случае должны были присоединиться арабы, и всё это в итоге делало его планы не беспочвенными.
В общем, Теуман, как и все эламиты впитывавший ненависть к империи с молоком матери, полагал, что при удачном стечении обстоятельств (то есть если на его стороне окажутся боги), то шанс хотя бы свести к ничейному результату противостояние с Ассирией, и даже кое-что прибрать к рукам в Вавилонии, у него появится.
* * *
Заканчивался четвёртый месяц, как Шильках покинула Сузы и находилась в Мадакте. Она основательно обосновалась в этом городе, и вскоре сюда к царице-матери перебрались некоторые её приближённые, которых Теуман не посмел удерживать при дворе. Шильках сумела с собой прихватить и кое-какие свои драгоценности, но, конечно же, большая их часть оставалась в эламской столице, и Теуман наложил на них руку, хотя формально они по-прежнему считались не его. Однако, когда Шильках потребовала, чтобы Теуман их вернул, старший сын заявил, что лучше им находиться там, где они под надёжной охраной.
Тахрах выделил матери целое крыло в мадактском дворце. В Эламе наступило двоевластие, и это все уже видели. В Сузах располагался двор и правил Теуман, а в Мадакте приобрёл почти полную самостоятельность Тахрах, которого поддерживали Шильках и её сторонники. И такое очень опасное для эламского царя двусмысленное положение не могло бесконечно продолжаться. Оно неизбежно подрывало внутреннее равновесие в стране.
Тахрах с матерью в последнее время не раз его обсуждали. Впрочем, царица-мать и её младший сын не предпринимали пока ничего действенного. Их воля оказалась как будто парализованной. Скорее всего, они надеялись, что эта коллизия как-нибудь разрешится сама собой.
Шильках вроде бы всегда была трезвомыслящей и дальновидной, но сейчас она сама на себя не походила. Однако паралич её воли продлился недолго, да и продолжения неприятного разговора с Тахрахом всё-таки нельзя было избежать. Этот разговор назревал.
И вот однажды Тахрах сам вызвал её на этот разговор.
Был вечер, и Тахрах только что вернулся с охоты. Он поднялся на террасу и присоединился к матери, которая была задумчива и лицезрела вершины ближайшей горной гряды. На террасе они остались одни.
– Я могу кое о чём спросить? – не глядя на мать произнёс Тахрах.
Выражение на лице Шильках не изменилась, и она совсем тихим голосом произнесла:
– Я догадываюсь о чём ты хочешь поговорить… Спрашивай.
– К чему нам дальше готовиться, матушка? – спросил младший сын Шильках. – Время идёт…А неопределённость пугает не только нас.
– А ты сам рассуди…
– Я так думаю, что Теуман будет по-прежнему тебя уговаривать, чтобы ты вернулась в Сузы. И если ты поддашься на его уговоры, то окажешься под его неусыпным наблюдением, а в случае чего он и вовсе может с тобой расправиться.
– Ты совершенно прав! Но учти, если он поймёт, что я не поддамся на его уговоры, то попытается применить силу…
– То есть, когда ему надоест вести переговоры, то он на Мадакту двинет армию?
– Предполагаю, что так и произойдёт.
– Тогда что нам делать?
Шильках уже подумала об этом и потому тут же уверенно ответила:
– Отправляйся-ка ты к персам, сынок. Попробуем заручиться их поддержкой. Может, что-нибудь из этого и выйдет?
* * *
Шильках часто думала о своём старшем сыне. Почему Теуман у неё такой? Когда он успел переродиться? Вроде бы в детстве он ничем от Тахраха не отличался, как и от остальных детей. Он рос обычным ребёнком.
«Нет, она лукавит и сама себя успокаивает!
Она ещё была совсем молоденькой, когда его рожала. Роды дались ей очень тяжело, тогда она едва не распрощалась с жизнью, чудом выжила, а первенец, рождённый ею в невыносимых страданиях, видно, получил какие-то серьёзные травмы, и поэтому рос он совсем непохожим на других детей. Он был с самых юных лет неспокойным и склонным к различным отклонениям, и со временем… он стал совершенно непредсказуемым.
От Теумана можно было всего ожидать. Да-а-а, с его возведением на трон она допустила, наверное, непростительную и самую главную в своей жизни ошибку. Лучше бы она помогла утвердиться в Сузах младшему сыну. Или… или же сама бы взяла всю ответственность на себя и на свою голову надела бы тиару эламских царей. Пусть это в Эламе и не принято. Но что теперь ей об этом горевать? Время ею упущено. И ничего уже не повернуть вспять!
Теуман цепко держался за власть. Он словно вцепился в неё обеими руками.
И совсем не желает эту власть кому-либо переуступать.»
* * *
У Теумана имелось несколько сыновей. Старшему, Итуни, стукнуло восемнадцать. Он родился, когда самому Теуману ещё не исполнилось и пятнадцати лет. Итуни был копией отца, причём не только внешне, но и по характеру – такой же взрывной, вспыльчивый, и с ним, как и с отцом, иногда случались припадки, называвшиеся в древности падучей болезнью (сейчас её врачи называют эпилепсией).
Теуман на этот раз отправил Итуни в Мадакту для переговоров с матерью, чтобы уже он попытался уговорить Шильках вернуться в Сузы. Теуман побаивался начинать открытое противостояние с империей, когда у него за спиной было всё так неустойчиво. Он подозревал, что царица-мать, по-прежнему пользовавшаяся значительным влиянием среди эламской знати, могла закрутить интригу, чтобы сместить его с трона, хотя вроде бы ничего подобного пока и не наблюдалось.
Итуни прибыл в Мадакту, когда его дядя Тахрах отсутствовал. Тахрах в это самое время выехал на восток, чтобы провести переговоры в Пасаргадах с персом Теиспом.
Шильках сообщили, что её внук хочет с ней повидаться. Она недолюбливала Итуни и считала, что он даже ещё больший псих, чем его отец, но всё-таки согласилась увидеться с внуком.
Итуни был таким же долговязым и нескладным, как и Теуман. И даже интонации в голосе у них проскальзывали схожие.
Внук вошёл порывисто и припал к руке бабки.
– Меня к тебе направил отец. Он хочет с тобой и с дядей помириться! Зачем нам эта вражда, ну посуди?
– А я и не собираюсь враждовать, – пожала плечами царица-мать.
– Тогда возвращайся в Сузы!
– Мне в последнее время почему-то здесь больше по душе! Воздух здесь более здоровый… – усмехнулась Шильках.
Итуни также ничего не добился и вернулся ни с чем.
Когда Теуман узнал, что и у его старшего сына ничего не получилось, он не на шутку разгневался. Он вскочил с кресла и нервно заходил.
– Проклятие! Ну что же, мне не оставили иного выбора! – в сердцах произнёс Теуман. – Придётся вновь отправляться в Мадакту, но на этот раз я с собой прихвачу два
