешь умного?
– Пётр Алексеевич! – вмешался спокойный басом, Ромодановский. – Василий ведь ничего и не говорил про Европу. Он сказал: «Когда ты, государь надолго отъедешь из Москвы белокаменной…» Ты же, Пётр Алексеевич, никогда летом не сидишь на Москве! Всё в отъездах дальних… Вот стрельцы и решили, что и в этот раз так будет: или к Азову отъедешь – на кораблях поплавать по морю, или в Архангельск, или – на горы Уральские. Помнишь, тебя дьяк Виниус звал на Урал – посмотреть на тамошние чудеса, а ты согласился прилюдно?
– Помню! – коротко кивнул Пётр, чуть смущённо посмотрел на Волкова: – Ты, Василий, не сердись на меня! Ну, наорал маленько, ну, бывает! Должность у меня такая – царская… Что там у вас с письмами? Алёшка, докладывай!
Со своего места поднялся румяный и голубоглазый Бровкин, держа в руках несколько листков бумаги, заговорил – раздумчиво, словно бы взвешивая каждое своё слово:
– Перехватили два письма – от стрельцов к царевне Софье, в монастырь. И четыре – от Софьи к ним. Можно с уверенностью сказать, что писем было больше гораздо. Но всё перехватить нельзя, никаких сотрудников не хватит на это…
– Давай сюда стрелецкие писульки, неторопливый ты наш! – властно протянул свою длань Пётр, забормотал, зло усмехаясь, мельком просматривая бумаги: – Матушка-раскрасавица, лебедь белая… На верность присягаем… Займи престол древний… Крови не убоимся… Молим слёзно… Пусть вернутся порядки прежние… Вот же засранцы! Кто подписывал сиё? Смотри-ка, и полковые командиры, и пятисотенные, и стольники! И что им отвечала Софья, лебедь белая?
– Во всех четырёх письмах – один и тот же ответ: «Пусть будет – как Богу сиё угодно! Софья», – доложил Алёшка.
– Ну и хитра моя сестрёнка! Змея осторожная, ядовитая…
По завершении двухчасового разговора они приняли такой нехитрый план: дождаться, когда зарядят хмурые осенние дожди и завершатся плановые учения воинские, выслать в стрелецкие полки богатый водочный обоз – в качестве милостивого царского презента, выждать сутки-другие, после чего тщательно окружить злонамеренных смутьянов и разобраться с ними – как уже получится…
– Мин херц, а можно, я на недельку отъеду к себе в Александровку? – попросил Егор, провожая царя в опочивальню. – Жена очень уж сильно скучает по жизни деревенской! Вместо меня тут Волков покомандует – в делах охранных, а в полку – Федька Голицын… Можно, государь?
– Валяй! – разрешил сильно захмелевший Пётр. – Даже на две недели можешь, разрешаю! Я вот тоже решил слегка отдохнуть от дел государственных: и Анхен заждалась меня, да и из Дании прибыло с пяток девиц свежих… Преображенцев возьми только с собой десятка два: пусть тщательно охраняют моего верного охранителя…
– Да, чуть не забыл, мин херц! Можно, мы с Яшкой Брюсом при моём полку создадим лабораторию оружейную? Есть, понимаешь, парочка мыслей дельных…
– Создавайте! Кто же вам мешает? А, ефимки нужны… Пятьсот рублей хватит? Возьми в казне, я распоряжусь завтра… Хотя, и сам мог бы выделить из своей тугой мошны! Деньги-то на воинских поставках вы с герром Францем гребёте – совсем даже неплохие…
Александровка встретила чету Меньшиковых голубым безоблачным небом и ласковым, но совсем уже нежарким сентябрьским солнцем.
«И всё же бабье лето – лучшее время года! – подумал Егор. – Даже в поздней весне, когда зацветают плодовые деревья, нет такого шарма и утончённости…»
В полях и садах созрел богатый урожай овощей и фруктов, а все зерновые культуры уже были успешно убраны и размещены по амбарам и житницам. Егор с удивлением узнал, что главным овощем того времени являлась репа.
«Совершенно ничего странного! – прокомментировал этот факт внутренний голос. – Картошку-то ещё не завезли из Европы, вот репа и стала основой среднестатистического крестьянского рациона…»
Из других овощей присутствовали: белокочанная капуста, морковь, редька, мелкий репчатый лук и чеснок, вернее, нечто среднее между классическим чесноком и дикой черемшой. Фрукты на Егора тоже не произвели особого впечатления: сливы выросли мелкими и кислыми, яблоки и груши были густо покрыты чёрными точками парши. Только фундук, росший в северной части господского сада, обрадовал: орехи были весьма крупными, с тонкой скорлупой и очень духовитыми.
