ребенка. Ее нужно судить за двойное убийство!
— Кстати, о ребенке, — сухо сказала Акулова. — Вот, ознакомьтесь с медицинским заключением.
Он долго читал документ, шевеля губами, а потом отодвинул от себя бумагу.
— И вот я должна спросить, — следователь Акулова не испытывала человеческих чувств, когда находилась на работе, но в данном случае она едва сумела скрыть злорадство в голосе, — вы утверждаете, что это она, Ольга, сообщила вам о своей беременности, или же вы нарочно ввели в заблуждение свою супругу, чтобы она дала вам развод? В таком случае вы являетесь невольным соучастником убийства.
Это был чистый блеф, но Безрогов испугался до безумия. Он стал бледен, руки его задрожали, на лбу застыли капли пота, вся красота куда-то исчезла.
— Нет… — пробормотал он, — она сама мне сказала… она меня обманула… я бы не стал…
— Хорошо, — Акуловой стало скучно, — подпишите показания и можете идти. Вы свободны.
— Но я… — он пошевелился на стуле и перевел дыхание, — у меня еще к вам просьба… — Тут он снова попытался обаятельно улыбнуться, но получился только оскал. То есть сил у него хватило только на то, чтобы раздвинуть губы, остальное при улыбке раньше получалось само собой. Но не в данном случае.
— Слушаю…
— Дело в том, что моя квартира… то есть та, где мы жили с Дарьей… она опечатана, а мне нужно где-то жить…
— А где вы жили до этого?
— У нее, у Ольги… Но теперь появились родственники…
— И сказали, чтобы вы освобождали квартиру, поскольку вы ей никто, да?
— Ну да…
«Точно, совершенно никчемный тип», — уверилась Акулова и пообещала все же решить вопрос с квартирой. Только чтобы больше не видеть у себя в кабинете этого красивого козла.
Мы сидели на лавочке в парке, и я внимательно слушала старушку, которая и была четвертой по счету из тех, кто ходил к коучу.
— О чем это я? — спросила она себя.
— О том, что вам стало легче, когда вы задумали кого-то убить, — любезно напомнила я.
— Да, мне стало гораздо легче! — повторила моя собеседница. — Но потом я подумала: «Какой ужас! О чем я мечтаю? О смерти человека!» Я решила встретиться с ней и попросить прощения за свои скверные мысли, но она не захотела со мной разговаривать…
— Она? Кто это — она?
— Моя невестка… моя бывшая невестка…
Женщина замолчала, уставившись перед собой, потом тяжело вздохнула и продолжила:
— Придется все рассказать, иначе вы не поймете…
Видно было, что ее раздирают противоречивые чувства: с одной стороны, ей очень трудно было говорить на эту тему, но в то же время хотелось выговориться.
То есть я тут как раз оказалась на месте.
Наконец она опустила глаза и проговорила с плохо скрытым страданием:
— У меня был сын. Любимый, поздний, единственный ребенок. Ну, то есть он, конечно, был уже далеко не ребенок, а взрослый мужчина, но для матери сын всегда остается ребенком…
Она сделала небольшую паузу, с трудом справилась с голосом и продолжила:
— У него, конечно, были девушки, но ничего серьезного, пока не появилась она… Елена…
По ее лицу пробежала судорога, в которой была одновременно неприязнь и раскаяние.
Женщина снова замолчала — ей было, наверное, трудно говорить. Но выговориться хотелось, и она продолжила:
— Конечно, она очень красивая женщина, этого у нее не отнимешь. И еще важнее, что она умеет обращаться с мужчинами — то приблизит, то оттолкнет… мужчины от этого теряют голову.
Ну и мой Алеша тоже потерял.
И сделал ей предложение.
И можете себе представить — она его приняла! Я долго не могла понять, зачем он ей понадобился: денег немного, положения никакого, даже квартиры собственной нет — жил в одной квартире со мной. Благо квартира у нас большая.
Хотя Елена была из какого-то провинциального города и своего жилья у нее не было, жила на съемной квартире.
Но потом я подумала и поняла: ей просто был нужен статус замужней женщины, ей так было удобнее. Ну и в перспективе она надеялась, что сын разменяет квартиру и выделит ей часть.
Короче, очень скоро они поженились и какое-то время жили вместе со мной. А куда им было деваться, не снимать же какую-нибудь халупу, когда в квартире четыре комнаты.
Сначала я хотела наладить отношения с невесткой — ради сына, конечно. Я внушала себе, что она вовсе не такая плохая, что во мне просто говорят свекровские чувства… Знаете, одинокая мать, единственный сын… ну, таких случаев сколько угодно.
Но Елена просто не замечала меня, смотрела как на пустое место. Утром выйду из своей комнаты, так она даже на мое «доброе утро» не ответит.
Это она нарочно, из вредности…
Но я все равно старалась не идти с ней на конфликт, держалась как могла. Ради сына, конечно. Да и вообще, я с самого детства не люблю конфликтов.
Тут я ее очень хорошо понимаю, говорила уже, что терпеть не могу выяснять отношения.
— А потом… — Старушка прерывисто вздохнула. — Видимо, ей надоело играть роль приличной, добропорядочной жены, и она начала выпускать коготки. Квартира у нас, как я уже сказала, большая, но местами очень плохая звукоизоляция. Между моей комнатой и той, где жили молодые, когда-то была дверь и почти все слышно.
И вот как-то вечером Елена закатила Алеше скандал…
Как я уже сказала, мне все было слышно — и пришлось выслушать такое… она говорила, что Алеша ни на что не годен, что он не может обеспечить жене минимальный комфорт, что он ничего собой не представляет — во всех отношениях, вы понимаете…
Я не могла все это слушать — но и уйти из квартиры не могла, они бы это заметили. Двери все старые, очень скрипучие, так что я просто затаилась и молчала.
Наконец уже сам Алеша не выдержал, схватил плащ и выбежал из дома.
И не вернулся.
Следующий раз я увидела его на опознании.
Оказывается, он сел в машину и гонял по городу, пока не врезался в парапет набережной.
Насмерть.
— Боже мой! — совершенно искренне воскликнула я, вспомнив случай с Вадимом. И тогда мне было плохо, а ведь в данном случае это был ее сын. Любимый и единственный.
Я погладила ее по плечу и протянула оставшуюся воду.
— Спасибо тебе, то есть вам… — Она махнула рукой.
— Да можно на «ты», — сказала я, — меня зовут Полина.
— Красивое имя, — вздохнула старушка, — а я — Кира Яковлевна.
Мы посидели еще немного молча, потом она продолжила:
— Я очень долго не могла в это поверить, не
