В любом случае… вот твое письмо. Не забудь про свое обещание. Мне действительно нравится писать друг другу письма, но могу я также узнать твой номер телефона? Тебя довольно-таки тяжело найти в интернете.
Моя первая мысль – он не видел видео. Он же не мог! Нет, если утверждает, что меня так тяжело найти онлайн. Полагаю, в глубине души, я, должно быть, волновалась об этом, поскольку почувствовала большое облегчение узнать наверняка. Какое утешение знать, что у него все еще может быть определенное представление обо мне в голове, так же, как и у меня о нем. И действительно, Джон Амброуз Макларен – не из того типа парней, которые смотрят Anonybitch. Не тот Джон Амброуз Макларен, которого я помню.
Я снова смотрю на письмо и там, внизу записан номер его телефона.
Я моргаю. Письма были достаточно безобидными, но если бы мы с Джоном начали общаться по телефону, было бы это своего рода изменой? Есть ли вообще разница между обменом смс и письмами? Первый вариант – более быстрый. Но сам процесс написания письма – выбор бумаги и ручки, указание адреса на конверте, наклеивание марки, не говоря уже о поднесении ручки к бумаге… это гораздо более продуманно. Мои щеки горят. Он гораздо… романтичнее. Письмо – это то, что хранят.
Кстати говоря о… Я разворачиваю второй листок бумаги в конверте. Это мятая почтовая бумага, которую я быстро узнала. Плотная кремовая бумага с выгравированными темно-синими ЛДСК вверху. Подарок на день рождения от папы в тот период, когда я восторгалась любым предметом с монограммой.
Дорогой Джон Амброуз Макларен,
Я знаю точный день, когда все началось. Осенью, в восьмом классе. Мы попали под дождь, когда нам пришлось убирать все биты для софтбола после физкультуры. Мы начали бежать обратно к зданию, но я не могла бежать так быстро, как ты, так что ты остановился и схватил мою сумку тоже. Это было даже лучше, чем если бы ты схватил меня за руку. Я до сих пор помню, как ты выглядел – твоя футболка прилипла к спине, волосы мокрые, как будто ты только что вышел из душа. Когда начался ливень, ты кричал от радости и вопил, как маленький ребенок. И случился тот момент – ты посмотрел на меня, твоя улыбка была во все лицо. Ты сказал: «Давай же, ЭлДжи!»
И прямо тогда это произошло. В этот момент я поняла, вплоть до своих насквозь промокших кед. Я люблю тебя, Джон Амброуз Макларен. Я действительно люблю тебя. Я, возможно, любила тебя всю среднюю школу. Думаю, ты тоже мог бы любить меня в ответ. Если бы ты только не переехал, Джон! Это так несправедливо, когда люди уезжают. Будто только их родители решают что-то, и ни у кого другого нет права голоса в этом вопросе. Не то, чтобы я даже заслужила голос – я не твоя девушка или кто-то еще. Но ты, по крайней мере, должен быть вправе говорить.
Я действительно надеялась, что однажды буду звать тебя Джонни. Один раз твоя мама пришла за тобой после школы, когда наша компания тусовалась на крыльце. Ты не видел ее машины, так что она посигналила и позвала: «Джонни!». Мне очень понравилось звучание имени. Джонни. Однажды, я готова поспорить, твоя девушка будет называть тебя Джонни. Ей очень повезло. Может быть, у тебя уже есть девушка прямо сейчас. Если есть, знай – давным-давно в Вирджинии была девочка, которая любила тебя.
Я собираюсь сказать это только один раз, поскольку ты все равно этого никогда не услышишь. Прощай, Джонни.
С любовью,
Лара Джин
Я издаю крик, настолько громкий и настолько пронзительный, что Джейми в тревоге лает.
– Прости, – шепчу я, падая на подушки.
Не могу поверить, что Джон Амброуз Макларен прочитал это письмо. Я не помнила, чтобы оно было таким… откровенным. С таким количеством… тоски и желания. Господи, почему я должна быть человеком, которому нужно так много? Как ужасно. До чего же совершенно ужасно. Я никогда прежде не была обнажена перед парнем, но сейчас я ощущаю себя так, словно была. Я не могу снова спокойно смотреть на письмо, даже думать о нем. Я вскарабкиваюсь на ноги, запихиваю его обратно в конверт, и заталкиваю под свою кровать, словно его больше не существует. С глаз долой, из сердца вон.
Без сомнений, Джон не получит это письмо обратно. На самом деле, не знаю, следует ли мне писать ему ответ вообще. Каким-то образом все, кажется… изменилось.
Я забыла то письмо, насколько страстно я мечтала о Джоне. Насколько я была уверена, насколько абсолютно верила, что нам предназначено было быть вместе, если бы только. Воспоминание о том чувстве потрясает меня; оно оставляет меня с ощущением беспокойства и даже неуверенности. Зыбкости. Что было в нем такого, задаюсь я вопросом, что заставило меня так верить в это?
Странно, что в письме нет упоминания о Питере. В письме я говорю, что он начал мне нравиться осенью в восьмом классе. Мне также нравился Питер в восьмом классе, так что там определенно был момент пересечения. Когда же начался один, и закончился другой?
Единственный человек, который мог бы знать – это единственный человек, которого я никогда не смогу спросить.
Именно она предсказала, что мне будет нравиться Джон.
Женевьева ночевала у меня дома большинство ночей в то лето. Элли было разрешено оставаться с ночевкой только в особых случаях, так что обычно были только мы вдвоем. Мы обсуждали то, что происходило с ребятами за день, каждую деталь.
– Это будет наша команда, – сказала она мне однажды ночью, ее губы еле шевелились. Мы делали корейские маски для лица, которые прислала моя бабушка, те, что похожи на лыжные маски, с каплей «экстракта» и витаминами и веществами типа спа. – Вот какими будут старшие классы. Буду я и Питер, ты и Макларен, Крисси и Элли могут поделить Тревора. Мы все будем влиятельными парами.
– Но мы с Джоном не нравимся друг другу в этом смысле, – запротестовала я, стиснув зубы, чтобы удержать маску от сдвига.
– Понравитесь, – ответила она. Она сказала это так, как будто это был предопределенный факт, и я ей поверила. Я всегда ей верила.
Но ничего из этого не исполнилось, кроме части про Джен и Питера.
31
Мы с Лукасом сидим в коридоре, скрестив ноги и поедая одну порцию клубнично-песочного мороженого на двоих.
– Придерживайся своей стороны, – напоминает он мне, когда я опускаю голову еще за одним кусочком.
– Эй, это же я купила его! – напоминаю ему я. – Лукас… как ты думаешь, писать кому-то письма считается обманом? Я спрашиваю не для себя, для подруги.