– Ничего, Саня! – обнадёжил беременную жену Егор. – Вот весной мы с Петром Алексеевичем поедем в Европу, я там и семян разных накуплю, такое вырастет – удивишься. Мы тут всё переиначим! Крестьян заставим огородничать по-другому. Да и хороших фруктовых саженцев надо будет прикупить, по весне настроить стеклянных теплиц и парников…
– Ты уедешь, а я? – жалобно спросила Санька. – Как я тут одна – без тебя? Я же обязательно умру – от злой тоски…
– Не умрёшь! – заверил Егор. – Весной ты будешь уже не одна! Так, давай сюда свой живот, я послушаю!
Пока они ехали в карете от Москвы до Александровки, жена всё дремала. Егор же за это время смастерил некое подобие стетоскопа, используя для этого самый разный подручный материал: полый рог сайгака, подаренный ему под Азовом казачьим атаманом Шубой, чашечку от разбившейся фарфоровой курительной трубки, голландскую деревянную пуговицу с круглым отверстием посередине, паклю и свежий рыбий клей.
– Саша, я боюсь! – чуть испуганно заныла жена.
– Так, отставить споры! – притворно нахмурился Егор. – Задирай быстро сарафан! Кому я сказал?
– Ой! – смешливо взвизгнула Санька. – Предупреждать же надо! Эта штуковина такая холодная и щекотная…
– Помолчи немного! Посиди спокойно чуть-чуть: я слушать буду!
Минут семь-восемь он усиленно вслушивался, перемещая фарфоровую чашечку по тугому животу своей беременной супруги, наконец оторвал ухо от голландской пуговицы, надетой на сайгачий рог, и широко улыбнулся.
– Что такое? – забеспокоилась Санька. – Что тебя так рассмешило?
– Двойня у нас народится! Понимаешь? Там два сердечка стучат! Твоего, понятно, не считая. Конечно, я могу и ошибаться… Ты рада?
– Рада! Я и сама чувствую, что их двое. – В голосе жены послышалась неуверенность. – Только тогда надо будет найти опытную бабку-повитуху. Двойню рожать – дело непростое…
– Не волнуйся, моё сердечко, я буду рядом! Помогу повитухе… Почему – повитухе? Доктора позовём хорошего, заграничного, опытного…
Весь день Санька во главе пяти расторопных дворовых девок, занималась варкой всевозможных варений и фруктовых компотов, используя вместо сахара мёд и порошок из высушенных корней иван-чая.
Егор же отправился в ближайшую берёзовую рощу по грибы. Ходил среди жёлтого осеннего листопада, думал о превратностях и странностях этого бренного мира. Русский осенний лес – лучшее место на этой планете для философских раздумий и придумывания мудрых и вечных сентенций…
Он набрал полную корзину крепких тёмно-коричневых маслят и смешных опят, чьи шляпки были густо «поперчены». Понизу кустарника постоянно перепархивали весёлые стайки рябчиков и куропаток, в небольшом лесном озере громко били хвостами по воде крупные щуки, отдохнувшая душа звенела от восторга и искреннего умиротворения.
«Эх, оставить бы навсегда службу царскую и поселиться в этих краях! Я был бы очень хорошим помещиком: в меру добрым, в меру – строгим… – подумал Егор. – Да царь никогда не отпустит, не оставит в покое. Да что там меня, он и всю страну в покое не оставит, никому не даст застояться и закиснуть… Пётр, он очень собаку-таксу напоминает: та тоже не может долго сидеть на одном месте, ей всё надо бежать куда-то, копать, искать лисьи норы…»
Ночью, уже почти засыпая, Санька едва разборчиво прошептала, обнимая Егора за шею своей горячей рукой:
– Ты такой умный у меня, всё умеешь, всё знаешь… Иногда мне кажется, что ты нездешний, не отсюда…
– Как это? А откуда тогда?
– Не знаю. Но я всё равно люблю тебя…
Через полторы недели зарядили скучные осенние дожди Егор понял, что пора возвращаться в Москву, да и царь очень не любил опоздавших…
Саньку же он решил (под охраной пяти надёжных солдат-преображенцев, получивших за это хорошую плату) оставить в Александровке: нечего ей было делать в Москве в преддверии кровавых разборок со стрельцами. Опять же, чистый деревенский воздух, парное молоко – они весьма полезны для женщин беременных…
По случаю окончания регулярных осенних учений и прибытия царского водочного обоза стрельцы на несколько суток встали единым временным лагерем, разбив несколько сот парусиновых палаток – недалеко от стен древнего безымянного монастыря.
– Вот, мин херц! – старательно объяснял Егор, водя своей подзорной трубой вслед за царской. – Здесь собрано четыре стрелецких полка: Гундертмарковский, Чубаровский, Колзаковский и Чермной. Стрельцы сильно устали во время учений, пьют уже вторые сутки, да и огневых припасов у них почти не осталось. Поэтому план простейший: преображенцы заходят с востока, семёновцы – с запада, с юга подпирают лефортовцы – вдоль берега реки Истры, с севера – полк Гордона… Когда окружение полностью завершено, даём залпы поверх их голов, предлагаем незамедлительно сдаться и выдать всех зачинщиков. Потом…
