Ты ведь как сказала – давай разойдемся с папой, я так и сделала. И правильно. Он тебя не любил. Он меня любил и ревновал к тебе. Мне без него плохо. Одной вообще плохо. Ты хотела, чтобы мы жили вдвоем. Зачем нам кто-то третий лишний? Хорошо, что ты с дядей Андреем поругалась. Ты была права, это он мне муж, а тебе – не отец, чужой человек. Да и Андрей не очень-то старался найти с тобой общий язык. Ладно, пережили. Я обойдусь. Вся любовь только тебе. Больше никому. А там, глядишь, папу вспомнишь, простишь. Может, разрешишь, чтобы мы опять вместе жили. Но если нет, так нет.
Но ведь ты одна не сможешь жить. Да и мне некуда идти. Даже на время. Холодно как. А я даже не почувствовала. Пойду к Валентине Ивановне, погреюсь.
Альбина встала, отряхнула снег и поплелась к остановке.
Господи, это же придется все рассказывать, почему я так поздно заглянула на огонек! А завтра вся школа будет знать, что меня дочь из дома выгнала. Что подумают мои ученики? Скажу, что Настя уехала в дом отдыха, а я захлопнула дверь. Все равно никто проверять не будет.
Альбина вытерла слезы и решительным шагом направилась на звуки приближающегося трамвая. Увидев кондуктора, она в замешательстве стала шарить по карманам и, не найдя ни копейки, испуганно прошептала:
– Извините, я забыла кошелек дома. На следующей остановке выйду.
– Ездят тут всякие, – проворчала та. – Все норовят бесплатно. А с виду – приличная женщина. Давай, выходи, – выталкивала она Альбину.
Альбина закрыла лицо рукавицами и выпрыгнула из трамвая. Почувствовав острую боль в коленках (проклятый артроз!), она остановилась. Прямо перед ней был рекламный щит. Очаровательный малыш уплетал молочную смесь, а его молодая мама призывала покупать питание «Nestle». Альбина вспомнила, как ее пятимесячная Настюшка отказывалась пить молоко из бутылочки, требуя грудь. У Альбины к тому времени молока уже не было. И откуда ему быть при семейных скандалах. Выслушивать укоры мужа приходилось чуть ли не каждый день:
– Посмотри, на кого ты похожа! Одни дырки от уколов. Стоило лежать полгода в больнице, чтобы произвести на свет это голодное, орущее существо. Что из нее дальше будет?
Альбина тряхнула головой, стараясь отогнать неприятные воспоминания, как тут же появились другие:
– Вы с мужем хорошо живете? – спросил ее врач-гинеколог, когда она попала в больницу с диагнозом «угроза прерывания беременности» – Вероятность, что ребенок родится жизнеспособным, очень маленькая.
– Что вы, доктор, мы оба мечтаем о малыше, – не моргнув взглядом, соврала она. По тому, как он отвел глаза, она поняла, что надежды мало.
– Но ничего, – вернулась она в реальность. – Вон у меня какая красавица выросла. Учится хорошо, на волейбол ходит, музыкальную школу с отличием закончила. Не пьет, не курит. Книжки читает. Живи да радуйся. С деньгами, конечно, туговато. Папа сказал, что помогать не будет. Ну и не надо. Завтра вот дубленку купим... и, вспомнив, как она здесь оказалась, забеспокоилась:
– Как же там Настя одна. Уже десять часов. А она темноты боится. Побегу домой. Вот дура-то! Нашла, на что обижаться.
Не успев отдышаться, она протянула руку к своей двери, как тут же ее испуганно отдернула. Было слышно, как Настя говорила по телефону:
– Ура! Получилось. Моя мамзель теперь уже не придет. Я тебе говорю, не придет. Уже два часа ее нет. Я ее знаю. Она не переносит, когда чувствует себя лишней. Так что наш план удался. Давай быстрей. Пиво я уже купила. Прихвати водочки. Да, не забудь за Игорем зайти. Сережке я уже позвонила. Сказал, будет через пять минут. Сегодня отрываемся по полной программе. Прикольно получилось? Давай, мухой!
Альбина застыла. Услышав шум приближающегося лифта, она махнула рукой и схватилась за перила. Придерживаясь за железные прутья, она медленно сползла вниз.
На улице мела метель. Под скамейкой у самого подъезда, свернувшись калачиком, лежала бездомная дворняжка.
Подруги
Наташка
Где бы мы с Наташкой ни пили, она рано или поздно начинала подвывать: «Ленка, а помнишь, как ты в студенческой общаге отдала мне последний супчик?» Это означало – ей больше не наливать. Но ей наливали. И подкладывали самые большие куски. Дальше она смаковала подробности. Как пришла в мою комнату. Спросила поесть. Я предложила ей супчик. Мы варили его из пакета и называли противозачаточным. Супчик был в покореженной кастрюле и неаппетитно выглядел. Зато оказался вкусным. За это она до сих пор мне благодарна. Уже пятнадцать лет.
