моих фанатов.
– Не ожидал? – поинтересовалась художница.
– Не ожидал, но не удивлён, – не стал скрывать Август. – Многие ребята увлекаются «Slash» и следят за турнирами.
– Прочитал им лекцию о своих достижениях?
– Устроили небольшое соревнование.
– И кто победил?
– Не я.
– Вот как?
– Я был играющим тренером и делился секретами мастерства со всеми участниками.
– Развлекался, значит, – уточнила Баджи.
– Ага, – кивнул Бесполезный. – А чем ещё тут заниматься? К тому же парни подкинули прекрасную идею: провести общий турнир.
– Зачем? – дёрнулась Баджи.
– А что ещё тут делать? – повторил Август, и показалось, что в это мгновение он стал очень серьёзным. Но ненадолго. Вновь улыбнулся. – Надо чем-то заняться.
– И тебя совсем не волнует, где сейчас Октавия?
Резкая фраза заставила Баррингтон и Диккенс переглянуться, а Бесполезного – замолчать. Тем не менее вопрос не стёр с его губ лёгкую улыбку.
– Если ты считаешь, что нормальное поведение сейчас – это депрессия и нытьё, пожалуйста, считай. Я тебе не мешаю. Но не надо мне указывать, что делать. Я буду…
– Развлекаться?
– И развлекаться тоже.
– Потому что тебе всё равно?
– Потому что уверен, что у Октавии всё в порядке.
– Откуда уверенность?
– Октавия пообещала вести себя осторожно.
– Ты серьёзно?
– А Сандра не обещала?
Несколько секунд Баджи яростно смотрела на Августа, после чего выдохнула:
– Я волнуюсь.
– Я тоже, – не стал скрывать Даррел. – Но в отличие от тебя, не гружу своим волнением друзей и не превращаю его в шоу.
– А я превращаю?
– Сама ответь на этот вопрос.
Рыжая посмотрела на Диккенс, на Анну, не увидела в их глазах осуждения, хотя рассчитывала, что они поддержат её против Августа, и поднялась:
– Пойду спать.
Останавливать её никто не стал.
И лишь когда они доели десерт – в молчании, – Диккенс пробурчала:
– Ты с ней слишком жёстко.
– Мы все волнуемся за наших, – ровно ответил Август. – Но я не позволю Баджи учить меня, как нужно правильно это делать.
– Она очень переживает, – вздохнула Анна.
– Нет, – не согласился Бесполезный.
– Нет?
– Нет. – Август покачал головой. – Когда очень переживаешь – сидишь, поглощённый своими заботами, а не проявляешь агрессию к окружающим. Я видел, как сильно переживала ты.
– Люди разные.
– Именно. Но я – тоже человек, я переживаю ситуацию по-своему и не собираюсь прыгать вокруг Баджи или вместе с ней рыдать. И не позволю манипулировать собой.
– Ты тоже разозлился, – заметила Диккенс.
– Ага.
– В таком случае, посиди здесь и успокойся. А мы с Анной сходим в туалет.
– Договорились.
– И заметь: я не предлагаю тебе последовать нашему примеру. Это не обязательно.
– Тебе нравятся потные мужчины? – пошутил в ответ Бесполезный.
– Болван.
– Спасибо.
Девушки неспешно направились в уборную, и Анна, воспользовавшись тем, что они остались одни, тихо сказала:
– Я заметила, что вы с Вагнером на «ты».
– Давно, – спокойно ответила Диккенс.
– Это…
– Это ничего не значит.
– Хорошо, – покладисто согласилась Баррингтон. – Я просто спросила.
– Не просто, – через два шага ответила художница. – «Просто» ты не спросила бы.
– Я заметила, как ты на него смотришь, – объяснила Анна. – Не постоянно, конечно, но иногда… особенно когда думаешь, что тебя никто не видит… особенно – он.
– Смотрю, как ты – на Пятого?
Баррингтон сбилась. Дёрнула плечом и призналась:
– Я тоже не всегда контролирую себя.
– Пятый тебе нравится, – протянула Самбо.
– Но я знаю, что между нами не может быть ничего серьёзного.
