продолжал сражаться с Пельменем, — Сергей Палыч положил суровую мозолистую руку на плечо сперва одного, потом, когда прекратилось стучание ракетками, выловил и второго. Тот слабо трепыхался и пытался вырваться, а его противник, хорошо знакомый с лейтенантом, по-рыцарски благородно прекратил борьбу, поймав шарик, застыл в ожидании.
Самым великолепным образом держа фасон, серьезно, безапелляционно и очень громко Акимов провозгласил:
— Попрошу граждан Бурунова и Таранца следовать за мной.
И Колька с огромным удовольствием увидел, как спокойно положил ракетку Таранец и как Бурунов таким же манером отстранил какую-то бесшумно взвывшую, кинувшуюся ему на шею девчонку. И почему-то с полной уверенностью, без никакого раздражения и ненависти про себя ободрил парней, попросил у них прощения. Что ж поделаешь! Жалко. Но есть острая необходимость.
* * *
Анчутка, как и было оговорено, сразу после начала турнира незаметно исчез, так что не видел все эти разного рода драматизмы — к тому же это было ему неинтересно и ни к чему. Жгла изнутри новая, блестящая по своей идее задача, которая захватила его так, как могла захватить лишь бывалого, пусть и завязавшего вора.
Шутка ли! Просочиться незамеченным в режимное помещение — это, положим, для него уже раз плюнуть, натренировался в собственной общаге. Но вот перед тобой чужая комната, незнакомая, забитая мебелью и разного рода хламом. Вот беда-то. Каждую единицу данного добра можно использовать для того, чтобы скрыть сумму деньжат, названную Колькой. Поскольку обитатели помещения вряд ли вообще в руках держали столько, то никто не знает, что им на ум взбредет, куда запихают червончики.
Но не отступиться — во-первых, другу уже обещано, во-вторых, предстоит свершить святое дело: добыть доказательства того, что кто-то из жителей у друзей тырит и вообще является гадом. Все это великолепно. Яшка готов к свершениям.
Однако вот перед ним два ряда по три койки в каждом (ишь ты, еще и одно-, а не двухъярусные. Жируют ремесленные), гарантированные нищенские полчаса времени на осмотр и никаких свидетельств того, что искомая крыса обитает именно на этом или вон том месте… С чего начать-то?
Анчутка решил начать по часовой, снизу вверх. Однако, как только он, благословясь, принялся за первую тумбочку, за плечом женский голос заметил, тихо, доброжелательно:
— На вашем месте я бы начала с правой койки у входа.
Анчутка, обмирая, обернулся — и аж шерсть на спине встала дыбом. Бабка же, которая как раз плотно прикрывала за собой дверь, приветливо улыбнулась ему.
— П-простите, — начал было мямлить Яшка, но она отмахнулась:
— Чего ж нет. Я сама за тем же. С кем честь имею?
Яшка назвался, она тоже. Раиса Александровна, значит. Долго не раскланивались, бывшие бродяга и воспитательница колонии друг друга поняли. К тому же оба отличались быстротой соображения и в шмонах вещей разбирались отлично.
Асеева напомнила:
— Время идет. Начинайте с этой, — она указала на ту, о какой сказала прежде всего, самую непрестижную, у входа.
— А вы? — заикнулся Яшка и смутился, но она, не смущаясь, пояснила:
— Я себе возьму что попроще, — и отправилась к двум козырным койкам, у окошка.
Ладно, загадки потом. Пока нужно разобраться с насущным. Анчутка быстро обыскал койку, ощупал ножки, углы соединений, все части, которые не на виду. Скользнув под кровать, осмотрел панцирную сетку. Вопреки обыкновенному запрету, недавно постиранная пара носок отвисала под кроватью. Ишь, чистюля. И носки-то отличные, самовязанные — для сиротки редкость. Новехонькие — Яшка, осмотрев, ни спущенной петли не углядел, разве что растяпа в какую-то краску влез, вот и отстирал, надо полагать.
Вылез Анчутка, осмотрел и прощупал тощий матрас, одеяло, подушку, вытащив длинную булавку, протыкал всю мягкую рухлядь — пусто, да и вряд ли на виду у всех, в общей палате, будешь зашивать в матрас капиталы. К тому же глупо будет, если затеют внезапно переброску в другую палату или внеплановую смену белья, скажем, в связи с чесоткой или вшами, быстро и незаметно извлекать свой «клад».
Вообще сейчас Яшка начал понимать, что напрасно согласился на это дело — надо быть полным идиотом, чтобы ворованные деньги прятать по месту обитания. Но, может, Колька, как водится, говорит далеко не все — он темнила тот еще.
Тумбочка, обысканная, обнюханная и ощупанная со всех сторон, надежд тоже не оправдала — никаких следов хотя бы каких-то ценностей. Снова носки. У парня богато! И все самовязанные. Ну, его счастье, что Анчутка более не ворюга.
Книжек нет, они все на общей полке, что по стене идет, — это вряд ли интересно. Лежит небольшая книжка, сшитая нитками из отдельных листков. Тонкая, в нее вряд ли что спрячешь, но все равно надо перелистать, пощупать…
Мать честная, что это тут накарябано? Вроде буквы знакомые, а вьются-переплетаются какими-то чудо-кустами, и ничего не понятно. Однажды Яшка такие видел, но печатное, а тут еще и руками написано. Полистал, попытался разобрать — какие-то стихи, лишь в одном месте совершенно точно было написано про некое новое пиво — имя нежно любимого напитка не могло остаться неузнанным. Потом несколько листков было исписано столбиками с различными именами, многие из которых были отмечены «отр.» и «мл.». Ну, это к делу не относится… а вот на последней странице абракадабровской книжки была прилеплена фотокарточка: семейство на морской набережной — мужчина, женщина и мальчишка с девчонкой. Внизу на рамке напечатано «Ялта, фотограф А. Майер, 1941». Мужчина в легкой рубашке, высокий, глаза узкие смеются. Женщина худенькая, легкая, фея сказочная, мальчишка хмурый, надулся, вот-вот заплачет — видно, что балованный. На девчонке смешная шляпка с цветами. И если все остальные не вызвали особого интереса — курортники как курортники, — то девица память Яшки, по этой части крепкую, всколыхнула. Знакомая личность.
— Что у вас? — подойдя, спросила бабка Раиса.
— Пусто, — отрапортовал Яшка, хотя и наябедничал, что носки сушат под кроватью.
— Носки? Это интересно. Достаньте, пожалуйста.
Изучив их, пробормотала: «Зеленая» — и довольно хмыкнула. Мудреная дама.
— А у вас что?
— А, все хорошо, — заверила она, — вот, отдайте, это совершенно точно из пропавшей суммы.
— Кому отдать? — спросил Яшка, принимая два новехоньких червонца. Какие славные, так и просятся в карман.
— Не знаю, кто вас попросил тут порыскать. Догадываюсь, что Пожарский.
Яшка замялся, но Раиса тотчас успокоила, заверив, что ей это неинтересно.
— Слушайте внимательно. Я уверена, что эти деньги подложил в кровати Бурунову и Таранцу настоящий вор.
— А это кто?
— Вот он, — она указала на кровать, которую Яшка обрабатывал, — тихий мальчик Максим Хмара. Поторопитесь. Деньги наверняка при нем, вряд ли где еще.
