– Я потому и отвечаю.
– Спасибо.
Она повернулась ко мне.
– Я бы об этом не сказала чужому человеку. Никогда.
– Я это ценю.
Глаза у неё подёрнулись влагой, и стали ещё прекрасней.
– Ну почему, почему ты не хочешь догадаться? Как будто нарочно делаешь так, чтобы причинить мне боль. Пожалуйста, не разговаривай со мной таким тоном. Очень прошу.
Я почувствовал себя неловко. В конечном счёте, какое я имел право судить её за прошлое, если она дарила мне настоящее.
– Если бы я не причинял тебе боль за то, что невольно мучает меня, тебе пришлось бы выбирать между мной и папочкой. И скорее всего, ты выбрала бы его. Что, я не прав?
Она всё же закурила.
– Он любит только меня и Ольгу. И всегда был добр ко мне.
– И поэтому приговорил твоего хахаля.
– Ты не имеешь права осуждать его. – У неё задрожала сигарета. – И это не твоё дело. Он настоящий мужчина, а не слюнтяй. Меня тошнит от слюнтяев и дураков. Их слишком много.
– Ну, а я, кто по-твоему?
Она криво усмехнулась, но такая усмешка не портила лица.
– Не слушай меня. Я сама не знаю, что говорю. Я действительно, мчалась к тебе, как сумасшедшая. А зачем? Чтобы ты мучился какими-то подозрениями?
Она была так красива и близка, что я не мог на неё смотреть.
– Ничего себе! – сказал я в сторону. – С каких это пор мужья стали подозрениями? Это факты, а не подозрения.
– Ну вот, – устало произнесла она. – Опять. Я и правда очень жалею, что наболтала Ивану. А тебе было б легче, если бы у меня были любовники?
– О-о, дьявол! У меня уже голова пухнет. Давай, сменим пластинку.
– Как хочешь.
Мы помолчали, не глядя друг на друга.
– Как понимаю, отца ты не нашла.
– Не нашла.
Мы встретились глазами. Её были бездонными, в них запросто можно было утонуть.
– А ты не думаешь, он нарочно избегает тебя? Догадывается о чувствах ко мне.
Она с отрицанием покачала головой.
– Если б ты его знал, так не сказал.
– А вдруг, он боится, на этот раз ты не простишь… Скажем, если и со мной случится несчастный случай.
Она высокомерно выпрямилась.
– По-твоему, если он будет избегать меня, я прощу? Он о нас не знает. Эдик ничего не сообщает ему.
– А твоя бабушка?
– Я сейчас поеду к ней. Но отец и ей не позволяет вмешиваться в свои дела.
– Он может связаться с ней.
– Надеюсь.
– Ты что, останешься у неё ночевать?
– Да.
Я хотел попросить телефон, однако суеверное предчувствие остановило меня. Ставка сделана. Если выиграю, найду её. А проиграю?... Нет, я обязан был выиграть. Они потеряли мой след, и второй раз на крючок не попадусь.
– Скажи, почему Ольга тогда прислала тебя ко мне? Откуда она узнала?
Вика ответила не сразу.
– Ты ей понравился. А вечером она случайно подслушала, как Окса…
Она прикусила язык и покраснела.
– Оксана позвонила Эдику, который был у вас, сообщила, что Иван мёртв. Но там вертелся я, и мог заподозрить её в соучастии.
Она кивнула.
– Почти так.
– Ольга подслушала по параллельному телефону?
– Да. Потом Эдик позвонил кому-то, отдал распоряжение… ну, ты понимаешь.
– Ольга подслушала и это. И послала тебя помешать.
– Не знаю, она меня послала или я сама поехала. Не знаю. Я не хочу об этом… Ты меня ещё любишь?
Мороженое начинало таять, и я поддел его с краю кофейной ложкой, попробовал.
– Ничего. Вкусно. Попробуй. – Но Вика напряжённо ожидала ответа. – Ты сама могла бы догадаться, я влип в тебя по уши. Откровенно говоря, не желая этого.
– Ты об этом жалеешь?
– Если бросишь курить, нет.
От её сигареты поднималась струйка дыма, и она разогнала её ладонью.
– Я хочу тебе нравиться.
– Только мне? – усомнился я.
– Сейчас мне важно только твоё отношение.
Она сунула сигарету в чашку с кофе и перехватила мою руку, в которой я держал ложку с мороженым, облепленным хлопьями наструганного шоколада.
– Дай мне попробовать.
– У тебя своя порция.
– Я хочу с твоей ложечки.
– Пожалуйста.
Она слизнула верх с шоколадом и, не спуская с меня внимательного взора, проглотила.
– По глазам вижу, тебя что-то тревожит. Ты мне не доверяешь?
– Доверяю… Почти как себе.
Это было явным преувеличением. Но я давно усвоил правило: «Настоящим мужчинам говори правду, а всем остальным рассказывай сказки». Оно меня никогда не подводило. Хотя доверять именно Вике очень тянуло, и признался я вполне искренне, просто старался выкинуть из головы, что говорить не следовало.
