в поисках телефона.
– Алло? – говорю я, задыхаясь.
– Встретимся сегодня вечером, – произносит низкий хриплый голос. – Десять вечера, Литтлбрук, заброшенная ферма. На главной дороге, ведущей в деревню, стоит знак. Проедете в ворота и двигайтесь вперед, пока не увидите амбар. Не опаздывайте.
Я открываю рот, чтобы что-то сказать, как раз когда он вешает трубку. Сижу неподвижно, слушая скрежет гудков у себя в ухе. Потом роняю телефон на колени и опускаю голову на руль.
Неужели они думают, что я сотрудничаю с полицией? Он не дал мне возможности объяснить, что я пытаюсь отвести от себя подозрения. Если похитители подумают, что я их предала, они сделают что-нибудь с Заком. Может, уже сделали. Я не слышала его голоса с тех пор, как убила Шабира.
Что, если моей единственной гарантией был живой Ахмед Шабир? Что, если только благодаря ему Зак был в безопасности? Что, если они убили его, как только получили, что хотели?
Вдохи и выдохи у меня становятся короче и короче, пока я не начинаю задыхаться.
Успокойся. Ты нужна Заку.
Я закрываю глаза и откидываюсь назад на сиденье, пока не проходит паническая атака и сердце не начинает биться медленнее. Когда я снова открываю глаза, повсюду пляшут искры. Я задерживаю взгляд на телефонной будке на углу улицы.
Джефф.
Я отстегиваю ремень, беру кошелек из сумки. Уличный шум оглушает: машины со свистом проносятся по дороге, визжат тормоза, когда светофор загорается красным. Я перехожу на бег и запираюсь в будке.
Внутри пахнет мочой, телефон грязный, кнопки стали черными от прикосновения чужих пальцев. Я поднимаю трубку, просовываю монетки в щель и набираю номер.
– Да?
– Джефф, это Анна.
– Анна? Откуда ты звонишь?
По звуку можно предположить, что он на улице. Вдалеке слышен шум волн, в трубку периодически врывается ветер.
– Из телефонной будки. Слушай, Джефф, у меня мало времени.
– Ты в порядке? Голос у тебя…
– Кое-что случилось, мне нужна твоя помощь.
– Хорошо, – говорит он своим спокойным психотерапевтическим голосом. Ненавижу, когда он разговаривает со мной как с пациенткой.
– Я дам тебе телефон детектива полиции. Она просила тебя позвонить.
– Детектива?
– Я замешана в плохом деле, Джефф. Очень плохом. Я не могу никому рассказать, но просто поверь мне. Я не могу одна это сделать.
– Что сделать? – спрашивает он. В трубке свистит ветер. – Анна, ты меня пугаешь.
Может, можно ему рассказать? Телефоны я оставила в машине. Здесь нет камер, нет микрофонов. Но риск навредить Заку заставляет меня замереть на месте, глаза у меня наполняются слезами отчаяния.
– Детектив хочет с тобой поговорить, потому что думает, что Зак с тобой.
Он молчит. Я слышу крик чайки, потом голос Лейлы. Джефф, наверное, закрыл телефон рукой, потому что я слышу неразборчивые слова, а потом Лейла исчезает.
– Почему она так думает?
– Потому что я так ей сказала. Зак в опасности, и мне очень важно не дать полиции узнать правду, чтобы с ним ничего не случилось.
– Я ничего не понимаю…
– Тебе не нужно ничего понимать!
Я тяжело дышу, чувствуя, как накатывает злость.
– Чтобы Зак был в безопасности, тебе нужно убедить полицию, что он с тобой, в Корнуолле.
– А где он?
– Я не могу тебе сказать.
– Нельзя просить меня лгать полиции и не знать, зачем я это делаю. Анна, я волнуюсь…
– Ты мне доверяешь?
Он умолкает. Я слышу, как хлопает входная дверь, и звуки побережья исчезают.
– Конечно.
– Тогда, пожалуйста, сделай это ради меня.
– Но, Анна…
– Если любишь Зака, если любишь меня, сделай. Я не могу сказать, зачем это нужно. Я скажу, но только когда Зак будет в безопасности.
