имела самые смутные сведения.
За окном темнело, Анна лежала в кровати поручика, положив голову ему на грудь.
— Считаешь меня шлюхой? — равнодушно спросила она его.
— Ваше целомудрие, сударыня, — спокойно ответил тот, — сейчас волнует меня меньше всего. А вот ваше душевное здоровье внушает серьезные опасения. Вы помните, что говорили десять минут назад?
— Нет.
— Я так и думал. У вас раздвоение сознания… Такое бывает у очень впечатлительных особ…
— Довольно, не продолжай. Мне нужно идти.
— Скажите куда, и я вас отвезу.
— Адрес у Татьяны Павловны…
— Не хотелось бы их тревожить… Может, утром?
— Можно и утром, — ответила Анна, вставая с кровати. — А как вы думаете, поручик, на ужин я заработала?
— Зря вы так к этому относитесь, — ответил тот с некоторой укоризной в голосе. — А ужин я и сам хотел вам предложить. Тут есть недалеко одно место, не шикарное, но, как говориться, что имеем тем и рады…
Анна, накинув рубашку поручика, выскользнула из комнаты в поисках, какого бы то ни было, туалета. Поиски не затянулись, поскольку она заметила точно такую женскую фигуру в таком же наряде, которая быстро прошмыгнула в соседнюю комнату. Татьяна Павловна, похоже, не заметила Анну, но на девушку вдруг напал смех. Она сдерживалась. давилась смехом, но остановиться не могла. Эмоциональная разрядка… Впрочем, в комнату поручика она явилась уже в полном спокойствии.
— Идемте в вашу забегаловку, поручик. И не волнуйтесь, я не привередлива.
Одевались быстро и молча, позвать с собой соседей никто не подумал. «Сами не маленькие» — решила Анна. «Каперанг, может позволить себе и ресторан», — решил поручик.
Ужин был скромный, Анна прекрасно поняла, что поручик на мели и сейчас тратит на нее последние деньги, но есть очень хотелось… Поручик, рассчитавшись за ужин, уже решил, что не далее, как завтра двинет в добровольческую армию, а каперанг, похоже, собирается к Колчаку… Подходя к дому Андрей почувствовал тревогу, в его комнате горела керосиновая лампа, которую он не зажигал. Может, Анна… Открыв дверь в квартиру он сразу почувствовал запах крови…
— А вот и второй! — услышал он веселый голос человека в солдатской шинели с винтовкой, штык которой был направлен поручику в живот. Рядом стоял матрос с маузером в руке, а из комнаты каперанга выходил еще один матрос с таким же маузером.
— А ты дамочка дуй отсюда, пока я добрый. А то за компанию с этими контриками пойдешь, — сказал матрос, стоявший на верхней ступеньке лестницы.
В течение следующих пяти секунд происходило следующее. Поручик сунул руку в карман, солдат отвел штык, чтоб с размаха всадить его в живот поручику. Но не всадил, а уронил винтовку и бревном рухнул на пол. Матрос рядом с ним вдруг выпучил глаза и тоже стал оседать.
— Эй, вы чего? — удивленно спросил тот, кто стоял на верху.
Но тут метнулась тень и он, лишившись оружия, тоненько по-женски взвизгнув, сел на пол. Поручик снова опустил в карман ненужный уже револьвер и, мельком взглянув на свою даму, сказал:
— Эти двое готовы, третьего я пока покараулю, а вы, сударыня, зайдите к Вадиму, посмотрите что там. Мне очень не понравились эти ребята…
Анна вошла в комнату каперанга и почти тотчас вышла. Затем направилась к сидящему на полу матросу и пнула его, как будто без замаха и не сильно, но тот, хрюкнув, завалился на бок. И по его остановившемуся взгляду было понятно: громить контру он больше не будет никогда.
Андрей открыл дверь в комнату своего товарища, тот лежал поперек кровати с дыркой во лбу. Татьяна Павловна лежала на полу в луже крови с ножом в горле. Поручик вернулся в свою комнату.
— Амазонка? — полувопросительно сказал он, обернувшись к Анне.
— Так и да! — зачем-то моделируя еврейский акцент, ответила она. — Карате хорошо подходит для боя на ограниченном пространстве. Не каждая амазонка смогла бы…
— Надо уходить, и чем быстрее, тем лучше.
— Собирайтесь поручик, все мое на мне, — ответила Анна. — Отправляемся в Сибирь.
— Почему в Сибирь, а не на Дон к Деникину? — удивился Сергей.
— Потому, что я сибирячка и хочу домой, к маме. Не бросите же вы меня тут одну, ведь я же вас не бросила…
— Ну, что ж. Чего хочет женщина — того хочет бог. Не помню, кто это сказал, но так тому и быть.
Холодным ноябрьским вечером поручик, забрав все ценное, что было у него в квартире вместе со своей внезапно обретенной подругой, отправился на московский вокзал. Маршрут следования он представлял, весьма, приблизительно, а Анна не представляла вовсе. Кто бы узнал теперь в ней ту безоглядно влюбленную в Макса девчушку, которой она была еще менее полугода назад… Теперь это была молодая, сильная и уверенная в себе женщина. Увидев в комнате Вадима труп Татьяны Павловны, она поняла, что пансионата больше нет и не будет. Решение пришло только одно отправляться в Сибирь в Забайкалье, в родные места и там искать станцию Басаргина, чтоб попытаться уйти домой. Теперь она сможет сделать это одна. А Макс? Что Макс? Сколько можно быть для него нянькой? Сколько можно его спасать? Да к тому же он в надежных руках. Поодиночке они выберутся, а вот вместе, едва ли.
А вот в том ли была причина ее решения не возвращаться в пансионат? Понятно, что нет. Просто она внезапно и безоглядно влюбилась в бравого поручика. Не так уж сильно ее волновало возвращение домой. И вообще, если возвращаться, то только с ним.
О чем думал поручик? Загадка. Но уж точно не о том, что взял на себя обузу. С такой дамой можно переходить линию фронта как проезжую дорогу.
Максим проснулся, боясь пошевелиться, он смотрел на полуоткрытую дверь комнаты. Оля спала на его плече, обнимая его одной рукой, а другая свисала до пола. Узковата кровать для двоих. Заниматься любовью можно, а вот спать вдвоем тесновато. Впрочем, Максим от тесноты не страдал, он тоже крепко обнимал девушку. А страдал он по другому поводу. Запутался он в своих чувствах. То, что Оля к нему неравнодушна, он давно понял, но когда Анна была рядом, он не придавал этому никакого значения, стоило только ей отлучится, и нате вам. Сначала он ей рассказывал что-то интересное, ведь для нее все было интересно, потом исполнил какую-то песню. А дальше, как то естественно Оля расправила ему кровать, затем совершенно спокойно разделась, легла и подвинулась к стене, освобождая ему место.
Вот так и заблудился Максим не только во времени и пространстве, но и
