Все, кто был тогда рядом и слушал трибунные речи бравого командира, улыбались, мысленно поддерживая Коробейникова и облегченно вздыхая: «Слава те… Спасибо, что не я еду в тайгу!»
Коробейников хотел верить, что это всего лишь слова и никто, кроме обозников, на заставу не приедет. Они будет жить там как отшельники, независимо и без должной защиты. Последнее обстоятельство его несколько тревожило: кто знает, а вдруг действительно нападут беглые белобандиты или взбунтуются ссыльные кулаки? Однако сказать слова против своего назначения не мог.
За соломеевцами закрепилась слава отряда-невидимки. Они могли выехать в ночь на задание, пропадать неизвестно где, появляться неожиданно в самых непредсказуемых местах и возвращаться тогда, когда их не ждали. В этом был секрет успеха: соломеевцы не знали поражения и не имели потерь в своих рядах. Наоборот, по окончании задания приводили арестованных белых офицеров и бандитов, скрывавшихся в лесах. Все, что происходило среди них, никогда не выходило наружу.
Строгий, требовательный, но справедливый командир мог доказать свою правду любому начальнику, старше его по званию. В прошлом году он посадил под арест вестового из управления только за то, что тот отказался ехать в ночь по заставам со срочным приказом, ссылаясь на долгую, многодневную поездку и усталость. В другой раз без согласия вышестоящего командира неделю водил за собой по тайге, с ночевками у костра штабного писаря, который перепутал в приказе названия деревень Огневка и Коневка, отчего отряд поскакал на задание в другом направлении. Был случай, когда у всех на глазах переодел комиссара по снабжению в старенькую, рваную шинель своего подчиненного, а тому отдал его полушубок и заменил рысака начальника штаба товарища Кузнецова на хромую кобылу.
– А как вы хотели проложить путь к коммунизму?! – орал он на построении, и никто не мог перечить ему даже взглядом.
Соломееву подобные поступки сходили с рук. Отдаленность от начальства, былая боевая слава, неограниченные полномочия сделали его неприкосновенным лицом во вверенном ему уезде. Проще говоря, все его боялись хуже черной оспы. В эскадроне гуляли слухи, что во время постоя у квартирной хозяйки сам Кузнецов заваривал и подавал ему по утрам на стол горячий чай.
И вот теперь он, командир взвода охраны, главное действующее лицо на боевом пункте, Василий Коробейников стоял перед Соломеевым, застигнутый врасплох, уличенный в безобразной пьянке, разоруженный и униженный. В какой-то момент он даже подумал:
«Пусть лучше меня сразу застрелит, чем терпеть такой стыд! Да… а если не застрелит, тогда трибунала не избежать. Вместе с кулаками отправят лежневку через болото класть. А там – верная смерть…»
Но Соломеев не спешил с расправой. Замкнув руки за спиной, он неторопливо прохаживался перед горе-воинами. Выдержав паузу, он глубоко втянул воздух, сердито нахмурил брови, посмотрел на своих бойцов: чуете?! Те презрительно кривили лица: как не чуять – давно носы воротим! Соломеев приказал охранникам по одному пройти мимо него, выискивая слабых желудком. Таких оказалось двое: инженер Махеев и Ванька Бродников. Соломеевцы громко хохотали над ними:
– Вояки! От одной пулеметной очереди в штаны наложили! Гы-гы-гы! Зачем вам в руки оружие дано?!
Надвигая на глаза форменную шапку, Махеев убедительно оправдывался, что он не по служивой части, а лишь по строительству, работает здесь не с оружием в руках. А то, что случилось, – не его вина, потому что он ужасно боится выстрелов. Ванька Бродников переминался с ноги на ногу.
Соломеев неожиданно развеселился.
– Вот те, Семочка, подсолнух в огороде! – не сдерживая смеха, обратился он к Коробейникову. – С кем же ты воевать собрался?!
Понятно, что, несмотря на дальнюю дорогу, усталость и голодный желудок, стрелять и махать шашкой командир не собирался. Оттаял.
«А что врасплох захватил, так это с каждым может случиться. В общем, дела на заставе идут исправно. Ссыльные кладут лежневку, опережая норму. Никто не сбежал, не отлынивал от работы. Значит, и наказывать его не за что!» – думал Коробейников, подрагивая телом: холодно в одной гимнастерке на улице стоять. Хотел пригласить Соломеева за стол, но тот опередил его.
– Что же ты, Семочка, в гости не зовешь? – более мягко спросил он, дружелюбно похлопывая его по плечу. – Ладно уж, вольно! Веди в дом. Завтра, на похмелье разбираться будем. Оружие подберите! Моих по избам распределите, накормите. Лошадей под крышу, да овса задайте! Ну, показывай, чем вас тут добрая кухарка потчует!..
