просьбу. До конца.
Дженни замялась. Она посмотрела на Флоренс коротко и испуганно и снова бросила взгляд на отца. Тот оставался непоколебим.
– Мы ждем, Дженнифер.
– Дорогая… кузина. – Дженни облизала губы и замялась.
Взгляд ее бегал по комнате, останавливался на часах, на полу, на фигуре отца и даже на пятне света на обоях, но только не на Флоренс, словно та была чем-то слишком мерзким, чтобы на нее смотреть.
– Мне жаль, – сказала Дженни.
И замолчала, глядя в пол.
– О чем именно ты сожалеешь, Дженни? – спросил вдруг Бенджамин. – Ну же, искреннее раскаяние отличается тем, что ты понимаешь, в чем именно виноват, и можешь сам себе в этом признаться. Наш отец учил меня этому. Пришло время и тебе научиться.
Дженнифер подняла взгляд и яростно посмотрела на брата. Губы ее снова дернулись, а глаза покраснели, кажется, еще больше. Она опять шмыгнула носом и стерла с подбородка и щек слезы. Платок в ее пальцах, кажется, промок насквозь.
– Прости, что я заставила Китти испортить твое платье, Флоренс, – сказала Дженни глухо. – И испортила тебе настроение и… праздник, наверное. Я обещаю, что постараюсь больше так не делать.
Рука Бенджамина снова легла на плечо Флоренс.
Стоило, наверное, что-то ответить. Флоренс задумалась, глядя в лицо сестры: ни раскаяния, ни сожаления там не было, только обида.
– Я принимаю извинения, Дженни, – сказала Флоренс спокойно. – Спасибо, что смогла их произнести.
Дженни вдруг странно дернулась, издала сдавленный всхлип и, прижав ладонь с платком к лицу, выскочила из кабинета. Матильда, не дожидаясь разрешения отца, бросилась вслед за ней.
Лорд Силбер с шумом выдохнул.
– Я слышал, Кессиди, что ты позволила ей два платья, а не одно, – заговорил он сухо. – Так как Дженнифер не пойдет на бал, пусть какое-то из них перешьют для Флоренс, а другое вернут модистке. А над наказанием для Матильды я подумаю, – добавил он. – Констебль, еще раз большое спасибо. Надеюсь, позор моих дочерей останется в стенах этого дома.
– Можете не сомневаться, сэр, – отозвался мистер Гроув. – Девочки иногда ссорятся, особенно когда делят женихов, например.
– Что именно они не поделили, я выясню. – Лорд Силбер усмехнулся. – И моя дорогая жена мне в этом поможет. А пока, моя дорогая семья, предлагаю вернуться к нашим делам. Кессиди, прикажи кому-то принести мне обед и графин свежей воды сюда, – сказал он, когда леди Кессиди встала и собиралась выйти. – Дел еще немало, а все эти вопросы воспитания успели отъесть у меня большой кусок времени. Флоренс, останься на минуту.
Флоренс, которая хотела догнать Матильду и задать ей вопросы – глядя в глаза, чтобы та не смогла отвернуться, – замерла. Бенджамин перехватил ее взгляд и кивнул, сделав знак, что дождется снаружи.
Когда дверь закрылась, отсекая их с дядей от всех остальных, лорд Силбер достал из ящика стола несколько книг.
– Подойди, – приказал он.
Флоренс подошла. И поняла, что ее тайник все же был обнаружен.
«Чудесное искусство инструментов», «Трактат о связях», слишком сложный, чтобы Флоренс поняла его, «Искусство природы» Бэкона, а также тот самый «Реквием», роман в письмах, доставшийся от Бенджамина, лежали на столе дяди.
– Чтобы больше, – сказал лорд Силбер, указывая на книги, – я не видел, что ты читаешь литературу, которую юным леди читать не следует. Я запрещаю тебе пользоваться библиотекой до совершеннолетия.
– Но дядя… – Флоренс попыталась возразить, что в таком случае у нее совсем не останется развлечений.
– А то, что тебе действительно следует читать, ты получишь от леди Кессиди. Она, кажется, больше думает о собственной увядающей красоте, чем о воспитании трех вверенных ей девиц. Можешь идти, Флоренс. Постарайся не разочаровать меня так же, как это сделали мои дочери.
Глава 5
Клара Милле родилась в середине августа. По воспоминаниям леди Имоджены, в тот день, пятнадцать лет назад, погода капризничала: дождь то шел, то отступал, небо хмурилось, тучи бродили туда-сюда, было душновато, и от этой духоты страшно ныла голова. Леди Имоджене подумалось, что и ребенок, родившийся в такой день, должен быть капризным, но нет: Клара росла спокойной и рассудительной, ее любили все, особенно старший брат.