– Если бы не доверял, стал бы сидеть и ворковать с самой очаровательной и милой женщиной на свете?
Глаза у неё вновь ожили.
– Как тебе не стыдно врать, – заметила она. – Разве фригидная стерва может быть самой милой на свете?
– Ты же намерена доказать, я заблуждался.
– А тебе нужны доказательства?
Оказалось, она не лишена склонности к игривой многозначительности.
– Не дразни меня, – предупредил я. – Я за себя не ручаюсь.
– А мне ужасно хочется подразнить.
Я посмотрел на наручные часы.
– К сожалению, придётся сделать перерыв. Небольшую интермедию.
– Никуда я не пойду. Мне только начинает здесь нравиться.
– Не капризничай, – попросил я. – И я бы охотно отложил нерыцарский турнир. Но вряд ли это оценит наш друг Эдик.
Она посерьёзнела, закрыла сумочку и поднялась.
– Пошли, – согласилась она. А когда спускалась следом по лестнице, поправила мне волосы. – Я ни о чём не спрашиваю. Ты всё равно не скажешь. Только хочу понять. То, что ты задумал, опасно?
Я пожал плечами.
– Не очень. Надо прогуляться по ночному лесу и кое-что выяснить.
Кажется, она не поверила, однако не стала настаивать на честном ответе.
26
Молодой таксист в джинсовой кепке по моей просьбе погнал «волгу» на предельной в городе скорости. Вика не возражала. Она сидела рядом на заднем сиденье притихшая и сосредоточенная. Молчание стало тяготить меня.
– Что из себя представляет Оксана? – негромко спросил я, когда такси выехала на шоссе Энтузиастов, и таксист пошёл на обгон грузовика и автобуса.
Отозвалась она неохотно.
– Что ты имеешь в виду?
– Как я понимаю, она твоя подруга. Давно?
– Мы вместе учились в школе.
– Наверное, в спецшколе, с англоязычным уклоном?
– Ты удивительно догадлив для сыщика любителя. – Она глянула мне в лицо. – Уж не увлёкся ли ты и ею?
Я пропустил колкость мимо ушей.
– И всё же, кто она такая? Согласись, меня не может не интриговать, что она звонит и запросто сообщает Эдику о личных проблемах.
– Только, ради бога, не умничай!
– И всё же? – с упрямством бегемота настаивал я. – Рано или поздно я всё равно узнаю. К тому же между нами не должно быть тайн. Не так ли, моя дорогая?
Она фыркнула.
– Какой же ты змей! Ну, хорошо, если тебе так важно. – Она наклонилась к моему уху. – Она влюблена в отца, и давно. Так что для неё ты пустое место.
Меня словно в лоб стукнуло.
– Ты хочешь сказать…
– Да, – раздражённо оборвала меня она. – И я больше не хочу говорить об этом.
– Но ведь Иван… О, дьявол! – буркнул я.
– Я больше не хочу говорить об этом, – повторила она холодно и настойчиво и отстранилась, отвернулась к окну.
Я только тут обратил внимание, что мы упёрлись в колонну военных грузовиков. Таксист посмотрел на меня в зеркальце над лобовым стеклом, после чего ринулся на затяжной обгон. Колонна возвращалась в Балашиху. Солдаты при оружии равнодушно выглядывали из-под тентов фургонов. Наконец, военные грузовики остались позади, и мы свернули на улицу за Измайловским парком. Я тронул таксиста за плечо.
– К той остановке, – сказал я, имея в виду навес у дороги, под которым уже стоял пожилой мужчина.
Таксист плавно сбавил скорость и сразу за остановкой подъехал впритык к бордюру. Небрежно одетый мужчина под навесом понуро глянул в нашу сторону.
– Прости, – Вика казалась подавленной. – Я немного беспокоюсь за тебя.
Мне не хватало только сцены прощанья.
– Пустяки, – заверил я. – Не бери в голову.
Выбравшись из салона на тротуар, я звучно захлопнул дверцу. Таксист посмотрел назад, пропустил встречный красный «москвич» и живо развернулся, следом за ним устремился обратно. У перекрёстка ему пришлось остановиться, а на зелёный свет светофора он вырулил на шоссе и устремился прочь, своими огнями замелькал и скрылся за деревьями.
Вскоре подошёл нужный мне автобус, и я без происшествий доехал, а затем и дошёл до гаражей с пристройкой автосалона.
Когда я входил в пристройки, было без четверти десять. Не включая свет, я вынул из спортивной сумки серый шерстяной свитер, тонкий и плотный, одел его вместо рубашки. Высокий воротник обхватил горло, я плотно застегнул куртку и почувствовал, – вот теперь холодная ночь станет чем-то вроде подруги. Забрав мешок с резиновой лодкой, прихватив револьвер Ивана, я запер стальную дверь. Но ключ в щель у петли не бросил, он мне ещё мог понадобиться. Закинул мешок за плечо и зашагал к уличной дороге.
