8 июля 1868 г. указ, наконец, получил высочайшее одобрение. Никаких сословных, конфессиональных или географических ограничений он не содержал, за исключением запрета переселяться из Царства Польского в Западный край и смежные с ним губернии — опасения А. Ленского все же сбылись. Вводились идентичные условия взаимного перечисления жителей Империи и польских губерний 45. В окончательной редакции закона изначальный мотив его разработки был полностью утрачен. Закон не мог вызвать широкого переселенческого движения, которое, впрочем, в то время и не входило в ближайшие планы властей.
Майораты вновь привлекли к себе внимание в связи с аграрной реформой 1864 г. — в большей степени ориентированной на нужды крестьян и последовательной, чем начатая Манифестом 19 февраля в России. Коренным образом изменив структуру земельной собственности и правовой статус крестьянства, реформа резко снизила доходность крупных хозяйств в Царстве Польском. Прислушиваясь к жалобам несущих убытки владельцев майоратов, правительство пошло на увеличение их площадей и улучшение качественного состава земель 46.
Однако обладатели майоратов «первой серии», за очень редкими исключениями в своих польских имениях не жившие, хотели большего. Ссылаясь, несмотря на получение значительных ликвидационных сумм, на острую нехватку капиталов, они добивались права сдавать майораты в аренду. В конце 1866 г. десять проживавших в столице владельцев подали всеподданнейшую записку с такой просьбой. Глядя на имена этих представителей военно–бюрократической элиты Империи, можно вслед за П. К. Щебальским усомниться в плачевном состоянии их кошельков. «Владельцы майоратов первого пожалования, — писал упомянутый автор, — почти все имели поместья во внутренних губерниях и в Остзейском крае…, все они занимали видные места на государственной службе…, следовательно, у каждого из них было более чем достаточно средств для хозяйственного обзаведения в пожалованных им имениях»47. Тем не менее наместник Ф. Ф.Берг был всерьез озабочен приисканием способа помочь просителям. Сначала он предлагал использовать наложенные на политических преступников штрафы, а затем капиталы ликвидируемых монастырей. Однако у Петербурга имелись свои виды на собранную наместником контрибуцию, и правительство постановило вместо денежного пособия допустить все же сдачу имений в аренду. Правительственные комиссии юстиции и финансов принялись за составление проекта указа и работали над ним вплоть до своего упразднения, после чего документация поступила в 1874 г. в Министерство финансов. Закон затерялся в «коридорах власти», и аренда майоратов продолжала носить нелегальный характер под нотариальной формулой «поручительной администрации»48. Что же касается компенсации награжденным майоратами в 30–40‑е гг., то она послужила прелюдией к новой серии майоратных пожалований.
В середине 60‑х гг. правительство оказалось перед очень непростым выбором. Земля одновременно потребовалась и для оседлости многочисленных неимущих селян Царства Польского, и под майораты, и на нужды русской крестьянской, прежде всего старообрядческой, колонизации, и на продажу, благодаря которой в казну ожидалось поступление необходимых для ликвидационной операции сумм. Конкуренция всех этих стратегических по сути задач была абсолютно неизбежной. Началась скрупулезная инвентаризация государственных имуществ, с проведением которой, как выяснилось, власти Царства Польского медлили с 1821 г.!
Члена Учредительного комитета Я. А.Соловьева беспокоило, в чьи руки попадет продаваемая с торгов земля. Предрекая, что «русских покупателей… здесь, без особых поощрений, вовсе не будет», он проявлял заботу прежде всего о крестьянах, «как туземных, так русского и немецкого происхождения». Участки среднего размера, будучи для них недоступными, неизбежно попадут в руки польских чиновников, арендаторов, небогатых шляхтичей, то есть «людей, которые принимали деятельное участие в революции». Соловьев ратовал за продажу мелких участков, тем более что, обеспечивая наибольшее число покупателей, она позволит увеличить цену земли 49. Такое решение вполне соответствовало и составу намеченного к продаже земельного фонда, почти лишенного крупных массивов. Чтобы предоставить участникам торгов некоторую свободу выбора, заведовавший финансовой частью Царства Польского В. М.Маркус допускал «покупку в одни руки мелких имений до общего пространства по крайней мере 750 десятин». Несмотря на все эти меры, ведомости о целевом использовании наличных земель дали основание Комитету по делам Царства Польского в августе 1866 г. критически отозваться о деятельности варшавских реформаторов. Отмечалось, что «в надел безземельных крестьян обращается лишь незначительная часть свободных земель». Петербург потребовал незамедлительно исправить сложившееся положение вещей 50. Между устройством русских поселенцев и реализацией положений аграрной реформы пришлось выбирать и властям Северо — Западного края 51.