Ронан пришел на праздник на правах доброго друга семьи. В руках у него был шуршащий сверток – уже не кукла, но что-то поинтереснее: хорошая пастель и сборник легенд Эйдина, проиллюстрированный тем самым Томасом Голдфинчем. Клара Милле рисовала, как все логресские леди, сносно и для души и любила читать, поэтому Ронану не пришлось долго выбирать подарок.
У Клары Милле было все, даже пони. Глупо было бы надеяться подарить ей что-то впечатляющее, да и зачем? Ронан дарил, как говорили в Эйдине, от сердца.
Леди Имоджена расплылась в улыбке, когда увидела его.
– Мистер Макаллан! – Она подставила щеку для поцелуя: продемонстрировала окружавшим ее леди, женам и дочерям высокопоставленных лиц, что мистер Макаллан, похожий на забежавшего в цветник волкодава, действительно имеет право здесь находиться. Как друг. – Рада видеть вас!
Ее взгляд скользнул по свертку, который он придерживал локтем.
– Клара, дорогая! – Леди Имоджена сделала дочери знак, и та, кивнув собеседнице, другой девице, угрюмой дурнушке в небесно-голубом, подошла к ним. – Мистер Макаллан хотел тебя поздравить, солнышко.
Она ласково потрепала дочь по плечу.
Не то чтобы мистер Макаллан хотел сделать это лично, скорее он надеялся положить подарок в общую гору – эта гора копилась на одном из столов – и найти Эдварда или кого-то из знакомых, чтобы избежать светского общения. Клара тоже смутилась, пусть и на миг, – Ронан не мог не заметить, как она растерялась.
Клара посмотрела на него очень серьезно и выжидающе. Ронан протянул ей сверток.
– Рад поздравить вас, леди Клара, – сказал он, судорожно пытаясь сообразить, что пожелать пятнадцатилетней девочке. Такого, чтобы не звучало ни как старческое брюзжание, ни как приторная лесть. Ни как попытка приударить за сестрой друга.
Леди Имоджена и ее окружение смотрели на него и тоже чего-то ждали, это смущало еще больше.
Клара спасла ситуацию: просто взяла свой подарок и прижала к груди, как котенка.
– Рада принять ваши поздравления, мистер Макаллан, – сказала она. – И рада, что вы нашли время прийти сегодня. Хотя я понимаю, что столь занятый и серьезный человек, как вы, пожалуй, склонен избегать светской суеты.
Ронан усмехнулся: она попала в яблочко.
– Было бы некрасиво с моей стороны проигнорировать ваш праздник, леди Клара. – Он поклонился. – И не засвидетельствовать мое восхищение вами. На моей родине принято поздравлять не только именинника, но и его мать. – Он поймал взгляд леди Имоджены, чуть удивленный. – Как садовника, вырастившего столь дивный цветок на радость людям и миру.
Леди Имоджена прижала ладонь к груди и кивнула, принимая поздравления.
– Эйдинцы знают толк в комплиментах, мистер Макаллан, – сказала одна из леди, и все остальные по-доброму засмеялись.
Ронан был свободен.
Пока.
Играла музыка: струнный квартет разминался где-то под самым потолком бального зала, в специальной нише второго яруса, куда можно было попасть только по узкой черной лестнице. Акустическая игрушка, интересное инженерное решение, благодаря которому музыку слышали и те, кто находился в соседних помещениях. Отец Эдварда, который отреставрировал и модернизировал фамильное гнездышко, любил такие вещи.
Ронан попросил у подошедшего лакея лимонад. Пить игристое не хотелось: он не чувствовал себя уютно здесь, среди блестящих драгоценностей, ярких тканей и светских улыбок. Лакей, сообразительный малый, принес лимонад в хрустальном бокале, из таких гости пили вино.
Ронан кивнул ему и пошел искать в толпе знакомых.
Если быть честным, многих сегодняшних гостей семьи Милле он знал. Причем знал о них такие вещи, которые рассказывают только духовнику или поверенному, ну, или человеку, от которого зависит твое будущее и благополучие твоей семьи. Пусть мистер Макаллан, королевский ловец, и не входил в круг близких друзей лорда Ирвина или маркиза Кэнди, он в какой-то момент оказывал им некоторые услуги. Тайно и по просьбе Эдварда Милле. Так что эти почтенные господа при встрече с мистером Макалланом предпочитали здороваться, но сохраняли дистанцию, как осторожный гость держится подальше от старого цепного пса во дворе хозяев. Даже если пес большую часть времени мирно дремлет на солнышке.
Конечно, Милле выслали приглашения семьям, в которых были молодые девицы, – от нежных оттенков их платьев рябило в глазах. Девицы стояли, болтая друг с другом, жались к тетушкам и матерям, кто-то бросал заинтересованные взгляды на Ронана – не заметить его в толпе было сложно. Ради торжества Клары он
