к химеровым демонам.
– Хорошо.
– Да брось, Грандэ. Знаешь ведь ее паршивый характер! Я отплачу… – Он осекся. – В смысле, ты мне поможешь?
– Да, – кивнула я.
– Да? – вытаращился он. – Так запросто? Я уже приготовился тебя уламывать, как не в себе. Не шутишь?
– Нет. – У меня действительно вырвался смех. – Эзра, она ругает тебя чаще, чем благодарит своих предков Сатти. По-моему, это что-то значит.
– Главное, чтобы это не значило, что она даст мне в рожу, если я к ней сунусь, – с тоской вздохнул он.
– Альма наверняка надела традиционное платье, поэтому сегодня драться точно не будет, – уверила я. – Ей предки не позволяют осквернять святое.
– Благодарю тебя, подруга! – Вдохновленный Эзра так же вдохновленно сжал ручищами мои плечи. – Всегда знал, что ты хороший человек. И выглядишь, кстати, сегодня отлично. Вообще не похожа на серую мышь.
Господи, они точно с Альмой друг друга стоят! Она тоже мастер отвешивать спорные комплименты.
– Спасибо. Сделаю все, что в моих силах. – Я повела плечами, освобождаясь от его стального захвата. – Теперь мы можем идти?
– И еще, Грандэ… Это, конечно, не мое дело… – Он пожевал губами. – Видел, что вы с Бертом, типа, вместе. В общем, он умеет петь в уши и все такое прочее… Ну, ты понимаешь.
– Вообще-то нет, – напряглась я.
– У них с приятелями вроде соревнования. Они развлекаются с девчонками, а потом бросают. Может, он, конечно, со всей душой. Я не стал бы лезть, но ты не похожа на его подружек. Ты с виду нормальная… – Ходж поморщился, явно смущенный ролью светлого мага в белых одеждах. – Короче, если обидит, то приходи ко мне! Идет?
Он протянул сжатый кулак. У игроков в турнирную магию этот универсальный жест означал почти все: приветствие, одобрение и, возможно, присягу на верность.
Я ударилась с Ходжем костяшками пальцев. Кстати, больно.
– Договорились.
Мы выбрались из-за колонны и немедленно разошлись в разные стороны, как заговорщики, ради конспирации делающие вид, будто вообще не знакомы. Без Эзры толпа и не думала передо мной расступаться, так что я несколько потерялась, пытаясь вспомнить, на каком именно свободном клочке зала обещала дождаться Финиста.
Пока пыталась справиться с нежданным приступом топографического кретинизма, северянин нашелся сам. Он подплыл ко мне с ленивой улыбкой и стаканом воды, в котором бултыхались долька лимона и нетающая ледяная крошка.
– Я тебя потерял.
– А теперь нашел, – улыбнулась в ответ и забрала протянутый запотелый стакан. – Благодарю.
Сверху, заставив всех задрать головы, на нас обрушилась громкая музыка, словно приглашенный оркестр сидел под потолком. Мелодия полилась по анфиладе дворцовых комнат, созывая гостей на открытие праздничного вечера.
Неторопливо мы двинулись по направлению к бальному залу, хотя следовало очень даже торопиться. Отбор Лунных Дев обычно начинался после официального обращения ректора.
Зал для танцев в точности напоминал турнирную арену: огромное помещение с высоченными потолками и балконом, опоясывающим его по всему периметру. Наверху, в нише, играли музыканты. Резкая поначалу мелодия, призванная привлечь внимание, мягко перетекла в переливчатый, легкий мотив.
Альма с соседками по общежитию стояли тесным кружком, о чем-то разговаривали и прихлебывали из стаканчиков пунш. Подруга действительно осталась верной себе и всевидящим предкам Сатти. Она нарядилась на бал в традиционное платье, обнажившее крепкое сочно-шоколадное плечо. Черные волосы свободно струились по спине.
– Хочу поздороваться с подругами, – обернулась я к Финисту.
