ведет этот божий человек. Слишком много тайн хранит его память, принятая от братьев по кресту.
Слушая дождь за окном, Никита волновался: а вдруг его ящичек-находка намокнет, заржавеет, и вовсе не откроется. Однако он напрасно беспокоился. В первый же солнечный день Никита вытащил из мокрых кустов свою находку. Принес в комнату и впервые внимательно осмотрел ящик. Он был сделан наподобие чемодана: две застежки и ручка, только жестяной из нержавейки. Сбоку ручки Никита обнаружил маленький шурупчик. Открутив его своим перочинным ножиком, мальчик открыл маленький ящичек, где лежал потускневшей ключ. Этим ключом Никита открыл чемоданчик. Изнутри крышка была обита красным бархатом, посередине портрет мужчины в военном мундире с аккуратными усами, зелеными холодными глазами. На самом чемоданчике мальчик нашел много писем с тяжелыми сургучными печатями на оборотах. Он попытался прочесть хотя бы одно из них, но почерк был отвратителен: буквы-крючки мало отличались друг от друга. Дальше шли какие-то грамоты, толстая папка, набитая писчими бумагами, разложенными по порядку датирования. Как предположил Никита, это был дневник, написанный все тем же непонятным почерком. На самом дне сложенная вчетверо лежала карта. Никита развернул ее и долго осматривал, но так ничего и не понял. Он взглянул на чемоданчик, теперь тот был пуст. Никита зачем-то повернул его вверх дном и потряс, что-то загремело внутри. Мальчик еще раз внимательно осмотрел находку. Ручка держалась крепко и не могла греметь. Застежки издавали другой металлический звук. Что-то гремело внутри чемоданчика. Он прощупал дно и нашел в самом шве небольшую атласную петельку. Никита дернул за нее, и бархатное дно чемоданчика выскочило. Внутри лежали два кольца, карманные часы, портсигар, большой медальон с изображением какого-то царя. Никита внимательно изучил каждую вещь в отдельности. На первом кольце была обнаружена запись «Аркадий и Елизавета. Только смерть разлучит нас». На втором кольце надпись «съпасѝ и съҳрани ӎѧ». Карманные часы открывались, внутри на черном бархате позолоченный орел с державой и скипетром внизу, вверху и по бокам только четыре зеленых камушка, вделанных в черный бархат, и две таких же зеленых стрелки, одна большая, другая поменьше. На крышке часов было изображение голубоглазой белокурой девушки и маленькая прядь волос. Вероятно, той самой девицы. Сверху часы были словно мрамор: красные, блестящие, полированные, на золотой, тонкой работы, цепочке. Портсигар был тоже золотым, внутри отделан зеленым атласом. Никита сложил все обратно в чемоданчик, закрыл его. Закрутил шурупчик. Всем этим он займется потом, когда приедет обратно в Севастополь. А сейчас нужно как следует спрятать этот чемоданчик. Мальчик вспомнил про чердак. Точно! Но как только он взялся за ручку, в дверь постучали. Никита замер, кто бы это мог быть. Тетя Зина никогда не стучит. Мама? Еще бы она стучала! Больше к ним никто не ходит. Мальчик с ужасом услышал, как кто-то возится с замком. Никита глянул в окно: на заднем дворе в высоких зарослях лопуха, полыни и амброзии стояла двуколка монаха. Никита открыл форточку и выкинул туда чемоданчик. Замок поддался, дверь открылась. Никита мягко приземлился рядом с чемоданчиком. В дом вошли. Никита, пригибаясь под окнами, выскочил на двор тети Зины. Быстро забравшись на мохнатую высокую сосну, Никита стал наблюдать за домом. Монаха все не было, через полчаса он вышел. Быстро прошел в маленькую сараюшку и вытащила оттуда лестницу. Откуда этот посторонний человек знает, где у них лестница. Старик забрался на чердак. Там он пробыл чуть более получаса. Спустившись и убрав лестницу, монах, осмотревшись по сторонам, сел на бричку и поспешно уехал. Пораженный Никита слез с дерева. Определенно, он искал чемоданчик, или то, что в нем лежит. А лежит там, по сути, немало.
Мальчик направился к пристани. Было решено спрятать чемоданчик в Севастополе, где у Никиты был собственный тайник под подоконником за грядушкой кровати. Теперь самое главное опередить маму и приехать быстрее нее. Никита успел.
Вечером он спросил у тети Зины:
– Скажи, а далеко до монастыря отсюда?
– Нет, пешком полчаса.
– А мне тот дедушка сказал, что день пути.
– Это он тебя в объезд повез, мимо пещерного хода. Специально, чтоб ты не ходил к развалинам. Он всегда так делает.
– Что же он там прячет?
– Наверное, то, что уцелело после пожара.
– А я сегодня его видел.
– Кого? Монастырь?
– Нет, монаха. Он приходил к нам сюда, домой, и лазил на чердак. Теть Зин, скажи, откуда он знает, что лестница стоит в сарае?
Соседка оторопело смотрела на мальчика. Потом медленно покачала головой:
– Н-не знаю.
– Он тут, видимо, часто бывал. Ты не знаешь, это шаманка твоя дружила с монахами?
– Наверное.
В дом вошла Татьяна, она только с работы, пыльная, уставшая, но оживленная и радостная.
– Никитка, сынок, завтра едем папку встречать, а потом в Енисейц к бабушке!
– Ура! – заорал Никита и повис на шее у матери.
ГЛАВА 5
Смоленск. Митяева
Казалось, совсем недавно вернулась Митяева из экспедиции, а уже успела написать отчет и подготовить доклад к началу нового учебного года, сдать находки в музей. И теперь Ленка жила в небольшом дачном поселке под Смоленском, дожидаясь брата Женьку.
Женька обрабатывал пленку со своим фильмом. Мать с мужем остались в Смоленске. Так что Ленка наслаждалась одиночеством. Она запретила себе писать и читать. Целыми днями пропадала то на огороде, то в лесу. Крутила помидоры, огурцы, мариновала грибы и варила варенье.
Все чаще мыслями Ленка возвращалась в Енисейц. Она по памяти восстанавливала свой дом, двор, образ своего отца, Лебедевых Марью Тихоновну и Дмитрия Степановича, всех сестер Сковородниковых, их непоседливую мамашу, мишка Мейдзи сразу всплывал вместе с воспоминанием о свадьбе Лешки Адрианчук и Верочки Алмаз. Где впервые родители Адрианчук признали Любашу своей невесткой, а их сына своим внуком.
Но чаще всего всплывала огненным пятном в памяти Ленки та роковая ночь, когда она потеряла двух любимых и дорогих ей людей: своего отца Митяя и единственного Петьку Дегтярева. После этой страшной ночи Ленка перестала быть той вспыльчивой хохотушкой. Ей больно было видеть свой дом, свою улицу, своих соседей, своих односельчан, родную широкую реку Сибири. Она вынула осколки своей души, всего своего внутреннего мира и оставила там. А сама уехала с холодным сердцем и пустотой внутри.
С этого момента жизнь потеряла вкус. Не обрадовалась она поступлению в МГУ на археологический факультет, ни его окончание. Как бы между прочим она получила хорошее место в городе у матери, работа от головного вуза не приносила удовлетворение. Деревянной походкой шагала она по
