гласных, как в индийской и эфиопской письменностях, мог быть изобретен независимо друг от друга в двух областях, тем более что, как мы знаем, метод дифференциации гласных в такой же форме больше нигде не применяется. Следовательно, многие данные говорят в пользу гипотезы Фридриха о том, что эфиопская система гласных развивалась по образцу индийского прототипа.
Главная проблема, стоящая перед нами в связи с классификацией индийской и эфиопской письменности, такова: являются ли они слоговыми или алфавитными? В принципе, нет больших различий в обозначении гласных в письменностях семитского типа, с одной стороны, и письменностях индийско-эфиопского типа – с другой. Пишутся ли диакритические знаки отдельно, как в иврите и арабском, или присоединяются к основному знаку, как и в древнеиндийском и эфиопском, все равно во всех случаях их функция состоит в обозначении дифференциации гласных. Но что нам делать с теми случаями в эфиопском и индийском письме, когда слог выражается при помощи знака без диакритических отметок, как, например, в слогах, заканчивающихся на а? Как нам классифицировать знаки эфиопского письма и многих стенографических систем, передающих изменение гласного путем изменения формы основного знака? В стенографических системах основным знаком, выражающим согласный, конечно же, является согласный, и, следовательно, алфавитный знак, но полная форма этого знака, выражающего, например, ка, – это не алфавитный, а слоговый знак. И все же мы не отнесли бы стенографические системы к слоговым[23]. А как нам классифицировать современные семитские письменности, такие как арабская и иврит, которые, хотя и имеют средства для выражения дифференциации гласных, часто пренебрегают ею, записывая только согласные? Казалось бы, мы могли бы называть их слоговыми в том смысле, в каком этот термин применялся к древним семитским письменностям, которые не могли выражать дифференциации гласных. Все это непростые вопросы, рассуждать о которых мы предоставим будущей теории письменности; более четкие типологические определения позволят решить некоторые трудности, стоящие перед нами сейчас в связи с классификацией некоторых письменностей.
Глава 6
Эволюция письменности
Этапы развития
Рассмотрев письменность в предыдущих четырех главах с описательной и сравнительной точки зрения, ниже я попытаюсь обрисовать ее историю в эволюции от самых ранних стадий, семасиографических, на которых желаемый смысл передается рисунками, до поздней стадии, фонографической, на которой письмо выражает язык. Разные стадии развития письменности представлены в виде схемы на рис. 95. Какими бы абсурдными ни показались на первый взгляд такие обозначения трех основных стадий письменности, как «неписьменность», «протописьменности» и «собственно письменность», для такой классификации есть веские основания.
Рисунки
Относя рисунки к первой стадии, называемой «неписьменность», я подразумеваю следующее: 1) то, что мы обычно понимаем под рисунками, то есть предметы искусства, созданные под влиянием художественно-эстетического побуждения, не подпадает под категорию письменности и 2) что письменность происходит от простых рисунков. В пример аналогии можно было бы привести пар, если поместить его как первую стадию в таблицу, иллюстрирующую развитие парового двигателя. Пар, вырывающийся из гейзера или чайника, сам по себе еще не паровой двигатель, однако это элемент, на который будут опираться последующие стадии, приводящие к конечному результату.
Протописьменности
К «протописьменностям» относятся разнообразные приемы, при помощи которых человек впервые попытался передать свои мысли и чувства. Я изобрел для обозначения всех этих приемов термин «семасиография», от греческого σημασία, «смысл, значение», и γραφή, «письмо». Как следует из самого этого слова, на этой стадии рисунки могут передавать общий смысл, как его замыслил пишущий. На этой стадии видимые рисуночные формы, подобно языку жестов, способны выражать смысл непосредственно, без промежуточных языковых форм.
Рис. 95. Стадии развития письменности
Самые примитивные способы коммуникации при помощи видимых символов нашли выражение в виде описательно-изобразительного и идентифицирующе-мнемонического приемов. Поскольку эти два приема часто переплетаются между собой, некоторые примитивные письменности трудно отнести к строго определенным категориям.
Описательно-изобразительный прием включает в себя средства коммуникации, аналогичные рисункам, появившимся в результате художественно-эстетического побуждения, но отличающиеся от последних тем, что они содержат лишь те элементы, которые имеют важное значение для передачи сообщения, и не содержат эстетических украшений, составляющих значительную часть живописной картины. В идентифицирующе-мнемоническом приеме символ используется для того, чтобы облегчить запоминание или идентификацию человека или предмета, как, например, в рисунке иголки с ниткой, изображающем пословицу «нитка следует за иголкой» (с. 62). Желание запечатлеть сведения для потомков при помощи таких символов, применяемых в качестве мнемонических средств, – важный фактор, который приводит непосредственно к развитию подлинной письменности.
Поверхностному наблюдателю описательно-изобразительный прием может показаться стоящим на более высоком уровне развития, чем идентифицирующе-мнемонический, поскольку он, на первый взгляд, лучше приспособлен для передачи коммуникации, чем способ использования символов идентифицирующе-мнемонического характера. Очевидно, например, что изображение битвы в описательно-изобразительном приеме лучше передает историю, чем один или два знака, помогающие запомнить эту битву в идентифицирующе-мнемоническом приеме. К аналогичным выводам можно прийти, если сравнить, например, ранние образцы египетской письменности, скажем палетку Нармера, выполненные в основном в рамках описательно-изобразительного приема, с древними шумерскими учетными табличками, нарисованными в рамках идентифицирующе-мнемонического.
Однако прямой путь к собственно письменности лежит не от описательно-изобразительного приема. Рисунки, сделанные таким способом, следуют условным принципам искусства со всеми недостатками и ограничениями, свойственными ему как средству человеческого общения. Сковывающие традиции искусства, сложившиеся за сотни и тысячи лет до того, как человек впервые попытался передать сообщение с помощью условных знаков, были слишком сильны, чтобы обеспечить развитие описательно-изобразительного приема в верном направлении.
В идентифицирующе-мнемоническом приеме, как и в описательно-изобразительном, тоже создаются рисунки, но назначение их не в том, чтобы описать событие, а в том, чтобы помочь запомнить и идентифицировать предмет или существо. Таким образом устанавливается и постепенно стандартизируется полное соответствие между определенными символами, с одной стороны, и определенными предметами и существами – с другой. Поскольку эти предметы и существа имеют названия в устной речи, дополнительно устанавливается соответствие между письменными символами и их аналогами в устной речи. Как только оказалось, что слова можно выразить письменными символами, прочно установился новый и гораздо более эффективный метод коммуникации между людьми. Исчезла необходимость выражать предложение, например, «человек убил льва», с помощью рисунка человека с копьем в руке, убивающего льва. Теперь появилась возможность написать три слова с помощью трех условных символов, изображающих человека, копье (убийство) и льва соответственно. Аналогичным образом, теперь можно выразить фразу «5 овец» при помощи двух символов, соответствующих двум словам языка, а не пяти отдельных рисунков овец, которых пришлось бы нарисовать на рисунке
