— Хняпошу хочется пить, — заметил Иван, — мы уже долго гуляем.
Лацо оглянулся. Песик плелся за ними, высунув язык, еле дыша.
— Тут неподалеку есть ключ, пойдем напьемся, — предложил Лацо.
— И я хочу! — захныкал Ферко.
Они подошли к пробивавшемуся из-под большого камня роднику. Дно его устилали мелкие камешки и песок, вода была чистая, прозрачная.
Хняпош окунул морду в родник и, громко фыркая, с жадностью начал лакать. Напившись, он вильнул хвостиком и отряхнулся, обдав ребят холодными брызгами. С него, дескать, хватит, теперь пусть пьет команда. Воды в ручье вдоволь, пей сколько душе угодно.
Зузка наполнила водой кружку, в которую она собирала чернику. Кверху всплыло несколько крупных иссиня-черных ягод. Ребята пили по очереди, вылавливали из воды чернику, как изюм из пирога, и громко хохотали.
У Ферко вода стекала по подбородку, заливая рубашку. Но и он весело смеялся. Расшалившись, малыш опрокинул кружку вверх дном и вылил на себя всю воду. Ягоды рассыпались. Теперь ребята набирали полные пригоршни воды и брызгали друг на друга. Родник помутнел. Дети огорчились.
— Ничего, песок осядет, и вода снова станет прозрачной, — утешил друзей Лацо.
Они пошли дальше по склону горы, заросшей буком. Тропинка вывела их на опушку. У Лацо на шее висел старый бинокль — его дал детям дядя Барта, который когда-то был проводником в горах.
— Посидим здесь, — предложила Зузка, — а потом снова пойдем за черникой.
У подножия горы раскинулось Вербовое, а чуть поодаль виднелась соседняя деревня. Внизу, в речке, плескались утята.
— Скоро домой, в Жилину, — вздохнула Зузка.
— На будущее лето снова сюда приедем, — отозвался Иван.
Ондра не мог оторваться от бинокля.
— Что за штука! — восхищался он. — Приставишь к глазам маленькие стеклышки — и весь мир как будто подошел к тебе ближе.
— Дай и мне посмотреть, — попросил Иван.
— Подожди, подожди… Каждое дерево передо мной как на ладони, я даже вижу, что на том берегу делается, — сообщил Ондра.
— И мне дай, и мне! — потребовала Зузка.
Она приложила бинокль к глазам, с интересом посмотрела на ребят и весело рассмеялась:
— Ух, какие у вас большие головы, даже в стекла не вмещаются! А у Ивана ручищи огромные!
— Я еще ни разу не глядел в бинокль, дай-ка мне.
Иван выхватил у Зузки бинокль и тоже посмотрел на друзей.
— Замечательные стекла! — подтвердил он и приставил бинокль к глазам другой стороной.
— Нет, с этого конца плохо видно, — разочарованно сказал он и вернул бинокль Лацо.
Теперь Лацо разглядывал долину.
— Я вижу наш дом, — обрадовался он. — Мама варит обед.
— Не сочиняй! Обед варят на кухне, и отсюда не может быть видно.
— Из трубы валит дым, значит, мама стряпает.
— Дай мне еще разок, — сказал Ондра.
— Сейчас.
Лацо перевел взгляд с горных вершин на сосновый бор, потом внимательно оглядел долину «У креста» и гору Высокую. Никого не видно. Наверно, все ушли в чащу.
Печально вздохнув, Лацо протянул другу бинокль.
— За туннелем идет поезд, — минуту спустя сообщил Ондра.
Дети рассмеялись:
— Ведь мы его слышим и видим и без твоих стекол.
Ондра вернул бинокль Лацо. Ни к чему, и без него все видно!
На том берегу реки по рельсам медленно полз длинный товарный состав с немецкими солдатами.
— Уже отремонтировали колею, снова пустили воинские поезда, — угрюмо заметил Ондра.
— Вот если бы его сейчас взорвали, нам отсюда хорошо было бы видно, — предположил Иван.
Ему было все-таки страшновато, хотя и очень хотелось присутствовать при таком зрелище.
— А где здесь партизаны? — спросил Ондра.
— У них в лесу тайники, как и у нас, — ответил за Лацо Иван.
Лацо сдержанно улыбнулся, однако глаза у него ярко заблестели. А Ондра между тем размечтался.
— Я бы к ним ушел, если бы они согласились меня принять, — подумал он вслух.
Зузка удивленно на него поглядела:
— А что бы ты стал там делать?
— Воевал бы с гардистами, потому что они ищут отца. А может быть, его уже и поймали.
— Тебя не взяли бы в партизаны, — наставительно изрек Лацо, — ты еще мал.
— Почему не взяли бы? Я носил бы им еду, таскал бы вещи.
— Тетя Кубаниха говорила, что им нечего есть, — печально сказал Лацо.
— Они совсем ничего не едят? Не завтракают, не обедают? — ужаснулась Зузка.
