ногами. На кресте висела обнаженная фигура Иисуса, выполненная в мельчайших подробностях. Его лицо было искажено от боли, а с тернового венца и шипов на руках и ногах стекали струйки крови. На его груди была вырезана кровавая пентаграмма. Несмотря на очевидную агонию, у фигуры Христа была непристойная, богохульная эрекция.
Том не был религиозен, но догадался, что стал свидетелем нечестивого ритуала черной мессы. И он не хотел принимать в ней участие.
Он уже собирался убираться оттуда, когда заметил движение рядом с алтарем.
Что-то под черной простыней.
Что-то человекообразное. Просто сидело там.
Том смотрел, не мигая. Может, оно и не двигалось? Может быть, тени от мерцающих свечей просто создавали впечатление...
Оно снова шевельнулось. Вздрогнуло.
Затем последовал тихий стон.
Том знал, как важно действовать по инстинкту, и каждая фибра его существа говорила ему бежать прочь. Его шея покрылась мурашками. Руки дрожали. Язык был настолько сухим, что прилип к нёбу.
Том не хотел видеть, что находится под этой простыней.
Но он должен был.
Это могла быть Мони. Или кто-то другой, кому нужна помощь.
Поэтому Том медленно, на негнущихся ногах, шагнул к нему. Тихо, словно чтобы не разбудить спящего ребенка. Когда он оказался на расстоянии вытянутой руки, существо под простыней дернулось.
Что ты делаешь, Том? Ты спятил? Убирайся отсюда.
Но он не ушел. Вместо этого он сжал простыню рукой, в которой держал нож.
Хорошо. Вот так...
Он потянул, сильно и резко.
Простыня сползла.
Аабир стояла на коленях и смотрела на него.
Ее глаза были абсолютно черными.
Это так напугало его, что он упал на задницу.
Она улыбнулась. Ее зубы тоже были черными.
- Аабир, ты... ты в порядке?
Это было риторический вопрос. Белки ее глаз исчезли, а зубы были цвета угля. Очевидно, она была в очень глубоком дерьме.
Так что же мне делать? Попытаться вытащить ее оттуда?
- Аабир, ты меня слышишь? Ты меня понимаешь?
Затем Том почувствовал запах.
Горелое мясо. Все отчётливее. И шаги, из коридора снаружи.
Том быстро накинул простыню Аабир на голову, а затем прополз под каменным алтарем, спрятался за покрывалом и погасил фонарик как раз в тот момент, когда вошел Стерджис. Том мог видеть его сквозь прореху в ткани.
Призрак подошел к алтарю и остановился там. Затем он сдернул с Аабир простыню.
- Готова... к... таинству...
Аабир посмотрела на Стерджиса и кивнула. Затем она повернула голову и уставилась на Тома. Ее глаза были настолько черными, что напоминали дыры в голове.
Не смотри на меня, - мысленно приказал ей Том. - Ты выдашь, где я. Прекрати это. Пожалуйста, прекрати.
Затем Стерджис положил руку ей на голову, и она снова уставилась на него. В руке у него был нож.
- Sanguis... satanas...[48]
Аабир открыла рот и высунула свой черный язык. Стерджис воткнул нож в ладонь и провернул его. Кровь хлынула в рот Аабир.
Стерджис убрал руки, и Аабир снова уставилась на Тома. Она облизала свои красные губы.
- Corpus... satanas...[49]
Теперь Стерджис держал серебряную чашу. Том знал, что это такое. Киворий. Используется в католической мессе для хранения облаток для причастия. Священник нес его, чтобы разделить Тело Христово со своими прихожанами.
Но когда Стерджис открыл киворий, там был не пресный хлеб.
Он был наполнен тараканами.
Стерджис выхватил одного и держал его двумя пальцами, пока тот извивался.
Аабир высунула язык.
Том зажмурил глаза. Он слышал хруст, когда зубы Абир сомкнулись на насекомом и стали его пережевывать. Он почувствовал, как его желудок скрутило. От запаха горелого мяса и звуков поедания жуков полицейский был близок к тому, чтобы проблеваться.
Затем Том почувствовал легкое щекотание в носу.
Открыв глаза, он увидел, что Аабир держит чашку с тараканами прямо перед его лицом.
Том отбил ее, затем перекатился назад, выползая из-под алтаря. Его голова ударилась о голову перевернутого Христа, и на мгновение почувствовал сильное головокружение. Затем он прихлопнул таракана, ползущего по его щеке...
...и уронил фонарик.
- Я... хорошо... позаботился... о... твоем... напарнике... Рое... - проскрипел Стерджис потусторонним голосом, склонившись над алтарем. - Я... буду... заботиться... о... тебе... так же... хорошо...
Том взмахнул своим, порезав Стерджиса поперек груди. Затем поднялся на ноги и побежал.
Из комнаты.
По коридору.
Он вытащил из штанов неоновую палочку как раз вовремя, чтобы увидеть, как Джаспер преграждает ему путь.
Глава 33
Мэл
Мэлу было трудно поверить, что он оказался в ловушке очередного психотического кошмара, опасаясь за свою жизнь.
Еще более невероятным был тот печальный факт, что он добровольно согласился на это.
После бегства из библиотеки они каким-то образом оказались под домом, в лабиринте с грязным полом, деревянными опорными балками и слабым освещением, которое обеспечивали старые, голые, тусклые лампочки. Мэл никогда не был в подземной шахте, но предположил, что именно так она и выглядит.
Фрэнк Белджам лежал на земле без сознания, его рука была согнута под таким углом, что Мэлу было больно на нее смотреть. Сара стояла на коленях рядом с ним, на ее лице было выражение шока. Такое же выражение было у Деб, и Мэл готов был поспорить, что его лицо было почти таким же.
Единственным, кто, казалось, хорошо справлялся с этим, был Пэнг, который сидел на лестнице, копался в своей сумке с оборудованием и что-то тихонько напевал про себя.
- Нам нужно что-то сделать с его рукой, - сказала Сара. Она сначала посмотрела на Деб, которая не ответила, а затем на Мэла.
- Сара... - Он старался, чтобы его голос не дрожал. - Чтобы что-то сделать с его рукой, потребуется целая команда хирургов-ортопедов, которые будут часами оперировать его на операционном столе.
- Она согнута не в ту сторону. Мы должны выгнуть ее обратно и наложить шину, пока он не очнулся.
- Если мы будем трогать ее, можем сделать еще хуже.
Сара разразилась полуистерическим смехом.
- Хуже? Посмотри на это, Мэл! - Она указала на руку Белджама, которая выглядела как распухшая буква N. - Разве может быть хуже?
Мэл прикусил губу. Он хотел бежать. Схватить Деб, взбежать по лестнице, броситься к входной двери и свалить отсюда. Они познакомились с Сарой и Фрэнком всего несколько часов назад. Они ничего им не должны.
Но это говорил трус в Мэле. Тот, кого он ненавидел. Та часть, которая завладела его жизнью до такой степени, что жизнь перестала быть похожей на жизнь.
