– Когда же собираешься отдать папку?
– Мне нужны определённые гарантии, что вернёте мои ценные бумаги. Ты сообщаешь хозяевам, я оцениваю бумаги в двести тысяч.
– Долларов или дойчмарок?
– Отставим дойчмарки.
– Вы переводите такую сумму, как залог, в надёжный банк из первой десятки. И мы встречаемся. Обязательно в людном месте. Скажем, в метро, возле памятника Ногина. В двадцать часов.
– Это станция «Китай-город»?
– Совершенно верно. Я получаю сертификат на названную сумму. А вы папочку.
– Но как убедимся, дискета та самая?
– Захватите нотбук. Зачем мне обманывать? Я ведь тоже не могу проверить подлинность сертификата. Давайте всё строить на доверии. Я рискую больше, чем вы. А чтобы у вас не возникло нездоровых соблазнов, я опишу эту историю и оставлю по копии у нотариуса и адвоката.
По его лицу скользнула тень ухмылки, но он её тут же подавил, утопил в глубине зрачков. Действительно, что я мог написать такого, чего нельзя опровергнуть? Опасна им была только какая-то плёнка, похороненная в тайнике Ивана. Но я сделал вид, что ничего не заметил.
– Позже, – продолжил я, – когда отдадите ценные бумаги, верну сертификат…
Надрывный телефонный звонок прервал наш обмен условиями. Не спуская с меня глаз, Эдик поднял трубку с аппарата на столике. Я расслышал женский голос. Эдик не ответил, помедлил и протянул трубку мне. Я лишь догадывался о причине такого поступка. Он не хотел при мне обсуждать что-то, не имеющее ко мне отношения, и заставлял меня раскрывать перед ним свои карты.
– Да, слушаю, – сказал я, когда встал с кресла и забрал трубку.
Можно было подумать, на том конце прикусили язык от изумления.
– Ты? Что ты там делаешь? – выдохнула Вика.
Я с удовольствием отметил в её голосе оттенок беспокойства.
– Надеялся застать тебя, а наткнулся на друга семьи.
Казалось, для неё присутствие Эдика не стало неожиданностью.
– Это он молчал?
– Да.
– И он нас слушает?
– А как ты думаешь?
Она почувствовала, мне нужны какие-то объяснения.
– Он иногда приносит отцу бумаги или… деньги.
– И только?
– И только. Дверь в мою спальню для него заперта. Всегда. Видишь, я уже привыкаю читать твои мысли. Не обижайся, они не очень-то сложные.
– Да уж… – я смолк, заметив саркастическую улыбку Эдика. – Где ты находишься?
– Хочешь меня видеть? – догадалась она.
– Вот именно.
Она помолчала, потом грустно сказала:
– Хорошо… Я сегодня не вернусь домой.
– Подожди! – я забеспокоился, что она поедет ко мне, а Эдик сообразит, где нас искать. – Ты можешь найти сестру?
– Да, могу.
– Отлично. Скажешь ей, буду ждать там, где она выпорхнула из моей машины.
– Что ему от тебя надо?
– Так, всякую мелочь. Выясняем условия моего выхода из игры.
Она тихо предупредила:
– Не верь ему.
Верить? Ему? Я едва не рассмеялся. Однако ей сказал вполне серьёзно:
– Насчёт этого можешь не беспокоится.
Она притихла на том конце провода и, когда заговорила, голос её дрогнул:
– Ты мне ничего не хочешь сказать?
Даже толстокожий слон попытался бы её приласкать. И я отозвался, как можно мягче:
– Пока, дорогая.
– Пока.
Но она продолжала оставаться на связи, и я вынуждено отключился первым.
– Поворковали?
Эдика наш разговор позабавил.
– Не твоё дело, – огрызнулся я.
– Ты полагаешь?
Сказано это было с таким высокомерием, что меня охватило искушение запустить в него телефонный аппарат.
– Давай вернёмся к нашим баранам, – предложил я, чтобы избежать ненужного и опасного конфликта. Я вновь сел в кресло и постарался быть вежливым, собранным и неторопливым, каким в моём представлении должен быть деловой человек, вынужденный договариваться с такими типами, как Эдик.
Это подействовало. Во всяком случае, ухмылка сползла с его лица. В гостиной снова воцарился настрой, который определялся выражением римлян: хочешь мира – готовься к войне. Предупреждение Вики было излишним. Я доверял Эдику не больше, чем он мне.
– Я обдумал твоё предложение, – произнёс он, будто выносил мне приговор. – Оно приемлемо. Вижу две загвоздки. Успеешь ли ты забрать папку, где её спрятал? И не продал ли ты сведения в третьи руки?
– Забрать папку и принести моя забота, – уверенно возразил я. – А второе замечание противоречит здравому смыслу. Зачем бы я предлагал мировую, зная, что завтра стану мишенью для ваших головорезов?