— Ничего не едят, даже по воскресеньям, — убеждал друзей Лацо.
Ребята недоверчиво посмотрели на него.
— Не выдумывай! Все равно мы тебе не верим. Ничего не едят даже по праздникам? Этого не может быть! — возмутился Ондра.
— Факт, — подтвердил Иван. — Человек без еды умирает.
Зузка встала и украдкой глянула на ребят: догадываются ли они, что ей страшно?
— Пойдемте за черникой, я проголодалась.
Дети неохотно поднялись. Ветер утих, солнце палило еще сильнее, чем раньше.
— Смотрите, машина! — закричал Ондра.
У подножия горы, на которую взобрались дети, лентой вилась дорога, и по этой дороге мчалась легковая машина.
— Она отсюда кажется совсем маленькой, почти игрушечной, — засмеялась Зузка.
Ондра потянулся за биноклем.
— В ней сидят немецкие офицеры. Пожалуй, даже генералы, — прошептал он.
Машина быстро удалялась. Вдруг в лесу хлопнул выстрел. Шофер резко затормозил. Ондра плотнее прижал бинокль к глазам. Ребята не отрываясь глядели на дорогу. Из лесной чащи выбежали люди.
— У них ружья! — сказал Ондра.
Ребята пытались вырвать у него бинокль.
— Покажи скорее! — требовал Лацо.
— Мне, Ондра, мне! — просила Зузка.
Иван вырвал бинокль у Ондры и быстро поднес к глазам:
— Генералы уже вылезли из машины, а те…
Лацо бросился к нему, но Иван быстро отвел руку. Зузка воспользовалась этим и вырвала у Ивана бинокль. Лацо рассердился не на шутку:
— Что же вы мне-то не даете? Я должен видеть, кто пришел из лесу.
Зузка покорно отдала бинокль Лацо, и он с волнением навел его на дорогу. Какие-то вооруженные люди, Лацо ни одного из них не узнал, повели в лес двух немецких офицеров и шофера. Потом Лацо увидел, как два рослых партизана подошли к машине и что-то стали в ней искать. Лацо вернул бинокль Ондре:
— Погляди на тех двоих у машины.
Ондра с восторгом схватил бинокль, но оба партизана уже скрылись в лесу. «Наверно, там был и Якуб, а я не узнал родного брата», — огорчился Лацо.
— Бинокль ничего не стоит, — проворчал он. — Даже лица не различишь, сколько в него ни гляди.
— Ишь ты, какой прыткий! Если бы он чего-нибудь стоил, нам бы его не дали, — резонно заметила Зузка.
— Дядя Барта побоялся бы, что мы его потеряем, — добавил Иван.
На дороге уже никого не было; на обочине стояла пустая машина.
— Куда они повели немцев? Кто они? — трещала Зузка.
— Может быть, это и были партизаны? — задумчиво прошептал Ондра.
Ребята тревожно прислушивались, но из лесу не доносилось ни звука. Ферко, сидя на корточках, запихивал в кружку сухие листья, старательно уминая их ручонками. Лацо наконец не вытерпел:
— Да, это были они. Партизаны! Сейчас они дадут жару немецким генералам.
— Останемся здесь, услышим стрельбу, — загорелся Ондра.
Лацо отрицательно покачал головой:
— Стрельбу мы услышим и в деревне. Пора возвращаться.
Ветер слегка раскачивал верхушки деревьев, и они тихо шелестели. Дети медленно побрели по лесной тропинке и наконец вышли на дорогу. Зузка все время беспокойно оглядывалась. Она хотела повести Ферко за руку, но мальчик вырвался и спрятал руку за спину.
— Пойду сам! Я уже большой.
Лацо шел последним и тоже оглядывался. Но вокруг не было ни души, в лесу стояла тишина, даже птички замолкли от жары.
«Конечно, это был Якуб, — размышлял мальчик. — Он механик, хорошо разбирается в машинах. А тот, другой, вероятно Ондриш. Жаль, что они не обернулись, я разглядел бы их лица. А может, и Ондра узнал бы своего отца».
— Сегодня мы видели партизан, — торжественно сказала Зузка, когда они подходили к деревне.
— А я тоже видел? — с любопытством спросил Ферко.
Дети расхохотались.
— Нет, они были далеко, — ответил Лацо.
Глава XXXVI. Вперед!
Солнце опускалось за гору, красное, большое. А на горизонте, над самым лесом, небо окрасилось в цвет крови. Бледный, ущербный месяц робко прятался за прозрачным облачком. Чуть слышно дрожала от ветра листва. Приятно пахло свежескошенным сеном.
Дети печально сидели на берегу речки. Завтра нужно возвращаться в город. Начинается новый учебный год. Хорошо прошли каникулы, да как-то слишком быстро.
Солнце уже скрылось за горой, медленно исчезало и красное сияние. На горизонте кудрявились желто-розовые облачка. Небо теперь отливало серебром.