— Только фантастический, — бросил Носков-старший. — Показания этого мальчика не могут быть выше моих. — Он ткнул пальцем в Панченко. — Мы с ним равны перед законом, а я буду все отрицать. Что же касается гибели Анны, так я ее не убивал. Меня вообще там не было в момент ее смерти, я уехал раньше. Это все видели и подтвердят.
— Вы так говорите, потому что уверены в том, что киллер вас не сдаст, — сказал Гуров. — Более того, вы надеетесь, что мы до него не доберемся. Но это ваше главное заблуждение. Мы уже до него добрались.
Носков-старший поднял глаза на Гурова. Полковник видел, что тот отчаянно пытается сообразить, правду он говорит или блефует. Но ситуация в данный момент стала настолько острой, что блефовать в ней было просто нельзя. Лев Иванович все рассчитал и подготовил так, чтобы не полагаться на случайный эффект.
— Напрасно надеетесь, что я беру вас на пушку, — заявил сыщик, покачал головой, повернулся назад и спросил: — Стас, наш киллер понял то, что услышал?
— А мы сейчас сами у него спросим. — Крячко усмехнулся и обратился к охраннику, стоявшему рядом: — Как, Рябинин, вы теперь сообразили, какая участь вас ожидала?
Николай Рябинин смотрел не на него, а на Носкова, потом мрачно сплюнул и произнес:
— Такие вещи не прощают. Так что заложу на всю катушку.
— Верно, — подтвердил Гуров. — Киллеры далеко не всегда сдают своих заказчиков, предпочитают отсидеть срок, зато получить большие деньги. Но это не тот случай. Потому что денег у вас, Носков, нет. Вам нечем купить киллера, вы рассчитались с ним только за смерть Анны, остальное — сплошные авансы. Узнав, что вы хотели его устранить, Рябинин не станет вас прикрывать. Вы надеялись его взорвать вместе с Панченко, чтобы таким вот образом уничтожить обоих свидетелей, после чего вам уже ничего не грозило. Но я понял это заранее и все предусмотрел. С самого утра оперативная группа вела подготовку к операции. Вы обратили внимание на то, что на шоссе почти нет машин? Это сделано специально, чтобы никто случайно не пострадал. Взрывное устройство, подложенное вами, должно было сработать до приезда в аэропорт. Мы заменили его на другое. Пассажиров в машине не было, водитель пустил автомобиль по шоссе и выпрыгнул. Полковник Крячко привел в действие дистанционное устройство ровно в тот момент, чтобы взрыв произошел на наших глазах. Рябинина раскололи еще вчера, так что маршрут и время нам были известны. В ином случае заставить его говорить было бы непросто, но тот факт, что заказчик решил убрать Николая, сыграл свою роль. Так что мы были очень неплохо подготовлены, и операция, слава богу, завершилась успешно. Показания вашего сына тоже оказались важны. После посещения им кладбища, как я уже говорил, мы засекли место его проживания. Потом я съездил туда. Этого оказалось достаточно. Так что все.
Носков-старший, видимо, начал осознавать, что это действительно конец. Все для него закончилось — и эта дьявольская игра, и свобода, и мечты, и отношения с сыном. Это отчетливо отражалось во взгляде, который упер в него Эдик.
— А вам, Эдуард, я вот что скажу. — Гуров повернулся к нему. — В своем совсем еще молодом возрасте вы уже стали подгнивать изнутри. Лень, праздность, избалованность — все это привело к тому, что ради себя вы готовы перешагнуть через других. Вам только двадцать лет, но уже есть над чем подумать. Если вы попадете в тюрьму — а у вас есть все шансы туда угодить! — то времени для этого у вас будет достаточно. Может быть, это и к лучшему. Ведь, соглашаясь на план вашего отца, вы не могли не понимать, что из-за него погибнет ни в чем не повинный человек, ваш ровесник.
— Нет! — выкрикнул Эдик, глаза которого наполнились ужасом после слов Гурова. — Это все не так, я ничего не знал! — закричал он. — Отец не посвящал меня во все свои планы, просто сказал, что мне нужно исчезнуть, а потом он придумает, как сделать, чтобы меня считали погибшим! Я соглашался только на это, не мог знать всего остального! Я сам вообще в шоке! — Эдик говорил бурно, взахлеб, и по лицу его катились слезы.
Он уже обращался не к Гурову, повернулся к Дмитрию Панченко и закричал:
— Я не хотел, чтобы ты погиб! Я не знал этого! Я не убийца, поверь мне! Я не хочу в тюрьму!
— Оставьте Эдика в покое! — властно и громко проговорил Носков-старший. — Он действительно ничего не знал. Я сказал, что организую автокатастрофу, в которой машина взорвется, и все решат, что там был он.
Эдик посмотрел на него и спросил:
— Отец, скажи мне только одно. Ты действительно убил маму?
