помехой широко обсуждаемой возможности для мистера Шабира возглавить Лейбористскую партию…»
Мишка начинает лаять, как только раздается звонок в дверь, и выводит меня из оцепенения.
Я сразу же думаю о журналистах. Может, они уже толпятся у дома? Такое происходит, когда речь идет о какой-то громкой новости, так ведь? Но я не встретила в новостях упоминания своего имени.
Успокойся. Не надо загадывать.
Но шестеренки у меня в голове ворочаются не переставая.
Я встаю с дивана, представляя себе орды журналистов, которые ждут заявления. А что, если это полиция? Они наверняка видели новость, и это только лишний раз подтвердило их подозрения.
Моя ложь выходит мне боком.
Я смотрю на свое отражение в зеркале, проводя рукой по колтунам и торчащим прядям у меня на голове, и открываю дверь.
На крыльце стоит среди вечерних теней одинокая фигура. На ее губах играет хитрая улыбка.
Это Марго.
33
Марго
Понедельник, 8 апреля 2019 года, 20:25
Дверь медленно приоткрывается, я вижу только часть лица: доктор Джонс выглядывает в щелку. Узнав меня, она хмурится и широко открывает дверь.
Выглядит она ужасно. Видно, что она только что проснулась и спала в одежде. В глазах глянцевый блеск, как у пьяницы, но что-то в ее поведении подсказывает мне, что дело не в выпивке. Я выросла с матерью, сидевшей на таблетках, и теперь легко могу разглядеть следы побочных эффектов у других.
– Что вы здесь делаете?
Все, что я отрепетировала, улетучилось из моей головы. Я, может быть, и воровка, но вымогание денег – совсем другое, оно требует стальных нервов и отсутствия совести. Это, конечно, то же самое воровство, но только надо при этом смотреть в глаза.
Она раздраженно вздыхает, как будто сам факт моего существования – пустая трата ее времени. Чувство вины в мгновение ока испаряется.
– Я знаю, что вы сделали, – вырывается у меня.
Лоб у нее разглаживается, глаза расширяются; маленькие признаки уязвимости, которую она обычно так хорошо скрывает.
– Что?
– В операционной. Я видела, как вы это сделали.
Она смотрит на меня так, как будто не понимает, о чем речь, но ей не удается спрятать ужас в выражении глаз, нервное подергивание горла, когда она сглатывает. Собака просовывает голову у нее между ног и смотрит на меня; ее розовый язык подпрыгивает с каждым вдохом.
– Сделала что, Марго? – спрашивает она, переступая через порог и притягивая к себе дверь.
– Убили Ахмеда Шабира.
Она смотрит на меня долгим взглядом. Застыв, как олень в свете фар.
– Я смотрела, когда вы это сделали. Взяли скальпель и провели по его…
– Так, – резко обрывает она. – Подождите здесь.
Она снова заходит в дом, а я стою, нервно переминаясь с ноги на ногу. Когда дверь открывается снова, я вижу, что она взяла собаку на поводок.
Я отступаю назад, когда они приближаются ко мне.
– Что вы делаете?
– Идите за мной, – говорит она, направляясь к перелеску.
Я не так себе это представляла. Я думала, что скажу ей, что знаю, она сделает то, что должна сделать, чтобы я молчала, и готово. Она должна была пообещать, что выполнит все, что я скажу. Но каким-то образом ей удалось перехватить контроль над ситуацией.
– Ну же, – шипит она из темноты.
Я иду за ней под деревья, слушая, как хрустит под ногами гравий.
– Осторожно.
Я спотыкаюсь на маленькой канаве, идущей вдоль тропинки, и падаю на колени. Щеки у меня начинают гореть от стыда.
– Куда мы идем? – спрашиваю я, отряхиваясь.
– Туда, где никто не услышит.
Она идет к перелеску, освещенному только светом луны, и подныривает под темный навес из листвы. Я заглядываю в лес, остановившись у кромки.
– Достаточно.
Я слушаю, как ломаются у нее под ногами ветки, когда она идет обратно. Мы стоим в метре друг от друга: я на свету, она в тени. Она спускает собаку с поводка, и та бежит под деревья, принюхиваясь к земле.
– Полагаю, вы пришли меня шантажировать.
– Что-то вроде этого, да.
– И вы думаете, что вам поверят?
Ветер пробегает по кронам деревьев, позволяя искрам лунного света осветить на мгновение ее лицо. Она сложила губы в бесящую ухмылку.
– Если бы вы рассказали в больнице, что, как вам кажется, вы видели в операционной, вы всерьез думаете, что люди поверят вам, а не мне? Подумайте сами, какова вероятность? Знаменитый хирург с безупречной репутацией? Или бывшая сотрудница, недовольная тем, что ее уволили за воровство?
Я плотно скрещиваю руки на груди.
– В больнице, может, и не поверят, но если я заявлю в полицию, то они захотят проверить. И тогда уже ваша репутация перестанет быть такой безупречной. А если полиция будет дышать им в затылок, в больнице присмотрятся и разглядят следы сделанного вами надреза. И это если они до сих пор не переполошились, увидев, что в новостях сплошной Ахмед Шабир. Сложно будет ко мне не прислушаться, когда у них под носом доказательства.
Снова поднимается ветер и бросает мне на лицо прядь волос. Я неловко заправляю ее за ухо.
– Разница между нами, Анна, состоит в том, что от этой лжи мне никакого прока, а вот вам есть что терять: сына, карьеру, благосостояние. Полиции это будет очевидно.
Она молчит. Я пытаюсь разглядеть ее лицо, чтобы понять, о чем она думает.
– Что вы хотите? – спрашивает она наконец.
– Пятьдесят тысяч.
Она начинает хохотать. Я вздрагиваю от этого звука.
– Это нелепо.
– В год вы зарабатываете в два раза больше этого. Вот эта груда кирпичей стоит огромных денег, у вас новенький «Мерседес» на подъездной дорожке. У вас есть эта сумма.
– Нет, правда.
– Это ваши проблемы. Я хочу десять тысяч завтра к полудню в качестве аванса.
– А если я не соглашусь?
– Я сразу пойду в полицию, а потом к журналистам – уверена, они хорошо заплатят. Я получу свои деньги, Анна. Неважно как. Теперь от вас зависит, пострадаете вы от этого или нет.
Я смотрю в темноту, различая только проблески белой кожи там, где из-за ветра листва расступается и ей на лицо падает лунный свет.
– У вас есть выбор, – говорю я. – Вы можете отделаться пятьюдесятью тысячами или оказаться в наручниках. Подумайте о том, сколько стоит ваша свобода. Ваша гордость, когда ваш сын останется без матери.
Я поворачиваюсь к ней спиной, бросая последние слова через плечо.
– Я позвоню на ваш рабочий телефон в десять утра, скажу, где мы встретимся.
– Нет, – говорит она резко, заставляя меня помедлить. – Не надо мне звонить. Встретимся завтра в одиннадцать за больницей. Возле мусорных баков.
– Хорошо, – говорю я. – Не опаздывайте.
Я иду прочь с колотящимся сердцем и улыбкой, расплывающейся по лицу.
Завтра утром я буду богаче на десять тысяч фунтов.
Я не могу удержаться и смеюсь сама с собой в темноте.
34
Анна
Понедельник, 8 апреля 2019 года, 21:50
Я подъезжаю к амбару на ферме Литтлбрук и вижу, что перед ним припарковано несколько автомобилей. Останавливаюсь, глядя на высокие двери, по краям которых пробивается свет изнутри. Узнаю «Ауди», которая ехала за мной
