качеством и способом поглощения пищи не перекликавшимися. Но, покончив со спаренной жвачкой, уже транслировали, чем себя занять. Между делом, прибирая, обменялись шепотом несколькими фразами, семантической расшифровки не получившими. «Гости» дело свое знали туго, памятуя, что изолятор – своеобразная исповедальня наоборот, спроектированная выуживать арестантские тайны через разбросанные повсеместно «клопы».
К сожалению, дело приняло оборот, предсказанный Степановым при задержании. Спустя час в камере объявились двое служивых, на сей раз в полицейской форме с переводчицей славянской наружности. У одного из копов, офицера, в руках цветная распечатка – портрет Степанова с текстовым контентом. Перешептываясь, копы сверились с оригиналом и даже, проконсультировались с переводчицей. Та мимический передала с ленцой: будто, он. После чего перевела:
– Вы, Олег Степанов, 03.09.1964 года рождения, владелец российской компании «Crown Engineering», ныне обанкроченной?
Олег промолчал, но пропечатанная в его лике обреченность казалась красноречивее любых слов. Не откликнулся он и на повторный вопрос, дублировавший первый. Обреченно склонил голову. Собственно, отчаяние мелькнуло в его взоре, едва он заметил женщину-славянку, сопровождавшую полицейских.
Спустя минуту Степанов покидал камеру-обезьянник с сомкнутыми на запястьях наручниках. Он был настолько погружен в свою драму, что не откликнулся на жест солидарности – сжатый кулак сокамерника, от которого за три месяца постоя, как он не раз признавался, почерпнул немало полезного. Все же, опомнившись, уже в коридоре через решетку кивнул, вынырнув на мгновение из своей бездны.
Оставшись один, Алекс Степанову сострадал, потрясенный открытием: существует ли на свете ресурс, способный противостоять всеохватной тирании государства, коль ему проигрывает высокоорганизованный, не знающий сбоев, но действующий за ширмой аналог. Коль так, то каков коррупционный номинал, гарантирующий юридическую неприкосновенность в тяжком преступлении? Семьдесят, сто миллионов?
Алекс уже подумывал об обеде, который во всех острогах подают ровно в час, когда увидел двоих подтянутых ребят рядом с надсмотрщицей, в третий раз за день отпирающей дверь камеры. Окинув их взглядом и не найдя им места в традиционном укладе изолятора, Алекс понял, что предстоит перемещение в пространстве. В общем-то, неизбежное, ибо граница дознания не ведет, передавая кейс полиции. Все бы хорошо, но парни копами не были – Алекс почти сразу это понял. Гражданское убранство здесь ни при чем – в их поведении просматривалось несколько уровней отбора спецслужбы. Копы проще.
Алекс помрачнел, осознав, что его растерянность на причале – предвосхищение близких потрясений, чей ущерб, явный или подспудный, в очередной раз изменит, если не деформирует его судьбу. То, что «приземление» в Швеции в силу ареста будет жестким, он не сомневался, но за рамки конвенциональных неурядиц с законом его логические построения не выходили. Тревожило другое: способ защиты не просматривался – столь преднамеренным казалось их с Олегом правонарушение. Ибо замышлялось Степановым с единственной целью – скрыться от российского ордера на арест, обездоливая тысячи обворованных вкладчиков.
Часом ранее Алекс признавался себе: «коалиция» со Степановым его топит. Ныне же, зафиксировав двоих спецслужбистов, постиг: надо еще посмотреть, кто кого топит. Ведь вторжение в раскрой спецслужбы, цепляющей, причем, не вожака (паровоза), а его, будто статиста – обнуляет шансы первого выкарабкается без крупных потерь. То есть Алекс Куршин, некая валюта спецслужб и политического закулисья, не исключено, куда опаснее для шведских национальных интересов, нежели мега-мошенник Степанов, ни в коей мере перед Швецией не провинившийся. Так что та еще гремучая смесь!