Тот бросил прохладный взгляд в сторону девичьей компании. Знакомство с десятком стипендиаток из академического пансиона его не прельщало.
– Необязательно меня сопровождать, – поспешно уверила я. – Можешь идти к своим. Ничего страшного. Ты же не обязан меня везде водить за руку.
Уговаривать Финиста не пришлось. Мы разошлись в разные стороны, хотя, в общем-то, эти самые стороны разделяло не самое большое расстояние.
Соседки встретили меня гробовым молчанием, словно перед ними во плоти появился дух мертвой ай-тэрийской бабушки Сатти и принялся нравоучительно объяснять, что на праздники следует одеваться в традиционные платья, как ее послушная внучка, живущая по заветам предков.
– Святые предки Сатти! – изумленно охнула Альма. – Теперь я понимаю, почему ты поистратилась в этом месяце! Выглядишь отлично, но непривычно.
У меня вырвался смешок.
– Твой Эзра только что сказал, что я перестала походить на серую мышь. Комплимент как раз в твоем духе.
Неожиданно в голове всплыла фраза, брошенная Киаром во время ссоры, что нужно выбирать исключительно созвучного себе партнера. Я решительно приказала этому мягкому, обволакивающему голосу заткнуться и прекратить нарушать душевный покой. Достаточно того, что от мысли об отборе начинали трястись поджилки.
– Где ты купила это платье? – ревниво вопросила Тея, которая всегда считала себя главной модницей трех общежитских этажей.
Учитывая, что ее так и не выдвинули на праздничный конкурс, в последние два дня они с верной Леей меня сильно недолюбливали. Нарочито не замечали в коридоре, а стоило подсесть к ним в столовой, немедленно уходили, дескать, мы уже закончили прием пищи, приятного аппетита тебе в гордом одиночестве.
– В квартале Западных ворот, – не слукавила я.
– В рассрочку взяла? – с умным видом закивала Лея.
– Она участвует в конкурсе и должна выглядеть достойно! – бросились защищать меня другие девочки, хотя я не нуждалась в судебных заступниках. – Ради такого не грех взять платье в долг.
В общем, женщины всегда знают, как с чувством наступить на больную мозоль любимым подругам. На Тею с Леей было больно смотреть. Подозреваю, теперь девчонки нарисуют мой портрет и по ночам будут втыкать в него ведические иглы.
Шаманская магия, конечно, не признавалась официальной наукой, раньше я и сама в нее верила слабо, но поглядите-ка, именно эта дикая, варварская ворожба одарила меня первородным огнем. Чтоб их всех, северных шаманок и театральных прим, к ним бегущих, сожрали драконовы химеры!
– Не обращай на них внимания, – шепнула мне Альма. – Хотят завидовать, пусть завидуют молча. Ты сегодня самая красивая на этой тухлой вечеринке. Где, кстати, твой парень-красавчик?
Мы одновременно обернулись к Финисту, стоящему рядом с друзьями, такими же красавчиками. И их уже окружила стая галдящих первокурсниц в вечерних платьях разной степени откровенности и пышности.
Между тем музыка стихла, а по гулкому залу разнесся голос ректора:
– Приветствую, мои друзья!
В толпе прокатился утихающий рокот, и наступила жиденькая тишина, нарушаемая веселыми шепотками и хихиканьем. Мы обратились к балкону. За балюстрадой, помимо главы академии, стояли несколько магистров, видимо, призванных приглядывать за порядком на празднике. Не оставишь же великовозрастных детей без всевидящего ока взрослых. Наберутся пунша с запрещенным на балу хмелем и устроят дикие пляски с мордобоем или, не дай божественный слепец, вообще с раздеванием!
Эйван Сэт в неизменных черных одеждах занимал почетное место по правую руку от ректора. Длинный сюртук, застегнутый на все пуговицы, делал его похожим на борца с нечистью с книжной иллюстрации. Магистр бросал в толпу равнодушные взгляды. На лице застыла ледяная, как кусок айсберга, мина.
– Кстати, ты что-то говорила об Эзре Ходже, –