– Ты просишь меня совершить преступление. Если я солгу, а потом это выяснится, я могу сесть в тюрьму. Лейла останется без отца.
– А если не солжешь, я потеряю Зака навсегда, – голос у меня прерывается, когда накатывают слезы. – Пожалуйста, Джефф, умоляю. Я знаю, что слишком многого прошу, но я бы не стала этого делать, если бы у меня был выбор. Пожалуйста.
– Пап! – раздается голос Лейлы. – Я хочу обратно на улицу.
Я жду, затаив дыхание.
Пожалуйста, Джефф, пожалуйста.
– Я разговариваю с тетей Энни, куколка. Иди, я сейчас приду.
Я слышу, как открывается и закрывается дверь. Джефф тяжело вздыхает. Дочь, наверное, задела какие-то струнки в его душе, потому что теперь его голос изменился. В нем уже нет осуждения, он стал мягче и податливее.
– Ладно.
Я вздыхаю с облегчением, воздух наконец проникает в мои легкие.
– Спасибо.
В трубке начинает пикать. Я открываю кошелек, но монет у меня хватит только на две минуты.
– У тебя есть бумага и ручка? – спрашиваю я. – У меня мало времени, а мне надо продиктовать тебе номер детектива и все, что ты должен ей сказать.
Я просыпаюсь, подскочив на диване и ловя ртом воздух.
Сны становятся всё хуже и хуже.
Дома я только и делаю, что сплю. Я начинаю сходить с ума, расхаживая взад и вперед по коридору в ожидании новостей от похитителей. Когда я сплю, я могу скрыться от окружающего мира, но каждый раз, когда просыпаюсь, воспоминание о том, что случилось, накрывает меня, как впервые.
Я приподнимаюсь на локтях и оглядываюсь сквозь полуприкрытые от утомления глаза. Я вижу все как в тумане, язык шершавый.
Я в гостиной. Свет выключен, шторы опущены. Комнату освещает только телевизор в углу. Таблетки, наверное, меня вырубили.
Спускаю ноги с дивана, сажусь, поставив локти на колени, и тру глаза, пока не начинает щипать. Таблетки блокируют шум у меня в голове, заглушают боль в груди, но чем дольше я их принимаю, тем сложнее потом стряхнуть с себя их эффект. Мне их прописали перед тем, как мы сюда переехали, когда наш брак совсем начал разваливаться, но я боялась их принимать, чтобы они не повредили моей работе. Я делаю глубокий вдох и провожу рукой по волосам. На пол падает три длинных волоса.
Я снова запускаю руку в волосы, чувствуя нервное подрагивание пальцев, когда они касаются кожи на голове. Когда я дергаю, в руке остаются длинные запутанные светлые пряди. Меня захлестывает стыд, и я жалею, что открыла глаза, вырвалась из темной бесчувственной пропасти, где меня не может достать чувство вины. Я, наверное, снова дергала волосы во сне; если слишком много выдирать, то волосы вокруг начинают выпадать сами.
Глаза у меня задерживаются на экране телевизора. Звук такой тихий, что голос ведущего новостей сливается в бормотание. Но бегущая строка внизу читается ясно.
СРОЧНО: В ВОЗРАСТЕ 40 ЛЕТ УМЕР ЧЛЕН ПАРЛАМЕНТА ОТ РЭДВУДА АХМЕД ШАБИР
СЕКРЕТНАЯ ОПЕРАЦИЯ НА СЕРДЦЕ
ЛЕТАЛЬНЫЙ ИСХОД
ЗАЯВЛЕНИЕ ПРЕМЬЕР-МИНИСТРА ОЖИДАЕТСЯ В БЛИЖАЙШЕЕ ВРЕМЯ
Я смотрю на бегущую строку, перечитывая каждый раз, когда она возвращается на экран. УМЕР АХМЕД ШАБИР звучит у меня в ушах. Я хватаю с журнального столика пульт и прибавляю звук.
«На фоне этой новости слышны разговоры о том, что сердечную болезнь Ахмеда Шабира держали в секрете, чтобы информация не повлияла на результаты перевыборов в члены парламента от Рэдвуда или не стала
