явления со временем будут только множиться. Страх — это в первую очередь — непонятное. А раз непонятное — значит пугающие. Пришлось согласиться с утверждением Суккубы, что если привыкаешь к тому, чего боишься, то бояться перестаёшь, потому что это становится предсказуемым.
А ему нужны эмоции с оголёнными нервами, чтобы продирали по «самое не хочу». Мало того. Требуется обострённая чувственность и сексуальное подростковое желание при одном голом виде любой особи противоположного пола. Которое, кстати, в последний раз у него даже не проклюнулось. Отсюда он сделал вывод: больше ни жрать, ни пить и не затягивать с этим грёбаным экзаменом.
Но тут неожиданно ввинтилась паршивая мыслишка: а что, если, не проделав весь ритуал в полном объёме, у него ничего не получится в конечном итоге? Ведь неспроста же Джей предстала в этом подземелье в виде чудо-юдо-бабки-смерть. Ни в образе местной аборигенки, никому, кроме него не видимой, а целого божества. Притом, похоже, самого могущественного в местном пантеоне.
И посланником его своим сделала, и ритуал обрисовала в подробностях, детально расписав каждое блюдо. Зачем? Наконец, когда солнце поднялось ориентировочно до полудня и даже умудрилось краешком, одним лучиком протиснуться в потолочную щель и осветить сырые апартаменты, что Дима лицезрел за всё время пребывания здесь впервые, абитуриент принял окончательное решение на экзаменационную ночь.
Да. Собрав всё в кучу и разложив по полочкам, ученик решил всё же сдать, а скорее всего, сдаться на милость обстоятельствам и попробовать пройти эту локацию, как требовала Суккуба, по всем правилам. По его расчёту, у него были, хоть и мизерные, тем не менее, реальные возможности и полноценным сексом заняться, и устрашиться при этом до обмоченных штанов.
Притом, попаданец почему-то отчётливо понимал, что шанс может быть дан лишь раз. И второго, по разработанному плану, красночёлочное отродье адского разврата ему просто не предоставит. Обязательно что-нибудь испортит и заставит искать какую-нибудь другую страшилку вместо запланированного кладбища. С неё станется.
Вторую половину дня, до самой ночи он проспал. Притом сделал это достаточно легко и комфортно, выбравшись наверх и пристроившись в сухом приямке у закрытой двери в тени скалы, где его могли увидеть, только если кто-нибудь подошёл бы практически вплотную. Но никто к двери не подошёл и Диму не спугнул, дав возможность спокойно выспаться.
На этот раз проснулся он по будильнику, который изобразили грёбаные макаки в ближайших джунглях. Что уж они там ночью не поделили или их кто-то принялся без объявления ужина поедать, сказать было сложно. Но завизжало стадо мехового мяса так, что, наверное, весь город вздрогнул. По крайней мере, окраины точно.
Дима выбрался из приямка, подошёл к раю площадки и внимательно оглядел тёмный город, хотя небо ещё находилось в состоянии сумерек, не до конца погруженное в ночь, что говорило о достаточности времени для подготовки к ночной феерии.
Сегодня он был как никогда собран и решителен. Походив по площадке и поделав гимнастические упражнения, молодой человек окончательно прогнал сон, после чего спустился вниз, в свою импровизированную гримёрку в полном боевом настрое.
Неспешно и основательно натираясь грязью, ещё раз проанализировал в голове план и не найдя грубых ошибок в теоретическом раскладе, сразу набрав пригоршню сухой пыли, поднялся к священному дереву со статуей. Встал на краю лестницы в позу. Настроился на выбранную роль как смог и торжественно запел:
— Ой, Мороз, Мороз! Не морозь меня! Не морозь меня! Моего коня…
На этот раз он не выплёскивал из себя эмоциональный негатив и не старался подобным образом согреться, надрывая голосовые связки. Дима в большей степени уподобился жрецу, распевающему божественный гимн, посвящая его кому-то великому и могущественному.
Ну, а чем Дедушка Мороз не тянет на подобное божество. Тем более, если вспомнить, что эта сказочно-мифическая сущность с завидной регулярностью накрывает нашу планету целыми эпохами оледенения.
По сути, сама по себе песня и построена как гимн-мольба о пощаде. Попытке усладить попрошайническими речами нечто могущественное, величавое и смертельно опасное. Выпросить милость, вымолить прощение за жизнь свою непутёвую, в коей только и нашлось, что место для ревнивой жены, хоть и красивой, да только попробуй такую некрасивой назвать. Ой, Мороз, Мороз в раз милей окажется.
Пропев три круга по два куплета и наблюдая стечение к нему народа, Дима решил с призывом закончить, замерев статуей на верхней ступени деревянной лестницы в героической позе подношения небу, выдерживая театральную паузу.
Дождавшись момента, когда задние ряды начали выдавливать передние к основанию сакральной площадки, сам, находясь в предвкушении феерического светопреставления, как можно выше швырнул пригоршню флуоресцентной пыли. На этот раз прокричав пришедшее ему на ум единственное знаемое на местном языке слово «Хакрапуя», которое посчитал более уместное в данном случае, чем предыдущие восклицания.
Суккуба с взрывом порошка не подвела. Тот именно взорвался равномерным шаром, после чего завораживающе красиво стёк волнистыми струйками на землю, оставляя на склоне и лестнице светящийся шлейф. Дима, резко склонившись, попятился назад и уже через несколько секунд пристроился за прикрытой дверью, наблюдая за действиями аборигенов.
Всё шло по плану. Как в прошлый и позапрошлый дубль. Да и по-другому, наверное, и быть не могло. Вот только на этот раз молодой человек не пялился одним глазом в щель, любопытствуя, что же они там такого делают, а, вспоминая наставления красночёлочной училки, входил в образ, памятуя, что артистичность — наше всё. Но и, не забывая, что на данном экзамене ему страх терять, ну никак нельзя.
После привода, вернее, приноса под руки тётки, Дима, ещё раз проанализировав свой настрой, подкорректировал образ, а заодно пробежался в голове по сформированному в общих чертах сценарию. Стараясь выглядеть как можно уверенней и величественней, со словами: «помирать так с музыкой», двинулся к накрытому на земле столу для прохождения аттестации по технологии создания страшного секса или сексуального страха. Ну, там уж как масть попрёт.
Посланник богини ни крался, как тать, но и не ломился, словно слон, пытаясь двигаться медленно и величественно. Но быстро поняв, что комплекция телосложения не очень позволяет выглядеть грандиозно и торжественно, просто перешёл на простой шаг, стараясь как можно меньше производить шума, имитирую скользящую поступь, вышагивая подобно Иисусу по водной глади.
Тётка с завязанными в узел ногами, низко опустив голову, пялилась на свои сокровища в районе гениталий и, кажется, совсем не замечала подходящего к ней светящегося божества. Хотя не замечать наплывающего на неё свечения, не могла. Дима пристально следил за напарницей, так как только сосредоточенное внимание на голой женщине могло обеспечить ему половое возбуждение.
