куда деваться. Этим голубкам, она теперь только помеха, в этом городе никого не знает, и идти ей некуда… Черт ее дернул согласиться на эту поездку. Зачем она здесь? Там хоть Макс рядом…
Пролетка остановилась возле особняка, мужчина вышел и помог спуститься дамам. Они вошли в небольшую квартиру и остановились в прихожей.
— Эту квартирку мы снимаем с поручиком… — замешкавшись, произнес Вадим.
Он помог раздеться Татьяне и Анне и провел их в комнату.
— Поручик в соседней комнате… Сейчас я его приглашу и представлю вас…
Тут раздался стук в дверь и вошел мужчина, лет тридцати в армейском мундире без знаков различия. Широкоплечий красавец, выше Анны на полголовы, шатен с серыми глазами и тонкими аристократическими чертами лица.
— Сергей, — представился он.
— Татьяна Павловна, — представил Вадим свою даму, которую все еще держал за руку, словно боялся, что она исчезнет.
— Анна, — сказала девушка, не дожидаясь пока ее представит директриса, которая, кажется, выпала из реальности.
В реальности, похоже, оставался только поручик, остальные стояли без слов, которые автор этой пьесы забыл написать.
— Сударыня, — сказал он, обращаясь к Анне, — оставим не некоторое время Вадима Петровича и его даму. Им нужно поговорить без нашего участия. А вас я приглашаю пройти ко мне, в соседнюю комнату. Уверяю вас, что вы не соскучитесь, и в любой момент можете вернуться к вашей… тетушке.
Он, наконец, подобрал слово, определяющее степень родства Анны и Татьяны Павловны. Анна вышла вслед за поручиком и прошла в его комнату. Небогато жил поручик, впрочем, скорее всего квартира съемная, поэтому и обстановка такая: гардероб, шкаф, кровать, стол и три венских стула. Окно давно не мыто, но в целом в комнате чисто, хотя чувствовался запах табака.
— Позвольте представиться, сударыня, так сказать полным именем, — сказал он, выходя на середину комнаты и выдвигая стул для Анны. — Жилин Андрей Алексеевич, бывший поручик, бывшего полка, бывшей армии Его Императорского Величества!
При этом он щелкнул каблуками и наклонил голову.
— Анна Постольская, — неуверенно ответила девушка, затем усмехнулась и продолжила, — бывшая абитуриентка Медицинской Академии города Ельска, бывшая чемпионка по карате города Боровска.
— Присаживайтесь, сударыня. Не бывал в этих городах, да и что такое карате не знаю, но ценю женщин с чувством юмора. Впрочем, если относится к теперешней жизни без юмора, то она станет совсем кислой.
Анна села на предложенный стул и с интересом смотрела на поручика. Всегда приятно смотреть на крепкого и уверенного в себе мужчину. А поручик, казалось, источал чувство надежности и спокойной уверенности. Можно было расслабиться, почувствовать себя женщиной, а не пружиной на боевом взводе. Можно было даже немного пококетничать… Это же позволительно замужней женщине в определенный обстоятельствах. Вернее, в неопределенных обстоятельствах. Что происходит в соседней комнате, можно было только догадываться. Анна даже не подозревала, что у директрисы пансионата может быть личная жизнь… Да еще какая! Тут, верно, был бурный роман, со всеми сопутствующими атрибутами… Хотя почему был?
Тут размышления Анюты были прерваны появлением на столе бутылки с красочной этикеткой.
— Мускат белого камня, — ответил поручик на немой вопрос своей гостьи, — берег специально для вас. Одно из лучших крымских вин.
Сам он стоял перед столом и тер полотенцем фужеры, как заправский бармен. Он не задал Анне ни одного вопроса, просто открыл бутылку и плеснул в фужеры драгоценную жидкость, предварительно взболтав бутылку. Пока девушка раздумывала, что все это означает и что может за этим последовать, как на столе появилась вазочка с карамельками и поручик, подняв бокал, произнес тост.
— Я пью, за синеву ваших глаз!
Он сделал глоток и отставил бокал.
— Ну что же вы? — укоризненно продолжил он. — Вы можете, хотя бы чуть-чуть пригубить. Ведь мы с вами не знаем, сколько продлится ожидание вашей…
— Директрисы, — усмехнулась Анна, а затем, расхохотавшись, добавила, — бывшей…
— Тогда за бывших… — сказал поручик и поднял бокал.
Анна тоже подняла свой и сделала глоток. Вино ей понравилось, и она сделала еще глоток. В руках у поручика вдруг возникла гитара. Совершенно некстати, вдруг ей вспомнился Макс. «Небось, тоже сейчас бренчит, а Ольга рядом, конечно» — раздраженно подумала она и сделала еще глоток из бокала. Ее бокал вдруг наполнился, словно сам собой, а Сергей, стал осторожно трогать струны, подкручивая при этом колки. Затем полилась мелодия, и поручик запел какую-то песню. В смысл Анна не вникала, слова точно ложились на мелодию, песня была про осень, и навевала грустные мысли. Глядя на него она поняла, что Максу никогда так не сыграть и не спеть, да и вообще… Перед нею был сильный и надежный мужчина, а не мальчик, заблудившийся во времени. «В лесу опустевшем аукаюсь с лешим, Что же и делать в осеннем лесу…» — закончил свою песню поручик.
Анна сидела, задумчиво глядя в окно. Что дальше делать она не знала, в животе у нее разливалось тепло, от выпитого вина, а в голове поплыл туман.
— Как вы думаете, сударыня, чем сейчас должен заниматься боевой офицер? — неожиданно спросил Сергей, в упор глядя на девушку.
— Не знаю, — растеряно ответила Анна.
— Знаете, сударыня, знаете! Боевой офицер должен служить! Вопрос только кому… Царя батюшки больше нет. Отрекся! Вот как. У государя все просто: отрекся и все, делайте что хотите. А вот мы с Вадимом отречься не можем! Боевые офицеры должны служить…
Анна поморщилась, если он сейчас начнет толкать речь, придется уходить. Весь романтический образ героя, бравого русского офицера, начал таять. И ведь уйти-то некуда. Однако поручик, мельком глянув на девушку, вдруг осекся на полуслове.
— Вы совершенно правы, сударыня. Виноват. Сам не люблю болтунов… Давайте выпьем за прекрасных дам.
Он снова поднял свой бокал и Анна, неожиданно для себя, подняла свой. Выпили. Уже понимая, чем все может кончиться, она решительно не хотела идти в соседнюю комнату и выяснять что-то у Татьяны Павловны. Если уйти на улицу, то она совершенно не знала, как найти их квартиру, она даже адреса не знала, да и денег было, кот наплакал. Накатило раздражение: на директрису, на Макса, на себя… А поручик снова настраивал свою гитару… Снова звучали песни и романсы о любви, о тех временах, которые она знала только по книгам и фильмам. Балы, красавицы, лакеи юнкера и вальсы Шуберта и хруст французской булки… пел поручик и его песни навевали тоску и безысходность. Сознание Анны уплывало, она различала отдельные фразы, сам смысл песен ускользал. Ну, что можно требовать от девушки, которая родилась в двадцать первом веке и о гражданской войне столетней давности
