Я опускаю все вещи и прохожу вперед, чтобы похлопать его по плечу, но он оборачивается прежде, чем я успеваю подойти. Я делаю шаг назад.
– Эй! Привет! – говорю я.
– Привет! – Он окидывает меня долгим взглядом. – Это, правда, ты?
– Я.
– Мой друг по переписке, неуловимая Лара Джин Кави, которая появляется на «Модели ООН» и убегает, даже не поздоровавшись?
Я закусываю внутреннюю часть щеки.
– Вполне уверена, что я, по меньшей мере, поздоровалась.
Подразнивая, он говорит:
– Нет, я вполне уверен, что ты этого не делала.
Он прав: я не поздоровалась. Я была слишком взволнована. Так же, как и прямо сейчас. Должно быть, виной этому является расстояние между временем, когда знаешь кого-то, когда был ребенком, и встречаешь его сейчас, когда вы оба уже повзрослели, но еще не стали совсем взрослыми, а между вами – все эти годы и письма, и ты не знаешь, как себя вести.
– Ну, ладно. Ты выглядишь… высоким.
Он выглядит не просто высоким. Теперь, когда у меня есть возможность хорошо рассмотреть его, я замечаю больше. С его светлыми волосами, молочно-белой кожей и румянцем на щеках, он выглядит так, словно мог бы быть сыном английского фермера. Но, при этом, он стройный, так что, возможно, это впечатлительный сын фермера, который укрывается в амбаре с книжкой. Эта мысль вызывает у меня улыбку, и Джон одаривает меня любопытным взглядом, но не спрашивает, почему я улыбаюсь.
Кивнув, он произносит:
– А ты выглядишь… точно так же.
Глотаю воздух. Это хорошо или плохо?
– Правда? – Я встаю на цыпочки. – Думаю, что с восьмого класса я подросла, по меньшей мере, на дюйм. – И, по меньшей мере, моя грудь тоже стала немного больше. Ненамного. Не то, чтобы мне хотелось, чтобы Джон это заметил – я просто так говорю.
– Нет, ты просто выглядишь… такой же, какой я тебя помню. – Джон Амброуз протягивает руку, и я думаю, что он пытает обнять меня, но он только пытается взять у меня сумку, и получается такой короткий, но странный танец, из-за которого я чувствую себя смущенной, но он, кажется, этого не замечает. – Итак, спасибо, что пригласила меня.
– Спасибо, что приехал.
– Хочешь, чтобы я помог тебе поднять все это наверх?
– Конечно, – отвечаю я.
Джон берет у меня сумку и заглядывает внутрь.
– О-о, вау. Все наши старые закуски! Почему бы тебе не пойти первой, а я подам тебе ее.
Что я и делаю – вскарабкиваюсь по лестнице, а он следует за мной. Я приседаю, вытянув руки и ожидая, что он подаст мне сумку.
Но когда он поднимается вверх, он вдруг останавливается на полпути, смотрит на меня и говорит:
– Ты до сих пор заплетаешь волосы в необычные косы.
Я прикасаюсь к своей косе с боку. Все, чем я запомнилась. В то время Марго была единственной, кто заплетал мне волосы.
– Ты считаешь, что они выглядят необычными?
– Да. Как… деликатес.
Я разражаюсь хохотом.
– Деликатес!
– Ага. Или… Рапунцель.
Я опускаюсь на живот, подобравшись к краю, и делаю вид, что свешиваю волосы, чтобы он взобрался по ним. Он поднимается на верхнюю ступеньку лестницы и подает мне сумку, которую я беру, а затем ухмыляется и дергает за косу. Я все еще лежу, но чувствую, будто меня поразил электрический заряд. И вдруг начинаю ощущать себя очень встревоженной из-за того, что в этом маленьком домике на дереве вот-вот столкнутся два моих мира – прошлый и настоящий, друг по переписке и парень. Наверное, мне следовало продумать все это немного лучше. Но я была слишком сосредоточена на капсуле времени, и закусках, и самой идее – старые друзья снова соберутся вместе, чтобы сделать то, что задумали. И вот они мы здесь.
– Все хорошо? – интересуется Джон, предлагая мне свою руку, когда я поднимаюсь на ноги.
Я не беру его руку; я не хочу еще одного разряда.
– Все отлично, – весело отвечаю я.
– Эй, ты так и не отправила мне мое письмо обратно, – говорит он. – Ты нарушила нерушимую клятву.
Я неловко посмеиваюсь. Я отчасти надеялась, что он не спросит об этом.
– Было слишком стыдно. То, что я написала. Я не могла вынести мысли, что его увидит кто-то еще.
– Но я его уже видел, – напоминает он мне.
К счастью, в эту минуту появляются Крис с Тревором Пайком, и прерывают разговор о письме. Они сразу же набрасываются на закуски. А между тем, Питер опаздывает. Я пишу ему строгое: «Тебе бы лучше быть в пути». А затем: «Не отвечай, если за рулем. Это опасно».
Как только я снова пишу, голова Питера просовывается в дверь, и он забирается внутрь. Я собираюсь обнять его, но сразу за ним появляется Женевьева. Все мое тело застывает.
Я перевожу взгляд с него на нее. Она проплывает мимо меня и заключает Джона в объятья.
– Джонни! – визжит она, и он смеется. Я чувствую острый укол зависти в животе. Неужели каждый парень должен быть ею очарован?
В то время, как она обнимает Джона, Питер смотрит на меня умоляющим взглядом. Он произносит одними губами: «Не злись», и складывает руки в мольбе. Я отвечаю одними губами: «Какого черта», и он морщится. Я никогда прямо не говорила, что не приглашаю ее, но я думала, что это и так понятно. А затем я думаю: «Минуточку». Они пришли сюда вместе. Он был с ней и ни слова не сказал мне об этом, а затем привез ее сюда, сюда, в мой дом. То есть, в домик на дереве моих соседей. Эту девушку, которая обидела меня, причинила боль нам обоим.
Затем Питер с Джоном обнимаются, дают пять, и похлопывают друг друга по спине, словно старые армейские товарищи, давно потерянные братья по оружию.
– Это было офигеть как давно, приятель, – говорит Питер.
Женевьева уже расстегивает молнию на своей дутой белой куртке «пилотке» и устраивается поудобнее. Какой бы мимолетный шанс выпнуть их с Питером из соседского домика на дереве у меня ни был – он упущен.
– Привет, Крисси, – говорит она, улыбаясь, и усаживается на пол. – Милые волосы.
Крис злобно на нее смотрит.
– А что ты вообще здесь делаешь? – Обожаю, что она сказала это, – я обожаю ее.
– Мы с Питером тусовались и он рассказал мне о том, чем вы, ребят, сегодня занимаетесь. – Снимая куртку, Женевьева обращается ко мне, – Полагаю, мое приглашение затерялось на почте.
Я не отвечаю, ведь что я могу сказать на глазах у всех? Я просто прижимаю колени к груди. Теперь, когда я сижу рядом с ней, я понимаю, насколько мал стал этот домик на дереве. Здесь едва хватает места для всех рук и ног, и парни сейчас стали такими большими. Раньше мы были более или менее одинакового размера, мальчики и девочки.
– Боже, это место всегда было таким крошечным? – спрашивает Женевьева ни у кого конкретно. – Или это просто мы стали очень большими? – смеется она. – Кроме тебя, Лара Джин. Ты по-прежнему малюсенькая, с ноготок. – Она произносит это сладко. Словно сгущенное молоко. Мило и снисходительно. Супер густо слащаво.