– Ты этого не знаешь.
– Мы все это знаем.
– Чудеса случаются.
– Рождество уже прошло.
– Но верить нужно не только в Рождество.
– А ты веришь?
– Да, – коротко ответила Диккенс.
– Да? – изумилась Баррингтон.
– Не похоже?
– Совсем не похоже.
– И тем не менее. – Самбо улыбнулась. Заговорив, они сменили направление, ушли в сторону от уборной и теперь стояли одни. Однако всё равно говорили приглушёнными голосами. – Я верю – и вера дарит мне надежду. Не позволяет опускать руки… Что бы ни случилось, не позволяет опускать руки и ведёт меня вперёд. И ты верь, Анна, верь – и всё будет хорошо. Пятый мечется, не знает, что делать, но он не хочет тебя обидеть, у него даже в мыслях этого нет, и это очень важно.
Да, именно так: Фрейзер пребывал в растерянности, но не пытался купить девушку, а получая отказы, не злился, не выходил из себя, а продолжал гнуть свою линию. Он был очень деликатен и вёл себя с Анной как с равной.
– Я знаю. – Баррингтон вздохнула, а затем улыбнулась: – Ты очень ловко сменила тему, Диккенс. Так что происходит у тебя с Вагнером?
– Пока ничего, – ответила художница, выделив слово «пока». – Но в отличие от тебя мне наплевать на то, что он спал с Наоми.
…
И снова шахта грузового лифта.
Вертикальная бездна, выстроенная из металлических хрящей, цепляясь за которые, они медленно спускались к центру инопланетного корабля, где, как надеялся Аллан, располагалась рубка управления. А там… или победа, или смерть. Так определил для себя Райли и так собирался действовать: наотмашь, яростно, попробовать взять всё, а если не получится – то как можно больше. Не из жадности, а потому что так нужно. А главное – быть готовым сказать: «Тогда мы умрем вместе». И так сказать, чтобы у собеседника, даже если им окажется машина, то есть Искусственный Интеллект, не осталось сомнений в том, что они умрут вместе.
«А есть ли у Искусственного Интеллекта инстинкт самосохранения?»
Аллан не сомневался в том, что сумеет правильно произнести фразу, но произведёт ли она нужное впечатление? Не получится ли так, что боевой компьютер равнодушно предложит: «Взрывай», потому что не имеет права оставлять корабль в руках врага? А компьютер на то и компьютер, чтобы подчиняться букве закона, а не его духу. На дух ему плевать. Единственный закон компьютера – алгоритм, которому он будет следовать вплоть до самоуничтожения. И этот момент был самым тонким в плане Райли – переговоры. Он к ним готовился, знал, как их вести, однако с тех пор, как Козицкий высказал предположение об отсутствии на борту самих инопланетян, не мог отделаться от мысли, что переговоры не имеют смысла, ведь переубедить машину невозможно. И самая главная угроза, мощнейший козырь, который он может выложить на стол – сохранение жизни, окажется для Искусственного Интеллекта пустым звуком.
Нужна другая стратегия.
Однако её не придумать на привычных стереотипах и в отсутствии внятной информации о пришельцах. Как они относятся к жизни? Как они относятся к смерти? Кем они видят представителей других разумных видов? Как относятся к ним? Какими словами можно до них достучаться? И можно ли до них достучаться словами? За что зацепиться, выстраивая новый план переговоров? Об этом Аллан думал всё последнее время, не забывая демонстрировать окружающим полную уверенность в положительных результатах рейда и правильности выбранной стратегии. Думал и всё больше склонялся к мысли, что допускать переговоры нельзя. Точнее, можно, но только в самом крайнем случае, если компьютерная система восстановится раньше, чем они доберутся до рубки управления, и другого выхода попросту не будет. А в идеале нужно либо её уничтожить, либо взять под полный контроль.
Иначе – никак.
Однако в последнее время у Райли появилась новая тема для размышлений. Для серьёзных размышлений.
Октавия.
Умная, красивая, популярная.
Их взаимоотношения строились на абсолютно понятных и абсолютно честных взаимовыгодных принципах. Пиарщики
