— Сброшу.
— Тогда поплыли.
Мы и десять вооруженных до зубов матросов погрузились в две лодки. Не забыли на всякий случай и мешки с провизией. Под небольшими парусами довольно резво двинулись вперед вдоль берега.
Уже совсем стемнело, когда мы выгрузились на берег шагах[29] в семистах от подножия гор. Обычно подножие — это более или менее полого поднимающийся вверх склон. Здесь же отвесные каменные стены по обе стороны ущелья, из которого вытекает река. Ущелье не стесненное, а довольно свободное для потока, и течение медленное, не бурливое, как у горных рек. Пространство вдоль каменных стен шагов на двести-триста поросло высоким кустарником и редкими деревьями, среди которых тут и там торчат валуны самых причудливых форм. Спрятаться для наблюдения есть где.
Почти в полной темноте, рассеиваемой немного слабым светом месяца, приблизились к скалам и расположились за одним из валунов ступенчатой формы. Удачное место нам попалось! Если влезть на валун, то вся окрестность видна как на ладони. И влезли: Синдбад, Абу и я. Четвертым был бинокль Синдбада.
«Тиха украинская ночь…» Так, кажется, у Гоголя? Арабская ночь здесь еще тише — собаки не тявкают со скуки. Камень подо мной, накалившись за день, источает тепло, как грелка. Разговаривать нельзя — чтобы не вспугнуть неизвестно кого. Спать нельзя — чтобы не упустить неизвестно кого. А может, и нет никого, и бочки плывут совсем не отсюда? А может, сегодня отправка не планируется и тогда никакие ночные огоньки мы не увидим. Надо же припереться сюда лишь потому, что Гаруну что-то приснилось! Мы, наверное, совсем сумасшедшие. Чего это Абу пихается?
— Проснись, Серж, — гудит голос Абу прямо в ухо. — Твой храп на всю округу слышен.
— Тихо вы, там, — шикает на нас Синдбад, — на той стороне реки вроде что-то происходит.
Ничего там не происходит, кроме появления слабого источника света в одном месте. Просто шагах в ста пятидесяти от реки вроде бы светится кусочек скалы за кустами. Свет слабоватый и размытый ветвями высоких кустов, сквозь которые и пробивается. Причем свет неровный, слегка колеблющийся, как от костра, и время от времени почти прерывающийся, словно мимо него кто-то проходит. Так, и свет, и тени есть, как в сне Гаруна. Значит, будут и бочки. Нужно смотреть на берег. Толкаю Синдбада и знаками прошу бинокль. В бинокль ту сторону реки видно отчетливо и резко даже в слабом свете луны.
А вот и действие. В одном месте кусты зашевелились и на берег выкатилась небольшая тележка, запряженная ослом. Вместе с ней вышли из кустов и две неясные фигуры. Всё это двинулось к реке и остановилось у кромки воды. С тележки скатили бочку. Две фигуры стащили с тележки какой-то крупный предмет, запихнули его в бочку и осторожно, чтобы не зачерпнуть воды, сволокли бочку в реку и пустили по течению. Затем тележка и фигуры скрылись в кустах, а через некоторое время медленно угас и свет в скале. Словно задернули занавеску.
Когда рассвело, вернулись к лодкам и развязали мешки с провизией.
— Как-то совсем не похоже всё это на избавление от свидетелей после разбоя, — высказался Ахмед, держа в руках кусок копченого мяса и бурдючок с вином.
— Верно, не похоже, — подтвердила Шехерезада. — Это вообще ни на что известное не похоже. — И подсунула под Ахмедов бурдючок свой серебряный стаканчик для вина.
— Вы правы, — согласился Синдбад, откусывая лепешку, — и эта непонятность и неизвестность возбуждает во мне сильное любопытство. Я не в состоянии противиться этому любопытству. Поэтому корабль никуда не пойдет, пока…
— И пусть себе твой корабль никуда не идет, — поддакнул Али-Баба, запихивая в рот горсть изюма. — Ибо никто никуда плыть и не собирается. Разве что на тот берег.
Погрузились в лодки, подплыли к другому берегу и выгрузились у начала зарослей.
— Синдбад, ты хорошо заметил место?
— Вроде бы чуть ближе вон того дерева. Смотрите, следы повозки-то должны быть.
— Земля слишком твердая для того, чтобы на ней оставались какие-нибудь следы, — заметил Ахмед. — Полезем в кусты наугад.
И полезли. Хотя что там полезли — пошли. Это только издали заросли кажутся густыми. На самом деле между кустами вполне может проехать и не очень маленькая повозка. Только петлять сильно придется. Попетляли и уперлись в каменную стену. Посмотрели в одну сторону, в другую.