Щеки Анатолия Носкова задрожали. Он ничего не отвечал.
— Отец! — крикнул Эдик, и голос его сорвался.
Он опустился на асфальт, закрыл лицо и зарыдал по нарастающей. У него началась истерика. Крячко подошел к Эдику, похлопал его по плечу и помог подняться.
— Пойдем. — Станислав повел его к фургону. — Не о чем тебе сейчас с ним говорить.
Все оставшиеся какое-то время стояли молча, потом Гуров посмотрел на сникшего Анатолия Носкова и сказал:
— Я еще раз спрашиваю, вы признаете предъявленное вам обвинение?
Носков смерил его взглядом, в котором плавала злоба, и сказал:
— Да пошли вы все!..
— Вот и прекрасно! — воскликнул Крячко, возвратившийся к Гурову. — Только не пойдем, а поедем! В машину его!
Носкова-старшего усадили в фургон, в котором сидели вооруженные оперативники. Туда же был отправлен и Николай Рябинин. Эдика Носкова Крячко посадил с собой в кабину. Дмитрий Панченко стоял один и растерянно смотрел по сторонам.
Гуров подошел к нему и сказал:
— Тебе придется задержаться в Москве, Дима. До суда. Ты очень важный свидетель в этом деле.
— Я понимаю. — Панченко кивнул.
Сыщику было видно, что он думал о другом. Гуров догадывался, о чем именно, но не вмешивался.
Панченко заговорил сам:
— Я все думаю, как теперь будет с Дианой. Когда она обо всем узнает. Ведь ее отец уже не будет одобрять наши отношения. Ему ведь нужен был не я, а Эдик Носков. А Диане понравился я, понимаете? Она в меня влюбилась, а не в Эдика! Я не хочу им быть! — Голос Дмитрия высоко взлетел.
Гуров задумчиво посмотрел на него и сказал:
— Я бы посоветовал тебе сейчас просто подождать. Время есть. Если ты действительно понравился Диане, то сумеешь доказать, что во всем превосходишь Эдика Носкова. Ему все доставалось легко, но он этого не заслуживал. Пускай тебе живется труднее, зато все, что ты получишь, будет твоим. Удачи тебе. Садись в машину.
Дмитрий вздохнул, потом благодарно посмотрел на полковника и пошел к машине.
К Гурову подошел Крячко и спросил:
— Ну что, упала с плеч гора? — спросил он.
— Не гора, — устало поправил Лев Иванович. — А целый массив.
— Ну так растем! — удовлетворенно сказал Крячко. — Не только горы двигаем! А скажи мне откровенно, Лева!.. — Станислав прищурился. — Ты что же, давно все знал?
— Стас, я же не провидец. Я вообще стал догадываться о чем-то только после того, как съездил с Носковым на гастроли. В поведении Эдика меня что-то смущало, не нравилось мне это. Да и его неожиданный роман с Дианой!.. Только потом, услышав от администратора Кручина о двойнике Полонского, я зацепился за эту мысль. Она у меня оформилась в отношении Эдика, а дальше распутывание клубка пошло быстро, просто стремительно. С твоей, разумеется, помощью. Так что свое обещание перед Петром я выполнил. К понедельнику управился.
Крячко хлопнул его по плечу. Они расселись по машинам и поехали в Москву.
Капля королевской крови
Глава 1
«Совершенно секретно!
Данный меморандум недопустим даже для частичного оглашения в среде адептов первого круга, а также оруженосцев и вассалов, не имеющих третьей степени посвящения.
Всецело чтя Истинного Творца и Разрушителя всего сущего, мы, его верные слуги, сего числа рассмотрели и обсудили вопросы стратегии и тактики, нацеленных на расширение сфер влияния Единственно Верного Учения на те страны, которые пребывают во мраке невежества и заблуждений.
На основании высказанных мнений господ Магистров и преданных им Рыцарей-Властителей следует констатировать, что наше влияние на политические и социальные процессы во всех странах мира, как напрямую подчиненных нашей идеологии, так и разделяющих позиции «Пламени Истины», должно расти в геометрической прогрессии. Верховенство нашего Ордена должно быть бесспорным и абсолютным, и ради этой великой цели его адепты не обязаны сковывать себя какими-либо нравственными или правовыми рамками.
Настал момент резкого усиления нашей воинствующей деятельности и в отношении России, что имеет чрезвычайно важное значение. Россия как варварская, чуждая западным ценностям страна требует приложения максимальных усилий — финансовых, организационных, пропагандистских. Лишь это позволит сделать ее нашим очередным завоеванием, нашим покорным вассалом и рабом, безропотно выполняющим нашу волю. Если же эта задача выполнена не будет, все иные наши завоевания, безусловно, девальвируются до минимума. Россия должна или покориться нам, или исчезнуть с карты мира, а русские как народ или коллапсировать до нуля, или раствориться в других, более толерантных народах…»