В конце 1869 г. Министерство финансов предписало казенным палатам Царства Польского произвести раздел подуховных имений на три разряда. Чересполосные с крестьянскими наделами участки предназначались для безземельных. Чересполосные же, но с помещичьими фольварками, а также небольшие компактные имения выставлялись на продажу с публичных торгов, круг участников которых не ограничивался. От реализации именно этой категории земель ожидался коммерческий успех. Наконец, самые лакомые кусочки — отдельные фольварки с более или менее ценными строениями — покупали «на особых условиях» лица русского происхождения 52. Последующие уточнения уменьшили размеры участков, подлежавших продаже на общих основаниях.
Известны факты соперничества иностранных претендентов на землю в Царстве Польском. Представитель английской компании, например, сообщал властям довольно маловероятные сведения, дискредитирующие ее бельгийского конкурента. Тот, оказывается, поддерживает связь с ультрамонтанскими силами, виновными в Январском восстании. Англичане же имеют самые благие намерения. Улучшив землю, они готовы предоставлять ее не только своим соотечественникам, но также русским, пруссакам и полякам, причем непременно «только лицам, рекомендованным правительством». Особые надежды связывались с немцами. «Уступая земельные участки желающим немецким колонистам, — гласила записка английских предпринимателей, — наше общество увеличит число верных императору подданных, ибо за время последнего восстания ни один немецкий колонист не перешел на сторону бунтовщиков». Хотя условиями приобретения земли интересовались многие, не исключая американского консула, наибольшим оказалось число именно прусских переселенцев 53.
В конечном счете в Царстве Польском предпочтение снова было отдано майоратному землевладению. И по числу пожалований (130 майоратов), и по разобщенности вошедших в них фольварков, и по составу владельцев новая «серия» Берга имела много общего с «серией» Паскевича. Большая часть пожалований была распределена варшавскими властями, и лишь последние 54 майората нашли своих хозяев в Петербурге. 5 марта 1871 г. в зале совета Министерства финансов состоялась церемония выбора имений. Этим актом завершилось «обращение в частные руки последних государственных имуществ края, некогда весьма обширных и ценных». В ход уже шли, как правило, мелкие и разбросанные по всему Царству Польскому участки 54. Важнейший резерв для колонизационных начинаний самодержавия оказался здесь исчерпанным.
В оценке современниками майоратной кампании на берегах Вислы значительную роль играло крепнувшее понимание того, что методы политики в Царстве Польском и Западном крае различны. Генерал В. А. Докудовский, сам владелец небольшого майората, ставил под сомнение идею раздачи фольварков в Царстве как таковую. В западных губерниях, по его мнению, это мероприятие «было бы полезно и ослабило бы польский элемент, а здесь раздача… не достигает и не достигнет своей цели»55.
Показателем настроений правительственных кругов в отношении крестьянских переселений явилось обсуждение в начале 70‑х гг. вопроса о приобретении земледельцами из Империи участков в Царстве Польском. С формальной точки зрения, его постановка была связана со введением в 1868 г. нового порядка «перечисления», по сути же речь шла о судьбе более важных преобразований. Главной заботой правительства выступало соблюдение положений реформы 1864 г., направленных на сохранение земельной собственности в руках крестьян. Поскольку переход надела от польского крестьянина к русскому этого принципа не нарушал, законодатели не видели других препятствий к принятию соответствующей разрешительной нормы, кроме временнообязанного состояния. Однако, повторяя заключение Учредительного Комитета, председатель Комитета по делам Царства Польского К. В.Чевкин весьма скептически оценил создание юридических предпосылок для переселения русских крестьян. «В делах…, относящихся хотя бы косвенно до переселения, — гласила его карандашная помета на журнале с изложением вопроса, — необходимо быть сугубо умеренным и осмотрительным». Чевкин опасался, что принятие нового закона послужит «напрасным вызовом на переселение или передвижение, пока нежелаемое». Гораздо дальновиднее ограничиться негласным рас–смотренизм частных случаев по мере их возникновения 66. Нельзя не отметить поразительного сходства позиции Чевкина с позицией П. Д.Киселева, заявленной им почти 30 годами ранее, перекличку взглядов до- и пореформенной бюрократии.