Коробейников рад до пяток, что все так легко обошлось, нисколько не обижаясь, что его Соломеев Семочкой назвал: пусть хоть бараном, лишь бы быть у него в милости. Сорвавшись с места, на ходу давая необходимые указания, приглашая гостей за собой, Василий побежал в избу.
– Евдокия! На стол накрывай!! Товарищ командир с бойцами ужинать будут!!!
Авдотья, во время стрельбы благоразумно пребывая под кроватью, теперь металась по избе, зажигая керосинки и затыкая разбитые окна подушками. Неожиданное появление соломеевцев для нее было тоже некстати. Накормив завсегдатаев Ломоватской заставы, выдав им добрую порцию спирта, она отправилась спать. Только прилегла, как вдруг услышала пальбу. Сначала подумала, что это балуются вернувшиеся с охоты Лазарь Терехов и Авдей Савельев, выскочила на крыльцо, чтобы прикрикнуть на них, но, увидев верховой отряд, быстро вернулась назад, где заняла место под кроватью.
Сколько бы она там просидела – неизвестно. Любопытство взяло верх. Собравшись силами, Авдотья, крадучись, вышла в сени, откуда услышала весь разговор. Хозяйка заставы мысленно ругала всех, кто ей так надоел. И была тут как тут, когда Соломеев спросил о еде.
В дальнейшем все происходило как по расписанию. Начальник заставы быстро назначил новый караул, выставил часовых на вышки.
Определив лошадей в конюшню, задав им овса и сена, соломеевцы плотно поужинали. Закрыв на ночь ворота, произвели отбой. Разбор вопиющего поступка, наказание виновных Соломеев отложил до утра, мудро рассудив:
– Завтра, пораньше, на свежую голову, я им чубы расчешу! Сейчас усталость валит с ног. Да и эти… вояки… пусть протрезвятся.
Авдотья приготовила ему постель за печкой. Заваливаясь на кровать, он как будто случайно прихлопнул упругую ягодицу:
– До сих пор хороша!
Та игриво дернулась ему навстречу, хотела обнять, но он отстранил ее:
– Но уже… На виду у мужика!
И через минуту уснул.
Заставские, стараясь не нарушить его покой, переговариваясь шепотом, облегченно вздохнули:
– Пронесло!
Однако зря вздыхали. Едва новое утро разбило серые краски ночи, Соломеев поднял заставу по тревоге. Плохо соображая, что происходит, заставские лежебоки, пересиливая похмелье, с больными головами выскочили на улицу. Измеряя скорость построения, Соломеев строго смотрел на именные часы. Недовольный прытью подчиненных, строгий комиссар сделал отбой, проверил, все ли лежат в постелях, и только потом вновь скомандовал сигнал тревоги.
На этот раз время построения охранников сократилось вдвое. Этот факт немного утихомирил его пыл. Наступило время утренней гимнастики. А чтобы не махать руками и ногами напрасно, заставским выдали деревянные лопаты.
Снега в ту ночь выпало много: лошади под брюхо! Лопат хватило на всех. Мысленно проклиная тот день, когда они прибыли на заставу, болотный край, староверов и их лопаты, ссыльных и колкое похмелье, охранники принялись убирать двор. Все вместе: Корабейников и Михрютин. Агафьев и Бродников. Герасимов и Махеев…
– Не умеете бойцами командовать – работайте вместе со всеми! – учил командир.
Никто из соломеевцев в уборке территории не участвовал. Не доверяя покой заставским охранникам, двое из них стояли на вышках, другие ухаживали за лошадьми, третьи готовили завтрак, остальные готовились к очередному походу.
Неторопливо прохаживаясь за спинами работающих, Соломеев удивленно крутил головой, пытаясь в чем-то разобраться. Так и не справившись со счетом, он отозвал Агафьева в сторону:
– Ты начальник заставы? Я не пойму, вас должно быть семнадцать человек. Где еще двое?!
– Так на охоту ушли, – спокойно ответил тот.
У Соломеева от удивления едва не вылезли глаза из орбит:
– На какую такую охоту?!
– Соболя промышляют вокруг болота, товарищ комиссар. Не впервой, – младенческим голосом пояснил начальник заставы, не считая подобное обстоятельство преступлением. – С собаками ушли. Если бы собаки были во дворе, разве вы бы нас врасплох застали?
– Они у тебя разрешения спрашивали?
– Дык… говорили, что пойдут, – предчувствуя недоброе, переминаясь с ноги на ногу, лопотал Агафьев.
– Сколько времени отсутствуют?
Агафьев закатил глаза под лоб, стараясь припомнить дату. Помогла Авдотья:
– Три ночи уже нету…
