вслух. – Только не сейчас.
Он поднимается на ноги и идет к машине. Даже по его походке видно, что он злится.
– Что, черт возьми, происходит? – кричит он, когда я выхожу из машины.
Ему, наверное, рассказала инспектор Конати. Я открываю рот, чтобы произнести первую порцию лжи, когда внезапно мне в голову приходит мысль.
Если дом прослушивается, то и машина, наверное, тоже. Они наверняка слушают, пока отслеживают мои передвижения.
Я захлопываю дверцу, беру его за руку и веду к началу подъездной дорожки.
– Не здесь.
Он вырывает у меня руку.
– Убили нашу соседку, а тебе не пришло в голову мне сообщить?
– Адам, – я смотрю на него с мольбой. – Не здесь.
Я поворачиваюсь спиной к дому и иду к перелеску. Адам идет за мной, и под его сердитыми шагами вибрирует земля, я слышу за спиной его резкие вдохи и выдохи. Я захожу под деревья и углубляюсь в перелесок еще метров на пятнадцать.
– Я могу все объяснить, но для начала тебе надо успокоиться.
– Успокоиться? Мне сегодня утром звонили из полиции и спрашивали про тебя, про убийство Полы, а ты говоришь мне успокоиться?
– Адам, пожалуйста…
– Ты поменяла замки. Мне пришлось сидеть под дверью собственного дома, как собаке…
– Это не то…
– Сначала мне нельзя разговаривать с собственным сыном, потом ты перестаешь отвечать на мои звонки. Я приезжаю, чтобы понять, что происходит, и оказывается, я даже не могу зайти в дом. Как, объясни мне, я должен на это реагировать?
– За мной следят, понял?
Он молча смотрит на меня, приоткрыв рот. Мы стоим и смотрим друг на друга, слушая, как за деревьями въезжает на территорию больницы скорая.
– У тебя что, крыша поехала?
– Я кое в чем оказалась замешана, но это все недоразумение.
– Ты думаешь, что за тобой следят? – сознательно или бессознательно он отступает на шаг назад. – У тебя паранойя, ты знаешь об этом?
Он смотрит на меня так, будто я сошла с ума.
– Ты знаешь Ахмеда Шабира? Нашего члена парламента?
– Конечно знаю, блин, – выплевывает он. – Я же не идиот.
– Так вот он мертв.
На его лице отражается мешанина из разных эмоций.
– Ну хорошо, какое это отношение имеет к тебе?
– Я его убила.
– Что?
– Я делала ему операцию в субботу, и он не выжил.
Я смотрю, как у него опускаются плечи, а дыхание замедляется.
– Это не означает, что ты его убила, Анна.
Означает. Я его убила.
– Меня отстранили от работы, в больнице внутреннее расследование. Что, если они найдут способ меня в этом обвинить?
– Нет, теперь это точно паранойя, – говорит он, подходя ко мне ближе. – Ты ничего плохого не сделала.
Если бы только я могла поверить в собственную ложь. Было бы настолько проще все это пережить.
– Но инспектор Конати мне не верит. Я была в таком стрессе от всего, что произошло, что, когда она пришла поговорить о Поле, вела себя подозрительно.
– Она что, думает, что ты ее убила?
– Нет, но…
– Что тогда?
– Я не знаю! Она просто мне не доверяет. Может, потому, что мы близко общались с Полой, а я не хотела с ней разговаривать. Она, наверное, думает, что я что-то скрываю.
– Ты же ничего не скрываешь, поэтому тебе не о чем беспокоиться.
Он ободряюще пожимает мне плечо.
Моя вытянутая в нитку верхняя губа начинает дрожать от его прикосновения, и внезапно мне хочется рассказать ему про все, что происходит со мной и с Заком. Хочется, чтобы он обо всем позаботился, а я могла бы всплыть на поверхность и вдохнуть воздуха. Но я знаю, что станет с Заком, если я так сделаю.
Чтобы он отступил, мне придется его физически остановить.
Когда он замечает, что его слова меня не успокоили, он медленно опускает руку.
– Может, тебе все-таки есть что скрывать?
– Не говори глупостей.
Я отступаю от него и начинаю в задумчивости ходить туда-сюда.
– Я просто нервничаю, понятно? Скоро мне нужно будет ехать в полицию говорить о Поле, потом будет разговор в больнице, а пресса в любой момент начнет писать о смерти мистера Шабира и превращать мою жизнь в ад. Мне нужно просто, чтобы ты оставил меня в покое.
– Я? – возмущается он. – А я-то что сделал?
– Ты все время наседаешь на меня из-за того, что не звонит Зак, спрашиваешь, говорила ли я с ним и когда он тебе позвонит. Я не могу справляться со всем этим и еще тебя все время успокаивать.
Я вижу, как у него вытягивается лицо, в глазах появляется сознание собственной вины.
– Я об этом не подумал.
– Заку нужно время, и мне тоже. Пусть Зак наслаждается каникулами, не думая о разводе, и позволь мне уже разобраться со всем этим дерьмом. Когда Зак проявится, я тебе позвоню. А пока отстань. Мы разводимся, Адам, веди себя соответствующе.
Он резко выдыхает и смотрит на деревья.
– Ты поэтому поменяла замки? Чтобы мне это продемонстрировать?
– Да, – лгу я. Получается так резко, что я сама готова поморщиться.
– Надо же, – говорит он, качая головой. – Ну ладно, я все понял.
Он идет обратно к дороге, а потом оборачивается.
– Твоя машина перекрыла мне дорогу.
Я иду за ним с трясущимися от адреналина руками. Напряжение ощущается физически, и по его поднятым плечам и широким шагам я вижу, что он расстроен.
– Адам, – говорю я, когда мы выходим на подъездную дорожку.
Он оборачивается, и я вздрагиваю, когда вижу, как блестят у него глаза. Он почти никогда не позволял мне видеть, как плачет.
– Если инспектор снова позвонит, пожалуйста, скажи ей, чтобы разбиралась со мной лично и не вмешивала тебя в это. Я не хочу, чтобы она еще больше мутила воду между нами. Если не послушает, просто пропускай ее звонки, пока не перестанет звонить.
– Ты хочешь, чтобы я игнорировал звонки инспектора полиции? Разве это не вызовет еще больше подозрений?
– Ты себя недооцениваешь. Ты можешь отлично лгать, когда захочешь.
Он вздрагивает от этих слов. В них столько яда, злости, которую я копила в себе с тех пор, как мы разъехались. Я старалась говорить тише и подбирать слова на случай, если Зак услышит, но сейчас его здесь нет, и моя ярость наконец-то нашла выход.
Он закусывает нижнюю губу, как будто пытаясь удержать какие-то слова, и отрывисто кивает. Я смотрю, как он снимает машину с сигнализации и открывает дверь. Он останавливается перед тем, как сесть за руль.
– Почему у меня ощущение, что ты мне врешь?
У меня учащается пульс. Я скрещиваю руки на груди.
– Не все врут своим партнерам, Адам.
Я сажусь в свою машину, хлопнув дверью, выезжаю с нашей подъездной дорожки и подъезжаю к дому Полы, чтобы дать ему проехать. Руки у меня дрожат, когда я держу руль, костяшки пальцев побелели, от них отлила кровь. Я жду, пока его машина выезжает на дорогу, набирает скорость и исчезает из виду в клубах пыли.
Я медленно выдыхаю, чувствуя, как вытекает по капле напряжение, и смотрю на время на