– С такими деньгами можешь оторваться и за бугор.
– Ну да! А там сменить имя, сделать пластическую операцию и стать психом, не доверять никому и нигде? Эти деньги не окупят затраты. Они не стоят таких превращений. И тебе придётся в это поверить.
– Пожалуй, – он вроде бы соглашался с моими доводами.
– К тому ж у меня нет связей, быстро перевести деньги за границу.
– Ладно, – объявил он своё решение. – Я постараюсь убедить, кого следует.
– Нет. Так не пойдёт, – я в отрицании покачал головой.
– Что тебя не устраивает?
– Тогда и я «постараюсь» забрать папку. И вообще, на кой чёрт в таком случае встречаться? У меня нет никакого желания заводить с тобой дружбу, и даже приятельские отношения.
Он поднялся. Пришлось встать и мне.
– Я неправильно выразился, – согласился он. – Если играешь честно, тебе не о чем беспокоиться.
– А вы-то успеете оформить деньги?
– Когда надо, мы всё успеваем, – заверил он не без сдержанной гордости.
– Что ж. Тогда?... Мне здесь больше нечего делать.
Он не возразил. И проводил до входной двери.
– Ты так и не ответил, – приостановился я в прихожей. – Чем занимаешься в чужой квартире?
– Я всего лишь портье, как ты верно подметил.
– Ага. Здорово устроился.
– Пока не жалуюсь.
Из бокового кармана пиджака он вынул горсть патронов, как семечки, ссыпал мне в ладонь и повернул ручку, раскрыл дверь.
– Можно я вставлю здесь? – спросил я, имея в виду патроны, и потянулся к револьверу.
– Сделаешь в своей машине, – сказал он милостиво, но достаточно твёрдо, чтобы пресечь всякую дискуссию.
– Как-то об этом не подумал, – признался я с дружелюбной улыбкой, на какую только был способен.
– Бывает.
И он так лучезарно показал в ответ белые крепкие зубы, что я позавидовал.
– Значим, ещё встретимся?
– Обязательно, – сказал он.
– Тогда не стоит прощаться? То есть пожимать руки?
– Разумеется. И не забудь в пять часов позвонить адвокату в Германию. Передай, что он сукин сын.
Я отчаялся перещеголять его в любезности и вышел за порог к лестничной площадке, с неё заспешил к лестнице. Но свободно вздохнул, лишь когда за спиной захлопнулась дверь. Уже срываясь в «шевроле» к подъездной дороге, я опять подумал, что мне у циркачей никогда не нравился трюк с головой в пасти хищника.
24
Тучи никак не решались излить свою досаду на город. Бродили, бродили повсюду, но лишь с неохотой покапали и сразу перестали, оставив прозрачные кляксы на лобовом стекле. Час пик – неподходящее время для сольных номеров на шоссе. И я вёл себя в потоке машин вполне благопристойно. Торопиться было некуда и незачем. Эдик отпустил меня только потому, что рассчитывал заполучить дискету со сведениями о местонахождении контейнера. Из чего следовали важные выводы. Во-первых, я пока могу не опасаться автокатастроф и катить, куда глаза глядят. И во-вторых, у меня на хвосте сидит мощная, не слишком приметная машина с двумя-тремя крутыми парнями. Мне даже не надо выискивать её среди других. Она должна быть, потому что иначе быть не может. И я не собирался дразнить тех парней, отрываться от них. Пусть себе докладывают по радиотелефону, что мне за поведение надо ставить – «отлично». Наверное, я бы расстроился, если бы их не оказалось. Мне нужны были свидетели.
Ровно в пять часов я свернул к стоянкам возле большого универмага. В видимом со стороны улицы таксофоне набрал случайную последовательность цифр. После двух гудков вновь набрал те же цифры. На противоположном конце подняли трубку, и пожилой мужчина сказал: «Слушаю». Я назвался представителем погодной службы, сообщил, что завтра дождя не ожидается, и отключился. Кто пасли меня, должны были тотчас передать Эдику об этом событии. Заснять набираемый номер им бы не удалось, я прикрывал таксофон грудью, словно телохранитель царевну; а иначе узнать, куда я звонил, было невозможно. Честно выполнив эту часть недавних обещаний, я вернулся в машину. Кружа и петляя по улицам, я приблизился к Красной Пресне. Потом опять затерялся в автомобильном потоке, который устремлялся к городскому центру.
Минут через десять я сунул чёрную папочку за поясной ремень, оставил «шевроле» в тихом переулке и беззаботным бездельником прошёлся к Новому Арбату. Проспект уже боролся с наползающими сумерками разноцветьем огней и света. Начав с магазина «Цветы», я посетил ещё несколько торговых заведений, затем подземным переходом вышел на противоположную сторону и побродил по книжным залам «Книжного мира». Не сделав ни единой покупки, без сожаления покинул проспект, углубился в полумрак старых улочек.