Если честно, то я ничего не помню про этот супчик. Возможно, так оно и было. Накормить для меня голодного – естественная потребность. Как поесть самой. Может, от того и не запомнила. Но для Наташки этот супчик – блуждающая тень прошлого. Символ студенческого братства. И знак свободы.
Наташка была всегда спокойна. Независимо от обстоятельств. Мне она говорила: «дели все на десять» и «не пили опилки». Когда я делила, у меня получалось абсолютное число со знаком минус. Когда отметала в сторону опилки, оставалось бревно. Мои проблемы были вселенского масштаба. У нее проблем не было никогда. Потому что все свои проблемы она просыпала. Просто ложилась спать.
Она пропускала лекции и семинары. Отлынивала от колхоза. Отказывалась от дежурства по этажу. Не ходила на факультетские собрания. Спала она столько, сколько хотела. Все остальное для нее не имело никакой ценности. Многие называли это безответственностью.
Я ее просто не понимала. Я думала, что источник знаний – книги. Наташка думала, что источник знаний – сама жизнь. Поэтому я шла в библиотеку, а она – на дискотеку. Я все сексуальные предложения отклоняла. Тем более, что они были ненавязчивыми. Она все сексуальные предложения принимала. Потому что они были навязчивыми.
Забеременела она на третьем курсе. От студента – медика. Звали его Аркашей. Как всякий порядочный мужчина он обязан был на ней жениться. Что он и сделал. Вопреки воле своих родителей. Но Наташкина воля была сильнее.
Свадьба была по месту жительства жениха. Двести пятьдесят километров от нашего Кейска.
Ехали мы пять часов. Потом шли пешком. Наташка уверяла, что адрес запомнила. Пришли. Оказалось, не туда. Она перепутала номер дома. Пришлось спрашивать у прохожих. Нашли. У Аркаши и его родителей были такие лица, будто готовились не к свадьбе, а к похоронам. Мама разогрела нам рисовую кашу. От поминальной она отличалась только тем, что там не было изюма. Всю ночь не спали. Придумывали свадебные приколы. Наташка готовилась к старту семейной жизни. Во сне.
В загс поехали на трамвае. За свадебным столом сидели недолго. Через час встали. Есть было нечего. Родители Аркаши были бережливыми. Мама – известный гинеколог. Папа – известный железнодорожник. Точнее – начальник железнодорожников. Спали мы в тупике. В отцепленном вагоне. Каждый на своей полке и со своим комплектом постельного белья. Молодые были с нами. Потому что до первой брачной ночи у них было много внебрачных. Там мы и погуляли. Пропили Наташку, как полагается, с размахом. От всей души, от чистого сердца.
Через шесть месяцев Наташка родила мальчика. Назвала Леней. Наверное, в честь Брежнева. Из общаги она съехала. Встретились мы с ней через несколько лет.
Она работала в школе, я – в газете. В школе надо было вставать в шесть утра. Отводить ребенка в садик, кормить мужа и в восемь быть, как штык, у школьной доски. Когда она проспала первый раз, директор сделал изумленные глаза. Когда второй – внушение. А когда третий – объявил выговор. Наташка решила ему отомстить и ушла в декретный отпуск. Из-за несовершенства системы образования у нее родилась дочь. Теперь она могла спать столько, сколько хотела ее дочь. Муж спал меньше. Требовал выполнения супружеских обязанностей. Он считал, что они заключались в приготовлении пищи. Наташка так не считала. Аркаша нашел себе женщину, которая считала так же, как он, и ушел к ней.
Наташка осталась одна с двумя малышами. Старшему было четыре, младшей – два. Спать уже не хотелось. Не хотелось ничего. Ни есть, ни пить, ни любить, ни жить. На учительскую зарплату хотеть много нельзя.
Наташка из школы ушла. Стала преподавателем истории в педагогическом институте. Потом защитила кандидатскую диссертацию. Потом написала книгу. Съездила на стажировку в Канаду. Пока занималась своей карьерой, дети выросли. Устроила их в институт. Потом начала устраивать свою личную жизнь. Получалось плохо. Эпизодически. Как в коротком спектакле из двух актов. Действие было короче бездействия. Хотелось играть главную роль, а доставалась второстепенная. Наконец, фортуна ей улыбнулась.
Сергей был актером любительского театра. Наташка говорила, что режиссером драматического. Он был гением. И добавляла – непризнанным. Образование – ниже среднего. Не закончил даже десятилетку. Зато он много знал. Больше, чем знают в десятилетке. Еще он был на голову ниже ее. В прямом и переносном смысле. Разница – на 20 сантиметров, на диплом вуза и на звание доцента. Наташку это не смущало.