— Что-то уж очень просто всё у нас получается, — засомневалась Шехерезада. — Никакого «сим-сим», никаких потайных камней для нажимания или рычагов. Не нравится мне такая простота. Этак и приключения никакого не получится. Или, наоборот, что-нибудь вдруг так внезапно нас прихлопнет, что не успеем и понять, что за приключение с нами приключилось.
И в самом деле. Если смотреть вдоль каменной стены, то вход в нее мгновенно обнаруживается, как какой-то выступ из стены. Подбираемся к нему. Оказалось, что это огромный, метра три в диаметре каменный жернов, стоящий на ребре и плотно прилегающий к стене. Так и просится, чтобы его откатили в сторону. Основание под жерновом и его ребро гладенько обтесаны. Понятно и в какую сторону его нужно толкать — влево. На основании выступы, ограничивающие качение жернова в ту или иную сторону. Никогда мне не приходилось видать более странных дверей. Или ворот? Просто так, ради интереса уперся руками в ребро этой круглой, весом в пару-тройку тонн махины и надавил. Она неожиданно легко тронулась с места и снова застыла, как только я убрал от нее руки.
— Стой, Серж, стой, — засуетился Синдбад, — так нельзя. Прежде, чем соваться в неизвестность, нужно подготовить отступление. Ребята, — обратился он к матросам, — расстановка привычная для вас. Четверо остаются у лодок и при малейшем шуме держат их наготове. Шестеро скрываются здесь, снаружи у ворот и прикрывают отход, если мы будем удирать от преследования. Мы же пойдем внутрь. Если мы не вернемся за два дня, то возвращайтесь в Багдад и расскажите халифу, что видели. Пусть приходит сюда с войском.
— А если ночью опять выйдут те, с бочками? — спросил один из матросов.
— Не трогать. Пропустить беспрепятственно, словно вас тут и нет. И еще одно. Если нас там схватят, то могут догадаться, что мы не одни. Как только почувствуете, что из горы выходят по вашу душу, то в драку не вступать, а нестись как можно быстрее в Багдад, к халифу.
— Слушай, Синдбад, может, не полезем никуда? — спросил я. — Уж больно устрашающе звучат твои напутствия команде.
— Обычная предусмотрительность.
— Если обычная, то ты должен бы предусмотреть и возможность преследования нас по воде.
Синдбад с недоумением глянул на меня, на секунду задумался и воскликнул:
— Точно! Как это я сразу не сообразил! Жить у воды и не плавать? Обшарить берег! — скомандовал он матросам.
Обшарили прибрежные кусты и обнаружили две большие лодки, стоящие на катках. Весла на месте. Паруса свернутые лежат. Чтобы спихнуть лодки в воду, не потребуется и минуты. Старательно понаделали дырок в днищах там, где их сразу не увидишь, и вернулись к входу в скалу.
— Ну, что? Двигаем? — вопросил Синдбад.
— Двигаем, двигаем, — оживилась Шехерезада, — а то я уже совсем извелась от нетерпения. Очень уж тянет попасть в какую-нибудь заварушку.
Дверь-жернов легко откатилась в сторону, открыв зев длинной и довольно широкой пещеры. Гулкая пустота и запах сгоревшего масла. По обеим стенам куда-то идущего прохода, коридора — ряды погасших или потушенных факелов. Хотя, похоже, что это не факелы, а масляные светильники в виде факелов. Свет, падающий снаружи, позволяет разглядеть ровный пол впереди и что стены от пола и выше человеческого роста гладко обтесаны и покрыты красивой росписью — фресками совсем не в арабских религиозных традициях. Очень красивые, реалистично и колоритно написанные сцены с участием людей и животных. И этот коридор тянется куда-то далеко вглубь, теряясь в темноте.
Аладдин зажег несколько ближайших светильников, снял их со стен и раздал нам. Синдбад крикнул матросам, чтобы те задвинули, вернее закатили дверь, и осмотрел ее изнутри. Есть углубления в камне, чтобы ухватиться руками и сдвинуть дверь. Но есть и два горизонтальных углубления и задвижки в стенах, чтобы запереть дверь изнутри. Почему они оказались незапертыми? Потеря осторожности? Иллюзия безопасности?
— Пошли!
Ахмед поднял повыше свой факел-светильник и двинулся вперед. Мы — следом, разглядывая по пути диковинные картины на стенах. Тихонько спрашиваю Синдбада:
— Почему ты вооруженных матросов оставил снаружи, а не взял с собой?
— Неизвестно, с чем столкнемся. Если с чем-то очень враждебным и мощным, то сабли нас не спасут. Надо сдаваться без боя, а потом выкручиваться. Если с чем-то настороженным, то мы без оружия, не считая моей сабли, не вызовем нападения на нас от страха. Если с чем-то доброжелательным, то к добру с саблями и ножами не идут. Для нас защита от явной враждебности — это быстрые ноги. Всё остальное не опасно. Риск, конечно, есть, но на то оно и приключение.
