решётку и не могу вырваться на волю.
Шильках поднялась и попыталась выпустить голубку из заточения, но она вскоре сама смогла выпорхнуть через окно.
Шильках вернулась на ложе и вновь обратилась к Киру:
– А почему же ты ничего не писал мне всё это время?
Персидский князь удивлённо посмотрел на царицу-мать.
– Я? Как не писал?
– Ну, да, не писал…
– Ра-а-азве?! Я отправил тебе три послания, но ты ни на одно из них не ответила, и я решил, что ты за что-то на меня рассердилась… А ведь я ждал от тебя тоже каких-то вестей. Хотя бы пару строчек ты могла бы мне написать.
– Значит, твои письма перехватывали…
– И кому это нужно было?
– Ну, как кому? А ты не догадываешься?
– Теперь я догадываюсь.
– Это, наверняка, делали люди Теумана, – заметила с нескрываемой досадой Шильках. – И что ты в своих посланиях мне писал?
Кир ничего на это не ответил, а только обнял Шильках, и они в который раз загорелись желанием.
Шильках умела доставлять наслаждение любимому, и они с ним пережили ещё не один порыв страсти.
* * *
Уже брезжил рассвет, когда Шильках проснулась. Кира рядом с ней не было. Царица-мать его позвала, но он не откликнулся. Тогда Шильках быстро оделась и вышла из комнаты любовника. Кир и Тахрах находились на террасе. Им принесли пиво, и они его понемногу цедили.
Шильках спустилась на террасу и присоединилась к ним. Слуги ей тоже принесли пиво.
– Какие вести из Суз? – спросила Шильках.
Тахрах отставил кубок и произнёс:
– Не очень хорошие… Братец собирает два корпуса, и намерен с ними появиться под Мадактой через неделю.
– Будем сражаться? – Шильках посмотрела на младшего сына, а потом перевела взгляд на Кира.
Перс тоже отставил уже пустой кубок.
– Мой отец не хочет ввязываться в противостояние Теумана с вами, я об этом тебе ещё не говорил, Шильках. Переговоры с Теиспом у Тахраха оказались неудачными. Но если вы хотите услышать моё мнение – а именно поэтому я здесь – я, как правитель Аншана, со своими людьми выступлю вам на выручку. Несмотря даже на то, что отец и запретил мне это делать. И пусть я приведу не больше трёх тысяч воинов, но и это что-то, ведь так?
– А сколько ты соберёшь воинов, Тахрах? – спросила царица-мать младшего сына.
– Ну, тоже немного…
– Тысяч пять сумеешь собрать?
– Ну, да, тысяч пять. Ну, может, даже шесть. Но больше не наберу.
Шильках подошла к краю террасы и посмотрела вниз, где у бассейна копошились служанки. Одни из них набирали воду для кухни, другие выносили какую-то поклажу, третьи мыли принесённые из сада фрукты, выложенные горкой.
Шильках долго молчала, она собиралась с мыслями. Наконец, она повернулась к младшему сыну и персидскому князю.
– Даже если мы поначалу и отобьёмся, то тогда Теуман приведёт под стены Мадакты уже всю эламскую армию… Нет, я не допущу кровопролития и раскола в нашем доме. Мне всё-таки придётся вернуться в Сузы!
– И ты не боишься того, что тебя там может ожидать?! – встревожено в один голос заявили и Тахрах, и Кир.
– Он не посмеет меня тронуть! – ответила им Шильках. – Я всё-таки не кто-нибудь ему, а мать! Уж не совсем же Теуман изверг?!
* * *
Выступление двух эламских корпусов было назначено на следующее утро.
Вперёд Теуман отправил пятьсот конников и сорок колесниц, а сам собирался покинуть Сузы с основными силами.
Он искупался в бассейне, поужинал и отправился к себе в покои, когда ему сообщили, что в столицу вернулась царица-мать.
Вначале он не поверил услышанному, однако вскоре лично убедился, что это так.
Теуман чуть ли не ворвался в покои Шильках и припал к её ногам.
– Матушка, ты даже не представляешь, как я рад, что ты здесь! Я просто счастлив, что ты вернулась! – Теуман схватил обе руки Шильках и стал их горячо целовать. – Я осознал, что тогда наделал! Это было чудовищно с моей стороны! Но ничего, ни-иче-го, я сделаю всё, чтобы исправить этот проступок! Будь со мной рядом, и я по-прежнему буду послушным тебе!
Шильках показалось, что старший сын был вполне искренен в проявлении своих чувств. Ничего подозрительного она за ним не заметила.
Ей вернули всё, что у неё было прежде, и даже больше того, Теуман ей дополнительно выделил рабов и рабынь, и в честь её возвращения устроил пышный пир.
* * *
Две недели в царском дворце Суз господствовала удивительно умиротворённая и благожелательная обстановка, любое желание Шильках выполнялось беспрекословно, и она не замечала ничего подозрительного. Шильках даже показалось, что за ней никто не следит.
Теуман, как и прежде, обращался за советом к ней по любому вопросу, и даже если в чём-то не соглашался с царицей-матерью, то спокойно и обстоятельно пытался объяснить свою позицию. И, в конце концов, Шильках для окончательного улаживания конфликта между ней и сыновьями позвала Тахраха приехать в Сузы. Шильках в своём послании написала младшему сыну, что ему в столице ничего не угрожает, и они должны окончательно примириться.
После некоторых колебаний Тахрах согласился с доводами матери и прибыл в эламскую столицу.
* * *
Теуман встретил Тахраха так же приветливо, как и мать. Причём младшего брата он встречал перед Аншанскими воротами, сойдя с колесницы.
Они после некоторой заминки обнялись. И так же в честь прибытия Тахраха в Сузы в тот же день во дворце был устроен торжественный приём и пир.
На этом пире Теуман был очень приветлив и сыпал тостами и различными шутками, Шильках и Тахраха он посадил рядом, и их головы увенчали венками, как это делалось с самыми желанными и почётными гостями. Между близкими родственниками, казалось, вновь воцарились доверительные отношения. Впрочем, они стали даже лучше, чем были раньше. Пир закончился далеко за полночь. Теуман лично проводил дорогую маму и младшего брата по их апартаментам. Когда Теуман вернулся к себе, он вызвал начальника телохранителей, генерала Акишира.
Тот вскоре появился.
Теуман на него даже не взглянул. Он был очень бледный. И у него на лбу выступила от волнения даже испарина.
– Государь, у нас всё готово! – произнёс почти шепотом генерал.
– Подождите… – Теуман встал и прошёлся взад-вперёд. Он явно нервничал и колебался. Подойдя к скульптурам эламских богов Хумпана, Киририши, Хатрана и Пинекир, он что-то стал разгорячённо шептать, советуясь поочерёдно с ними, затем брызнул дрожащей рукой немного вина и высыпал горсть благовоний в их сторону и, вернувшись к креслу обессилено упал в него.
Теуман долго сидел
