— Она всё смеялась. Утешала меня. «Вот увидишь, кончится этот кошмар. А пока мы вместе, ничего не страшно». — Голос у него оказался низкий, тихий, мурашки побежали от него по коже. — Она в детстве жила в Индии, занималась йогой. Никогда не болела. И меня, и детей научила всему, что знала сама. Мы могли долго не дышать, умели останавливать сердце. Нам нравилось медитировать. В медитацию уходили из того ада, в который нас погрузил Будимиров, созерцали мир, выдуманный нами: в нём яркие краски, блаженная музыка, святые. Я жизнь посвящу борьбе против Будимирова, создам отряд сопротивления. Противопоставим Будимирову силу много сильнее его силы, потому что мы способны любить. Это моё слово, и ты, мать, слышишь его. За всех нас отомщу. Меня зовут Поль.
Звучат два голоса — Поля и графа:
«Что он сделал с нашей страной?!»
«Ты умный и добрый, сынок!»
Два голоса, словно в объятии, переплелись.
И в языках ламп и свечей смотрит на неё осиротевший Поль. И Будимиров улыбается ей. Улыбка — неумелая. Нет в его лице ни одной морщины от улыбки. «Мы будем с тобой вместе править, и я постараюсь слушать тебя».
— Я слышал Марику. Ты, мать, построишь здесь государство в государстве. А я буду защищать его, всех научу задерживать дыхание, выполнять йоговские асаны… всё, что узнал от жены, отдам! И сам кое-что умею. В детстве был драчун. Но жена восстала против бокса и всяких силовых приёмов, её друг детства научил нас карате. Японская борьба отличается от обычной тем, что каждая клетка работает, и организм быстро и легко реагирует на агрессию. У них — оружие, у нас — умение владеть своим телом.
— Как видишь, с Будимировым это не помогает, — раздался громкий мужской голос.
Желваки заходили по щекам Поля. Какое-то время он молчал, потом с некоторой растяжкой сказал:
— Мы скинем Будимирова. Об этом позабочусь я.
— Поешь, пожалуйста, Поль, и начинай работать. У нас девять мальчиков школьного возраста и тринадцать мужчин.
— А почему девочки не могут участвовать?
Оказывается, люди слушают их разговор.
— И я хочу, мать! — говорит Раиса. — Явились в детский дом, всю мою группу забрали на фабрику, ребятам всего четырнадцать. Не знаю, превратили в роботов или нет.
— Нет пока, — звонко говорит Марика. — Они должны вырасти, иначе проку от них не будет. Но с ними проходит работа.
— Какая? Их, надеюсь, не бьют?
Марика не отвечает.
— А где мой отец, Марика?
— Простите, я не должна ничего говорить. Давайте просто жить. Верьте матери, прошу.
— Значит, нет его больше, да?
— Раиса, я мясо принёс, нашёл железный бачок и решётку. Вот уголь. На первый котёл хватит. Иди, вари суп.
С каким усердием сгребают люди грязь с земли, настилают на неё картон и доски, отмывают кастрюли с помойки, ложки!
Люди обретают имена, прозвища.
Она хочет оказаться сразу во всех точках подземелья. Звучит робкий смех.
И, наконец, её первый урок.
— Ты расскажешь нам сказку?
— Мама! — Окса влезает к ней на колени.
— Жил-был маленький мальчик. — Перед Магдалиной на ящиках, первых табуретах и досках сидят дети. — Ни папы, ни мамы не помнил. Его заставляли долбить камень. И он своими слабыми руками поднимал и опускал отбойный молоток. Даже плакать не мог — сил не было. Жил в тёмном подземелье. Иногда, когда злой хозяин начинал храпеть, выбирался наверх. Хватал ртом воздух. Однажды к ногам свалился пушистый комок. Мальчик поднял. На него смотрело незнакомое существо. «Кто ты?» — спросил мальчик едва слышно, чтобы не услышал хозяин. «Я — птица, — отвечало существо. — Твой хозяин украл у нас солнце, убивает всё живое, и мы улетели от него, но ты здесь, меня послали за тобой. Летим скорее». «Я не знаю, кто я, но я точно не птица, у меня нет крыльев. А если б и были, он догонит…» — уныло сказал мальчик. «Нет! — засмеялась птица. — И ты тот, кем считаешь себя. И у тебя есть крылья. Расправь их и лети за мной. Именно ты сорвёшь полог с неба, вернёшь солнце и всех нас, посадишь деревья!» «Но хозяин поймает и меня, и тебя…» «Нас много, а он один. Зажмурься и скажи: «Я могу лететь. Я могу сорвать полог с неба. Я могу посадить деревья. Вместе с птицами…»»
— Мама! — оборвал сказку Владим. — У дальнего люка тебя ждёт Конкордия.
— Не пущу. — Гуля хватает Магдалину за руку. — А что дальше? Я боюсь без тебя. — Давно уже дети не сидят — окружили её плотным кольцом, виснут на ней, говорят все разом: — Я хочу лететь… А мы можем сорвать полог? Не уходи!
— Мама, не уходи, — плачет Окса. — Хочу сказку!
— Обязательно доскажу, — обещает Магдалина. — А сейчас у вас урок математики. Сегодня Учитель хочет решать с вами задачи. — Она мягко высвободилась из объятий детей и поспешила за Владимом.
На лестнице, ведущей к одному из дальних люков, сидела девочка лет двенадцати. В свете лампы, что держал Владим, проявилось худое лицо и непропорционально большие глаза.
— Ты — Конкордия? И ты пришла к нам?
— Владим сказал, ты — мать всем. А мой шеф назвал тебя другим именем. Он очень просит прийти к нему.
— Кто «он»? — испуганно спросила Магдалина, но тут же улыбнулась своему страху: у Будимирова не может быть такой девочки, и не девочку послал бы он за ней, а своих палачей.
— Шеф спас меня, поместил в школу, кормит. Он — добрый, обидеть не может, — торопливо говорит Конкордия. — Сказал: тебя ищут. Очень просил прийти! Вот надень, чтобы никто не узнал. Только не заставляй его ждать, у него мало свободного времени.
— Откуда он знает, что меня ищут?
Конкордия улыбнулась.
— Вся страна знает об этом. Шеф сказал — ему нужна помощь, и только ты можешь спасти его!
Эти слова как пароль: ни о чём больше не спрашивая, Магдалина надела тёмный плащ с капюшоном и стала подниматься к люку следом за Конкордией.
Идти оказалось недалеко: два переулка.
— Этот подъезд, седьмой этаж, дверь прямо.
— Что он делает в таком доме?! Если ему нужна помощь, приведи его к нам! — всё ещё сопротивлялась она.
И снова Конкордия засмеялась.
— Под землёй ему делать нечего! Поможешь ему, мать, и я приду за тобой! — Конкордия побежала от подъезда прочь.
Зачем ей человек, живущий в таком доме?! Но как она смеет не верить маленькой девочке, на которой тоже лежит печать изгойства? И Магдалина открывает дверь подъезда.
Лифт. Разъезжаются его створки. И — глаза.
— Ты?! — лепечет она.
Столько лет он был её пробуждением. Энергией каждого дня. Саша, мальчики — он. И племянники — он. Он — в учениках. В речке. Он — в доме Будимирова. Он с ней в течение долгих лет. И вдруг его нет совсем, есть только изгои, выброшенные Будимировым из жизни. Впервые забыла об Адриане. Не об Адриане — о себе. Никогда не думала, что вместо одного в душе может поместиться столько людей!