– Господин Куршин, здравствуйте! Как вам в Швеции на сей раз? – прервал розмыслы Алекса визитер, замыкавший депутацию. – Собирайтесь, у вас экскурсия. Надеюсь, вы одеты по погоде.
– Да, конечно, – рассеянно подтвердил Алекс, покорно вставая. Объял взором камеру, должно быть, в поиске верхнего убранства. Обнаружил его в изголовье лавки-лежака. Торопливо оделся и, сгорбившись, в считаные мгновения осунулся. Двинулся к вошедшим, словно на ватных ногах. Подойдя вплотную, протянул для наручников руки. Ответом была усмешка на лицах госслужащих и дружеское похлопывание по плечу Алекса одного из них. Между тем в «Вольво» его заблокировали с обеих сторон, что сводило вероятность побега к минимуму.
В общем и целом, самонадеянность эскорта относила его к ведомству, уверовавшему в свое всесилие. Причем настолько, что оно позволяло себе эпатажные вольности. Дескать, бежать-то куда? От судьбы, то есть от нас, перископ на перископе, не убежишь. Что обескуражило Алекса еще больше. Ведь, оказалось, круги Проблемы-2024, от которой капризом обстоятельств он будто сбежал, докатились и до Скандинавии…
Если Алекс по своей отчизне, некогда СССР, тосковал, то неизменно вспоминая ритмичный стук колес и тепловозную гарь поездов. Потому в своих путешествиях по Европе поезда он эксплуатировал по максимуму, хотя и нередко жалел об этом, находя автомобиль постфактум предпочтительнее.
Между тем ни гари, ни стука колес на железках Европы не наблюдалось, как и заповедных лесов и пестрой экзотики вокзалов. А кружила голову скорость, не оставлявшая места романтике, интиму воспоминаний. В последние же годы в поездах тяготила стерильность – эмоций и помыслов пассажиров, проглатывавших язык согласно купленным билетам, детей включая. Но все же свой роман с железкой он продолжал.
Между тем, оказавшись с эскортом на вокзале Мальмё, Алекс опешил. Концы с концами его задержания не связывались – в выстроенной им логической цепочке место поезду не находилось. Ибо любое этапирование для начала требует постановления суда об аресте на столько-то суток. Предположить, что в Швеции заседание об аресте бывает заочным, не выходило.
Между тем с аномалией Алекс примирился, отнеся свой экстраординарный кейс к прерогативе Стокгольма. То есть столичной контрразведки, стало быть, и столичного суда, географически близкого к ней. То, что в Мальмё, третьем по величине городе королевства, регионального отделения контрразведки не могло не быть, Алекс почему-то не учел. Не встревожило его и то, что эскорт, покинув с ним «Вольво», поднял у себя и подопечного капюшоны курток. Не уколол и указатель на табло платформы «Копенгаген-Хельсинки», встроившийся в слепленную Алексом на ходу схему: «Копенгаген – через мост, рукой подать, Стокгольм – по курсу, полтысячи километров, за три часа управимся. Лишь бы дежурный судья не сачканул на больничный…»
Два двухместных купе на троих показались ему транжирством, но, скорее, польстили самолюбию, нежели насторожили. Он подумал: «Все бы так, как шведы: завтрак из ресторана, купе пять звезд для этапирования». Чуть осмотревшись, завалился спать, повинуясь избитому арестантскому правилу «Сон – самое надежное удо». Да и без оглядки на традицию поспать не мешало: первая половина ночи в баркасе на ногах, вторая – на жесткой лавке изолятора. Поворачиваясь к эскорту спиной, уточнил:
– В Стокгольм, когда прибываем?
– Время есть, разбудим… – отстраненно протянул один из опекунов, переглянувшись с коллегой. Извлек из своей ручной клади пластмассовую коробку.
Глава 14
Стокгольм, Швеция, 28 марта 2020 г. (утро)
Юрий Кирпичев, в миру атташе РФ по
